Судьба попугая, стр. 51

— Страшная песня… — проговорил Марк Иванов. — Просто страшная!

И мотнул головою, словно прогоняя видение.

— И места страшные, — добавил Добрынин. — Я там был… Сколько там наших замерзло… Жутко вспоминать.

Снова сумрачное молчание повисло над столом, но в этот раз тишину нарушила бабка Пилипчук.

— Че, чай нести? — крикнула она от печи.

— Давай! — скомандовал ей партсек, — Да-а… — выдохнул тяжело Парлахов. — А ведь действительно, сколько наша Родина сыновей потеряла! Лучшие люди… Ай…

Напряжение снова разрядила бабка Пилипчук. Не слушая, о чем за столом говорят, она суетливо поставила напротив каждого по железной кружке и стала обходить всех по очереди с блестящим медным чайником.

Попугай, увидев пар над кружкой своего хозяина, подошел к кружке и прильнул к ней боком. Видимо, захотел погреться.

Глава 26

Майский дождь лил за окном, а директор школы Банов сидел в своем кабинете и пил чай. Пил чай и просматривал принесенную на утверждение завучем Кушнеренко внеклассную программу школы. Взгляд пробегал по сухим рубленым строчкам: «посещение кинотеатра», «посещение музея», «встреча с первым колхозником» и тому подобное. Вдруг одна строчка привлекла к себе внимание директора.

— «Посещение Мавзолея», — прочитал Банов, и губы его скривились.

Отложил программу и задумался. Кремлевского Мечтателя вспомнил, пропавшего друга своего — Карповича — вспомнил, и об оставленном на холме внизу портфеле вспомнилось ему тоже. Заиграл пальцами по столу, занервничал.

На окно посмотрел. Потом на календарь на стене.

Глотнул из кружки под остывшего чаю.

Какая-то сила переворачивала его мысли и заставляла одну и ту же мысль теребить ум по нескольку раз.

«Надо спуститься за портфелем! — заунывно повторяла эта мысль. — Может, там и Карповича найдешь! Может, он там остался…» Чтобы как-то совладать с собой и с мыслями своими стукнул Банов кулаком по столу, посмотрел на часы и встал решительно из-за стола.

Набросил темно-синий плащ-палатку и, никому ничего не говоря, не расписавшись на внеклассной программе, вышел из кабинета.

Дождь лил беспрестанно, по-ударному.

В Даевом переулке было безлюдно, и даже машины не ездили. Но когда вышел Банов на Сретенку, то там уже и люди появились, и машины. Пришлось идти, прижимаясь к стенкам домов, чтобы брызги и грязь, летевшие из-под колес машин, не попадали на плащ-палатку.

Какая сила его вела? Куда? Он словно и не понимал этого, быстро шагая по мокрым тротуарам, не глядя под ноги и не обращая внимания на усилившийся дождь.

Вышел на Красную площадь. Даже будто и не вышел, а вынесло его невидимым потоком к Лобному месту, где Банов на мгновение остановился возле знакомого постового милиционера, поздоровался с ним кивком головы и, даже ни слова не сказав и не успев услышать задуманный милиционером вопрос, понесся Банов дальше к кремлевским воротам, провожаемый удивленным и чуть-чуть обиженным взглядом милиционера, переживавшего в этот момент настоящий голод по простому человеческому разговору.

Нашел знакомое приземистое одноэтажное зданьице, спрятавшееся за голубыми кремлевскими елками, зашел в открытые двери и, не встретив никого по пути, стал спускаться по ступенькам узкого подземного туннеля, по которому только два раза до этого и проходил.

Остановился на секунду у шахты почтового лифта. Было тихо. Видно, лифт в этот момент не работал.

И пошел Банов дальше вниз по ступенькам.

Полчаса шел.

Наконец, открыв двери, оказался в знакомой просторной комнате без мебели, разве что один стул стоял в комнате, а на стенах плакаты висели.

Открыл еще одни двери и оказался на пороге низенького одноэтажного домикаблизнеца, такого же, какой прятался за елками в Кремле.

Светило солнце. Пели птицы. И от порога веером разбегались по траве хорошо протоптанные тропинки. А впереди зеленел лес, и высились по бокам лысоватые холмы, и то ли заяц, то ли другой зверь бежал по траве, подпрыгивая.

Дух захватило у Банова. Застыл он на пороге и дыхание затаил, тишину слушая. И та невидимая и неведомая сила, примчавшая его сюда, всю дорогу толкавшая в спину, исчезла вдруг, и он снова был самим собой. Вот от этого, должно быть, и появился в нем некий испуг.

«Что делать?» — спросила его собственная беспомощная мысль.

— Что делать? — заторможенно повторил он шепотом и огляделся по сторонам.

Откуда-то донесся чей-то голос, и Банов отбежал за угол дома и притаился там.

— Что делать? — повторил он снова.

Зачем он сюда примчался? За портфелем? Да. А еще хотел Карповича найти. А что делать теперь?

По одной из тропинок к дому лениво шли двое солдат. У одного в руке была корзинка.

— Белые, говорил! — усмехнувшись, говорил тот, что шел с пустыми руками. — Где там белые? Грузди да подосиновики!

— Ну а чем плохи грузди и подосиновики? — спрашивал второй. — Ты маринованные грузди ел когда?

— Ну ел…

Они поднялись на порог и вошли в дом. Снова стало тихо и спокойно в природе. Только на душе у Банова было муторно. Мысли кололись, как еловые иголки. Банов поеживался.

— Ладно, — решил он наконец. — Пойду отыщу портфель и попробую назад, наверх подняться.

И мягкими шагами пошел Банов по той тропинке, которой, как казалось ему, шли они вместе с Карповичем и Кларой в гости к Кремлевскому Мечтателю. Где-то там же, недалеко от его шалашика на соседнем холме он и оставил свой коричневый портфель.

А узенькая тропинка виляла и вела дальше сквозь орешник, вниз по холму, мимо овражка, по деревянному мостку через речушку и дальше, пока Банов вдруг не остановился, увидев меж еловых ветвей шалашик и самого Кремлевского Мечтателя в том же выбранном Кларой костюме, разводившего костер.

Медленно приблизился Банов к шалашику. Все под ноги глядел, чтобы не наступить на какую-нибудь случайную ветку — не хотел он испугать старика. Но старик слух имел хороший, и когда остановился Банов за шалашиком, думая, что удалось ему незамеченным приблизиться, Кремлевский Мечтатель крикнул отчего-то веселым голосом:

— Ну что вы там, голубчик, прячетесь? Думаете старого конспиратора провести? Не выйдет! Выходите!

Банов сразу обмяк как-то, вышел из-за шалашика. К только что занявшемуся огнем костерку подошел.

Старик сидел на небольшой колоде у самого костра.

— Вы садитесь, голубчик, садитесь! —пригласил он. Банов постелил на траву плащ-палатку и уселся. А Кремлевский Мечтатель разглядывал пришлого пристально.

Потом сказал:

— А я вас, случаем, не знаю?

— Да мы тут были как-то с товарищем Кларой, — признался Банов.

— А! Как же, помню-помню! — пуще прежнего обрадовался старик. — Ну а сейчас как вас сюда занесло? Банов смотрел на разгоравшийся костер.

— Я тут в прошлый раз портфель оставил… дождь шел, вот пришлось убегать… И забыл его. А еще товарищ мой пропал… Тот, который нас сюда приводил…

Лицо Кремлевского Мечтателя стало задумчивым. Он поднялся, сходил в шалашик и вернулся с бановским коричневым портфелем.

— Этот, что ли? — спросил он.

Банов аж поднялся на ноги — так удивился.

— Да, — сказал он. — Этот. Там еще бумаги школьные были…

— Бумаги, голубчик, я сжег, — признался Кремлевский Мечтатель. — А портфель, вы уж извините, присвоил. Мне он очень даже пригодился, я в нем корреспонденцию храню… Вы не против?

Банов пожал плечами.

— Нет, пожалуйста, — сказал через минуту. — Я ведь собственно не за портфелем спустился. Мне больше узнать хочется, куда мой друг Карпович пропал…

Где-то рядом раздался треск веток, и Банов испуганно оглянулся.

Старик вытащил из карманчика жилетки часы на цепочке, раскрыл их.

— Обед солдат несет, — сказал Банову. — Вы пока в шалаше спрячьтесь!

Банов забежал в шалаш и притаился там, прильнув глазом к щелочке, сквозь которую и старик был виден, и костер.

На полянку вышел солдат с трехэтажным обеденным судком.