Тень Камбера, стр. 108

«Нет, невозможно, на таком расстоянии, сквозь такую толщу скал», — ответил Дугал, быстро блокируя обрывки воспоминаний, прорывавшиеся через установленный канал связи, поскольку не хотел знать деталей. Но у Дугала имелись кое-какие собственные наблюдения. Он видел, как сразу же после полуночи брат Майкл и Ридиан тихо удалились еще другую дверь, находившуюся рядом с той, за которой исчез Келсон. На их исчезновение практически никто не обратил внимания: паства дремала. Майкл вернулся практически сразу же, а Ридиан нет. Она появилась только примерно через час. Дугал задумался, не оказался ли «сон» Келсона более реальным, чем он сам подозревал. Может, это была какая-то форма сексуальной инициации, облаченная в забытье под влиянием дурманящих испарений.., нечто вроде ритуального бракосочетания освященного короля с родной землей в лице Ридиан, как это порой было заведено в древние времена у предков тех горцев, что спали сейчас у второго костра. Келсон, возможно, даже не слышал про такие традиции, но Дугал о них знал, ведь вырос на легендах и сказаниях приграничья. очень похожих на мифы горцев, так долго живших в отдалении от прочих народов.

Но он ничего не сказал Келсону. У того и так разбились все надежды, когда король узнал о браке Росаны с Коналом. И если признаться ему сейчас, что ночные грезы могли быть вызваны реальной женщиной из плоти и крови, это причинит Келсону боль, которую он может не выдержать после всего случившегося.

Поэтому Дугал спрятал свои подозрения за особыми защитами, которые создан после того, как исцелил Келсона и они с королем осознали необходимость всегда держать некоторые вещи при себе.

Келсон не мог не уловить, что Дугала пытается что-то скрыть от него, но решил, что друг попросту не желает вторгаться в подробности его видений.

Келсон тоже отправил эти воспоминания поглубже, куда никто другой никогда не проникнет. Наконец он откинулся на спину со вздохом.

«Прости, что у меня это вырвалось, в самом начале, — послал он импульс через несколько секунд. — Не хотел тебя беспокоить. Мне придется решать этот вопрос самому, когда вернемся. Ведь, в конце-то концов, она была уверена, что я мертв.»

«Да, конечно, все так и было, — ответил Дугал. — Ты хочешь, чтобы я помог тебе заснуть?»

"Нет, я спал прошлой ночью, и куда крепче, чем хотелось бы, — пришел ответ Келсона. — А ты сам как?

Может, это мне нужно помочь тебе?"

Это предложение было самым приятным из всех, что слышал Дугал за последние несколько дней, так что он с радостью согласился, поскольку это означало отсутствие сновидений. Аугал благодарно вздохнул, когда рука Келсона легла ему на лоб. Следующим, что он увидел, был солнечный свет, бьющий ему в глаза, и тут же ощутил запах жареного мяса, от которого и проснулся окончательно. Впервые за много недель он по-настоящему отдохнул.

Глава двадцать седьмая

Отвратительная погода и труднопроходимые горные дороги сильно задержали путешественников, так что Келсону со свитой потребовалось почти четыре дня, чтобы добраться до Валорета. Оказавшись там, Келсон решил подзадержаться еще на пару дней, чтобы выяснить, что решил синод, перед тем как перенестись в Ремут через Портал. Теперь, учитывая трудности, с которыми готов был столкнуться король после возвращения в столицу, для него еще важнее стало окончательно прояснить вопрос с Дунканом. То, что он объявится в Ремуте чуть позже, ничего не изменит в их грядущей схватке с Коналом.., если принц, и правда, повинен во всех этих преступлениях. Все равно возвращение короля станет для него неожиданностью, ведь даже если гонцы будут скакать день и ночь без отдыха, они не смогут добраться до Ремута раньше, чем на второй день Пасхи. Сам король намеревался появиться в столице днем раньше, решив, что Пасха — самое подходящее время для возвращения из могилы. К сожалению, Конал, вероятно, не сумеет уловить всей иронии ситуации.

Тем временем епископы продолжали заниматься свои труды, как было намечено еще в самом начале Великого Поста, несмотря даже на то, что Кардиель с Ариланом вернулись в столицу в роли советников, и Браден также ненадолго уезжал в Ремут, чтобы присутствовать на торжественном провозглашении Конала королем. Однако примас вернулся в свою епархию к страстной неделе и оказался свидетелем того, как Келсон въехал в городские ворота Балорета в великий четверг, удивительным образом живой и невредимый.

Соборные колокола трезвонили несколько часов кряду, возвещая праздник, напрочь презрев всю традиционную суровость последних предпасхальных дней. В полдень епископы собрались в быстро заполнившийся собор, чтобы провозгласить радостное «Те Deum», с благодарностью за счастливое возвращение короля. До конца дня было дозволено даже несколько отступить от обычных ограничений в пище, чтобы вечером устроить скромный пир в трапезной архиепископа, хотя Келсон и сопровождавшие его друзья решили не особо предаваться чревоугодию.

Келсон в тот вечер ничего толком не узнал, потому что пришлось снова и снова пересказывать свою историю по очереди всем епископам и другим священнослужителям, а потом он рано лег спать, чтобы как следует отдохнуть к завтрашнему дню.

Но следующим утром, после обязательных церемоний страстной пятницы, когда город оправился от первого шока, король собрал епископов в здании капитула, где он несколько недель назад обращался к ним, и попросил отчитаться о достигнутом. Он был рад узнать, что они многое успели сделать, несмотря даже на его предполагаемую гибель.

Во-первых, были заполнены все ранее вакантные места в епархиях, и назначенные ожидали только королевского одобрения, которое Келсон с радостью дал. Также были избраны шестеро новых странствующих епископов, чтобы свободно перемещаться по королевству. Оставалось заполнить четыре вакансии — после подбора подходящих кандидатур. Это Келсон тоже одобрил. За канонизацию покойного епископа Меарского, Генри Истелина, священнослужители проголосовали единогласно. Официально о его новом статусе объявят позднее.

И, самое важное, по мнению Келсона, — завершилась большая часть подготовительной работы для пересмотра Рамосских Уложений. Половину страстной пятницы Келсон провел вместе с Морганом, Дунканом и Дугалом, изучая этот документ, и внес лишь несколько поправок и дополнений, а к заходу солнца объявил, что в общем и целом удовлетворен тем, как подготовлены новые Уложения. А на следующее утро, последнее, что он собирался провести в Валорете, король наконец собрался приступить к самым щекотливым вопросам.

— Не могу даже сказать вам, как я доволен вашей работой за последний месяц, господа, — сказал он собравшимся епископам на закрытом заседании, где из светских лиц были только он сам, Морган и Дугал. — Мне не хотелось бы накликать на себя настоящее несчастье, но, возможно, моя «смерть» не оказалась на самом деле так ужасна, если в память обо мне вы смогли столько сделать, Он поднял руку, призывая к тишине, когда услышал их сдержанный нервный смех.

— Однако, если говорить серьезно, — продолжал он, — мне хотелось бы думать о вашей работе, как о памяти живым — потому что вы сослужили службу мне и всему Гвиннеду, нынешнему и будущему, вашими искренними намерениями исправить ошибки, непреднамеренно, а иногда и, к сожалению, намеренно, служившие причиной смерти преданных подданных этой земли на протяжении многих поколений. Судя по вашим предложениям, я надеюсь, что имею право сказать, что вы считаете Дерини полноправной частью многих различных народов, составляющих наше королевство — и не просто потому, что четверо из них сейчас сидят здесь перед вами, а один из них является вашим королем. На самом деле, если бы не эти трое, меня бы сегодня не было здесь с вами.

По аудитории снова пронесся шорох. Он не был окрашен страхом, как часто случалось в прошлом, а только легкой тревогой, что естественно, когда люди думают о чем-то, не слишком хорошо им известном.