Тень Камбера, стр. 74

— Да, но это обнаружилось не так давно. Я не получил достаточной подготовки.

— Может, ты Целитель — как Дункан, — сказал Келсон. — Может, ты сможешь вылечить меня.

— Келсон, я не осмелюсь.

— Но ты же сказал, что уже справился с моей головой, там, где череп был вдавлен.

— Нет, я совершил физическую манипуляцию своей ментальной силой, подобно открыванию замка без ключа. Между этим и Целительством большая разница.

— Наверное, — В любом случае, раз ты теперь снова встаешь на ноги, нам нужно двигаться вниз по течению. Мы не можем оставаться тут вечно.

Келсон в задумчивости посмотрел на сапог Дугала, привязанный к лодыжке нарезанными из ткани полосами.

— А ты можешь идти?

— Справлюсь, — Дугал сморщился, поднимаясь на ноги и тяжело опираясь на палку. — Уверен, перелома нет. По крайней мере, тогда бы были другие ощущения.

— Ты хочешь сказать, что не смотрел ее?

— Я боюсь снять сапог, — ответил Дугал, подавая Келсону руку, а другой продолжая опираться на палку. — Хотя я довольно хорошо чувствую сквозь кожу.

Я порвал несколько связок, но они заживают. Опухоль уже спадает.

Дугал сунул в костер палку, чтобы использовать ее как факел, а Келсон выбрал себе еще одну, толстую, чтобы опираться на нее. Дугал перекинул через плечо седельные вьюки, а Келсон взял флягу.

Однако даже она вскоре оказалась слишком тяжелой ношей для короля. Хотя Келсон думал, что они шли несколько часов до первого привала, Дугал знал: они были в пути гораздо меньше. В любом случае король очень устал. Дугал должен был дать ему поспать несколько часов перед тем, как он снова соберется с силами, чтобы продолжить путь. Дугал не знал, сколько они, вообще, смогут пройти.

Они то шли вдоль несущейся в темноте воды, то останавливались и засыпали от усталости, а шум воды действовал так убаюкивающе, что они практически сразу же погружались в глубокий сон без сновидений. Затем пространство над ними увеличилось и они вышли в огромную пещеру, настолько высокую, что не могли видеть ее потолок, даже когда Дугал, создав магический огонь, послал его вверх.

Казалось, тьма еще больше сгущалась по мере того, как они шли дальше вдоль реки. Ветки, используемые для факелов, теперь встречались все реже и реже, поэтому в конце концов Дугалу пришлось подбирать подходящие ветки, когда они попадались на глаза, и нести поверх седельных вьюков.

Глава восемнадцатая

В Ремуте удача по-прежнему оставалась на стороне Конала. «Припадок» Нигеля именно так и был воспринят, когда в королевские покои вначале ворвалась стража и слуги, затем обезумевшая Мерауд и, наконец, целая толпа лекарей, склонившихся над распростертым телом короля. Конала только вначале спросили о том, что произошло, а затем больше никто не обращал внимания на явно пришедшего в отчаяние принца. Да и он постарался не попадаться никому под ноги.

Арилан явился немного позднее, но он не был лекарем, а Коналу к тому времени вполне удалось даже в собственном сознании изображать невинность и изумление от случившегося. Поэтому епископ-Дерини не получил ни одной подсказки относительно того, что произошло на самом деле. Конечно, никто другой тем более был не в состоянии определить правду. К сумеркам состояние Нигеля стабилизировалось, но он не вернулся в сознание.

— Он слишком много работал после того, как мы принесли известие о смерти Келсона, — сказал Конал отцу Лаелу, когда последний наконец отошел от королевской постели. Он оказался первым, кто вспомнил о королевском наследнике. — Я говорил ему, что следует больше отдыхать. И он очень беспокоился насчет этих писем, которые требовалось рассылать баронам. Сама процедура приводила его в еще большее отчаяние, постоянно напоминая о случившемся.

Конал указал рукой на стол у окна, где лежали временно забытые письма, и Лаел посмотрел в ту же сторону.

— Он работал над ними, когда случился припадок? — уточнил Лаел.

Конал кивнул.

— Это письма, объявляющие о его восшествии на престол. Он уже подписал их, когда я вошел, и я решил помочь скреплять их печатью. Но все пошло наперекосяк. Он ведь никогда не хотел быть королем и не готовился им стать. Наверное, архиепископ Кардиель рассказывал, какие усилия пришлось приложить совету, чтобы получить его согласие на объявление его королем прямо сейчас. Но сам-то он хотел ждать целый год и один день, как и для коронации. Он жаловался мне на это, когда…

Конал замолчал, из его горла вырвалось рыдание, и он спрятал лицо в ладони, изображая скорбь. Лаел сочувственно положил руку ему на плечо.

— Тебе тоже тяжело, да, сын мой? — тихо спросил Лаел. — Тебе, наверное, лучше поспать. Сейчас ты ничем не можешь помочь отцу. Или я, или кто-то еще из врачей посидит рядом с ним всю ночь.

Конал сглотнул слезы и покачал головой. Он должен был оставаться рядом — на тот случай, если у кого-то вдруг возникнут подозрения и ему потребуется защищаться.

— Не думаю, что сейчас засну.

— Я дам тебе снотворное.

— Но.., если он позовет меня?

— Чушь, — сказал Лаел. — Лаже если он ночью и придет в сознание — в чем я сомневаюсь — ты ничего не сможешь для него сделать. Более того, мне кажется, ты сам еще не отошел от потрясения.

Конал попытался возражать, но затем резко замолчал и покачал головой. Теперь он стал прикидывать, не лучше ли, если люди будут думать, что он спит. Ведь таким образом он обезопасит себя от возможных опасных вопросов. На самом деле, постель может этой ночью оказаться самым подходящим местом для него, но он сомневался насчет снотворного — ведь ему может потребоваться использовать все свои возможности, а времени отойти от снадобья не будет.

— Я.., возможно, вы правы, отче, — произнес он почтительно и используя все свое обаяние, свойственное Халдейнам. — Несомненно, вы правы. Я ведь ни разу как следует не спал с тех пор, как случилось несчастье.

— Ну, тогда давай посмотрим, что можно сделать, чтобы по крайней мере этой ночью ты как следует отдохнул, — ответил Лаел. — Утром мы гораздо точнее сможем сказать, как будет меняться состояние твоего отца. И для тебя гораздо важнее быть отдохнувшим и иметь светлую голову утром, а не сейчас. Если это до тебя еще не дошло, то ты будешь королем, если Нигель умрет. И даже если он останется жить, ты будешь регентом до его выздоровления — если он вообще поправится.

— Вы хотите сказать, что он навсегда может остаться в таком состоянии? — прошептал Конал.

— Может. Вероятно, до самой смерти. Мне очень жаль, Конал. Я был бы рад сказать тебе что-то более утешительное.

Конал испытал угрызение совести, но ненадолго: его быстро затмило чувство удовлетворения. На самом деле, он никогда не желал зла своему отцу, но он также не хотел отвечать за смерть Тирцеля. Он не намеревался совершить ни то, ни другое злодеяние, но не мог заставить себя сожалеть о них. Более того, что сделано, то сделано, а перспектива стать регентом и, в конце концов, королем была слишком соблазнительной и волнующий.

— Наверное, я все-таки приму снотворное, о котором вы говорили, отче, — прошептал Конал, заставляя себя посмотреть на Лаела грустными глазами, словно бы смирившись с ситуацией.

— Вот и отлично, — ответил Лаел. — Но вначале тебе нужно лечь. Думаю, ты лучше всего отдохнешь в своей комнате.

Без дальнейших возражений, внешне покорный Конал отвел Лаела к себе в покои, молча разделся, пока священник смешивал зелье, достав какие-то ингредиенты из своей медицинской сумки. Но вместо того, чтобы сразу же лечь в постель, принц надел халат и отправился к аналою, стоявшему у стены рядом с дверью, изображая беспокойство.

— Поставьте его, пожалуйста, на тумбочку у кровати, отче, — тихо сказал Конал, оборачиваясь на священника. — Я немного помолюсь перед сном.

— Конечно, — кивнул Лаел, выполняя просьбу. — Ты хочешь, чтобы я помолился с тобой, или предпочтешь побыть один?