Камбер Кулдский, стр. 20

— Он был честен перед собой. — Камбер улыбнулся. — Синхил — священник, он чувствует призвание к этому. И он — хороший священник. При нынешних обстоятельствах он и не мог быть никем другим.

— Джорем это бы понял, а я не понимаю, — упрямо настаивал Райс. — Весь вопрос в том, захочет ли он нарушить обет ради короны. Я уверен, что после соответствующего обучения он вполне способен быть королем. Но захочет ли он? Что для него выше: долг рождения или долг обета? Ему придется делать трудный выбор. Имеем ли мы право предлагать ему этот выбор?

— Нарушить обет и одеть корону? — Камбер вздохнул. — Жениться, произвести наследников, восстановить династию — это для большинства людей радостная задача. Но с Синхилом такого не будет. Боюсь, он — настоящий священник. И хотя мы можем уговорить его покинуть обитель, сбросить монашескую одежду, выйти в мир, жениться и надеть корону предков, — а я уверен, что мы это должны сделать, — он никогда не будет счастливым человеком, по-настоящему счастливым. Мы даже не имеем права предоставлять решение ему самому, если есть хоть малейший шанс, что он может отказаться. Синхил Халдейн должен стать королем.

— Но…

Райс положил локти на стол и, опустив на руки голову, погрузился в раздумья.

Камбер долго молчал и наконец спросил:

— Ты уверен в этом?

Райс покачал головой.

— Мы так мало знаем о нем. А что если мы ошибемся?

— Ошибиться могу только я. — Камбер хмыкнул. — Ведь вы с Джоремом уже решили выступить против тирании, свергнуть злого короля и восстановить истинного наследника трона.

Райс улыбнулся, несмотря на усталость, но затем снова стал угрюмым и посмотрел на Камбера.

— Я знаю. И ты, конечно, прав. Синхил обладает слишком большим потенциалом, так что мы должны попытаться посадить его на трон. Но цена…

— Она будет высока для всех нас. — Камбер кивнул. — И смерти крестьян — это не последние смерти, не окончательная цена, которую нам придется платить, И даже если нам удастся вытащить Синхила из святого Фоеллана, нам еще надо будет убедить его в том, что только он сможет нанести успешный удар.

Райс только кивнул в знак согласия и начал готовить себе постель. Но сон не шел к нему в эту ночь. Дневное напряжение истощило его и физически, и психически. Еще долго после того как глубокое, ровное дыхание Камбера возвестило, что тот уснул, Райс лежал на спине, глядя на темный потолок и слушая звуки, доносившиеся снизу из таверны, завывание ветра за ставнями.

Он продолжал думать о тех частях разума Синхила, которые он не смог исследовать: они находились за такими мощными непроницаемыми защитами, проникать за которые он не решился, боясь, что будет обнаружен. Он никак не мог предположить, что у людей могут быть такие защиты.

Знает ли Синхил, кто он в действительности, и задумывался ли он когда-нибудь над тем, что он — наследник рода Халдейнов и короны Гвиннеда, узурпированной жестокими Фестилами — королями Дерини.

ГЛАВА VIII

Жесток гнев, неукротима ярость, но кто устоит против ревности? [10]

Имре Фестил упражнялся в фехтовании на тренировочном дворе королевского дворца в Валорете, под бдительным оком наставника. По периметру площадки толпились приближенные, криками выражая свое восхищение и помогая владыке советами. Однако присоединиться к королю никто не решался: за малейшую оплошность можно было угодить в опалу.

Все знали, как не любит Имре, когда при нем обнажают оружие — даже люди, не раз на деле доказавшие свою преданность королю. Лишь немногие имели на это право — Армах и Селкирк, его учителя фехтования, и еще горстка избранных. Имре мог счесть изменой и попыткой покушения обнаженный клинок, даже если несчастный придворный желал лишь поупражняться в фехтовании. При малейшем намеке телохранители готовы были броситься на помощь своему господину, атаковав незадачливого партнера по тренировке.

Так что уроки фехтования были для свиты нелегким испытанием.

К тому же, Имре не слишком хорошо владел мечом. Хрупкое телосложение мешало овладеть этим искусством, да и не слишком-то оно и привлекало короля. Наставники весьма средне оценивали его способности и давно отчаялись сделать из правителя истинного бойца.

Однако одолеть его в бою было непросто. Часто бывало, что противник, обманутый неуклюжими маневрами короля, расслаблялся и получал удар, который в настоящем бою мог оказаться и смертельным. И хотя телохранители были все время рядом, тем, кто знал короля, было ясно, что Имре не привык полагаться на посторонних, чтобы защитить себя от возможных убийц.

Любимым оружием Имре был вовсе не меч, а небольшой кинжал. И в этой смертельной игре даже учителя должны были признать, что король очень опасен. Армах, который сегодня руководил занятиями Имре, уже получил рану в предплечье.

Имре, закончив работу, повернулся, отсалютовал учителю и, отойдя в центр площадки, стал поправлять сбившуюся одежду.

Селкирк, ожидавший на краю площадки, воспринял это как сигнал для него и вышел на поле. Он был одет в полные доспехи, кольчугу и шлем. Опустившись перед королем на колено, он протянул свой меч рукоятью вперед: так, по обычаю, он просил разрешения скрестить оружие с королем.

Имре засмеялся, опустил забрало и слегка притронулся к шлему Селкирка, что означало согласие на бой. Затем он отсалютовал свите, которая тут же разразилась рукоплесканиями. И вот он и Селкирк уже кружили друг возле друга, осторожно выбирая мгновения для удара. Все замолкли, когда начался поединок.

Катан Мак-Рори был среди придворных, ожидая, когда король освободится. Это было первое появление Катана у короля после уже упомянутых событий. Хотя он и приходил во дворец каждый день после своего возвращения в Валорет, его до этого дня к королю не приглашали, у Имре были вполне понятные причины избегать встреч со своим прежним фаворитом.

Но сегодня все было иначе. Катан присутствовал в королевской часовне на утренней службе, полностью уверенный, что король проигнорирует его, как это было три предшествующие недели, но когда король вышел от своего духовника, он направился прямо к Катану, тепло обнял его и сказал, что ему не хватало друга все эти дни. Имре сказал, что он понял поведение Катана в случае с заложниками, им руководил долг перед отцом, а не неприязнь к королю. И он, Имре, был совершенно не прав в том, что отдалил от себя своего друга Катана только за то, что тот выполнял свой сыновний долг.

Сможет ли Катан простить его?..

Катан мог. Он был потрясен этим публичным покаянием короля, и ему ничего не оставалось, как возобновить дружеские отношения с ним. Несмотря на все промахи Имре, Катан все еще с обожанием относился к нему. Приглашение на тренировочные занятия Имре было еще одним доказательством того, что все забыто.

Теперь Катан стоял на почетном месте рядом с личным слугой Имре. В его руках была королевская чаша с вином и полотенце. Он улыбнулся и ободряюще кивнул, когда королю удалась сложная комбинация в бою с Селкирком.

Джеймс Драммонд и Гвейр Арлисский вежливо захлопали. Их лица совершенно не отражали их истинные чувства относительно утренних событий.

Катан решил игнорировать враждебные взгляды, которые непрерывно ощущал на себе.

Главным источником этих взглядов был Коул Хоувелл, величественно возвышавшийся между Молдредом и Сантейром, именно Коул занял место Катана возле Имре в последние недели, и теперь ему грозило отдаление от короля, если Катан снова станет фаворитом.

Через некоторое время Коул подозвал слугу и стал с его помощью натягивать доспехи, что-то сказав своим компаньонам, которые фыркнули и посмотрели на Катана.

Поединок короля уже подходил к концу, когда Коул взял щит и меч и вышел на поле.

— Сир, я не хочу обидеть мастера Селкирка, но он сегодня явно не в лучшей форме и не может оказать достойное сопротивление Вашему Величеству. Я, конечно, не могу сравниться в искусстве с вами, сир, но осмелюсь предложить вам более энергичный бой.

вернуться

10

Притчи 27:4