Пикник на льду (Смерть постороннего), стр. 28
– Ключи… – подумал Виктор.
Поднялся, вышел в коридор и проверил дверь – закрыта. Вернулся.
Мысль о замене замка его успокоила. Замки уже давно были ходовым товаром. Можно было купить замок с сигнализацией, с кодом, с электрическим блокиратором… Можно будет купить даже два замка с секретами, которые будут надежно охранять его квартиру, его личную жизнь и сон…
Успокоившись, он сварил кофе для Нины и уже выносил его в коридор, когда столкнулся с ней в дверях. На Нине был его халат.
– А я как раз тебе кофе сварил, – сказал он.
– Спасибо, – улыбнулась Нина, взяла чашечку и села за стол.
– Витя, – она посмотрела на него полусерьезно-полупросительно. – Я хотела сказать… – она замялась, словно подбирая слова. – Ну насчет нас… Как-то получилось, что мы с тобой вместе…
И она замолчала.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Виктор. Возникшая пауза заставила его занервничать.
– …я про зарплату… – наконец продолжила Нина. – Мне очень важно получать деньги… за Соню…
– Конечно, будешь получать… – удивился Виктор. – А почему ты подумала об этом?
Нина пожала плечиками.
– Понимаешь, как-то неловко, ведь мы с тобой теперь как бы… вместе.
И одновременно я у тебя работаю…
Виктор снова почувствовал тяжесть в голове, тяжесть, которая только-только исчезла после первой чашки кофе.
– Все в порядке, – сказал он Нине, но на его лице уже не было улыбки.
– Не беспокойся… Это не я тебе плачу, это деньги Сони… ее отца…
Нина сидела, сама смутившись от разговора. Смотрела на стол перед собой, на чашку с кофе.
– Успокойся, – Виктор поднялся, подошел к ней и погладил ее мокрые волосы. – Все в порядке…
Она кивнула, не глядя на Виктора.
– Я сегодня приду поздно, – сказал Виктор. – Никому не открывай. А это тебе вперед… – он положил перед ней две зеленых сотки и вышел из кухни.
53
Побродив недолго по городу, Виктор сел на метро и приехал в Святошино. Февраль после нескольких, видимо случайных оттепелей, снова засуровел. Светило солнце, сверкал под ногами снег и руки мерзли в карманах короткой дубленки. Правая рука сжимала в ладони холодную связку ключей от квартиры Пидпалого.
Дорога от метро до дома, где жил старик, заняла в этот раз минут десять – видимо холод подгонял Виктора. Не мешкая перед дверьми, Виктор быстро вошел в квартиру. Постучал ногами по полу в коридоре, струшивая с сапог снег. Прошел на кухню. Там было чисто и только воздух – одновременно сырой и спертый – сразу напомнил о том дне, когда вызванная Виктором скорая увезла отсюда Пидпалого. Увезла навсегда.
Воздух защекотал в ноздрях и Виктор чихнул.
– Лучше было бы ему умереть дома, – подумал он, глядя на старую кухонную мебель, на остановившиеся настенные часы, на терракотовую пепельницу на подоконнике, которую старик видно никогда не использовал, то ли забыв о ней, то ли из бережливости.
Прошел в комнату. Вокруг широкого круглого стола так же стояли старые стулья. Люстра с пятью матовыми плафонами свисала с середины потолка.
Напротив входа в комнату стоял комод, на котором ближе к стенке громоздились друг на друге три книжные полки. Фотографии и газетные вырезки заслоняли корешки книг. На стенах тоже висели фотографии в рамках – от них веяло прошлым. Вся обстановка квартиры принадлежала другой эпохе.
Виктор вспомнил квартиру своей бабушки, воспитывавшей его после того, как его родители развелись и разъехались в разные стороны. Та квартира в старом доме на Тарасовской тоже была в чем-то старомодной, но тогда Виктор об этом не задумывался. Там тоже стоял комод, только поменьше этого. На комоде – стеклянная горка, где бабушка выставляла напоказ свою гордость – фарфоровые вазы, которыми ее награждали на работе за очередные достижения.
Этих ваз было пять или шесть и на каждой из них аккуратно, золотыми чернилами были выведены ее фамилия и инициалы, дата и краткое объяснение «за что». И такие же фотографии в рамках – та же эпоха, то же недавнее, но такое уже далекое прошлое, прошлое страны, которой уже нет.
Виктор подошел к комоду. На фотографиях, заслонявших корешки книг, узнал Пидпалого – вот Пидпалый с какой-то женщиной на фоне пальм – и внизу надпись «Ялта, лето 1976 г.» Виктор всмотрелся в фотографию – Пидпалому на ней было лет сорок – сорок пять, и женщине с завитыми волосами видимо столько же. На другой фотографии Пидпалый стоял один на краю бассейна, из которого выглядывала голова дельфина. «Батуми, лето 1981» – подсказывала подпись внизу.
Прошлое верило в даты. И жизнь каждого человека состояла из дат, придававших жизни ритм, ощущение ступенчатости, словно с высоты очередной даты можно было оглянуться и, посмотрев вниз, увидеть само прошлое. Ясное, понятное прошлое, поделенное на квадраты событий и линии дорог.
В этой квартире, не смотря на присутствие в воздухе книжной сырости – может из-за первого этажа, Виктор почувствовал себя уютно и защищенно. Эти стены с полинявшими обоями, покрытые пылью плафоны люстры и ряды фотографий словно загипнотизировали его.
Он сел за стол. Опять вспомнил бабушку, Александру Васильевну, когда была она уже старой и выходила с табуреткой посидеть на улице около парадного. «Не дай бог лежать мне парализованной, – говорила она. – Я тебе всю жизнь испорчу, и жены у тебя не будет!» Виктор тогда смеялся, но бабушка, не смотря на всю свою дряхлость, выведала у соседей телефон квартирного маклера и уже через пару месяцев у Виктора была новая двухкомнатная квартира, а бабушка переехала в однокомнатную хрущовку на первый этаж. И уже в ней умерла, тихо и незаметно. Хоронил ее «Собес», а соседи, собрав по три рубля, купили венок. Обо всем этом Виктор узнал полгода спустя, вернувшись из армии.
Захотелось чаю и Виктор прошел на кухню. За окошком уже темнело. Он включил свет и услышал, как забурчал старый холодильник. Удивленный, Виктор открыл холодильник и заглянул внутрь. Позеленевшая колбаса и открытая банка сгущенного молока. Он достал банку. Нашел в кухонном пенале пачку чая, заварил.
К ощущению уюта, чужого уюта, примешалась тревога. Виктор пил чай и заедал его сгущенкой, затвердевшей от времени. С улицы доносились то разговоры проходивших под домом людей, то шум проехавшей машины.
В горле почему-то першило и Виктор налил себе вторую чашку чая. Выпил и вернулся в комнату. Включил там свет. Заглянул в кабинет, заставленный книжными шкафами и полками. Подошел к письменному столу. Зажег настольную лампу – тоже старую, на мраморной ножке. Сел на стул, обитый черной кожей.
На столе лежали какие-то тетради, записные книжки. Возле лампы Виктор заметил толстый ежедневник и взял его в руки. Пролистал – на страницах метался бисерный спешащий почерк, вразброс лежали бумажки-закладки.
Ежедневник сам раскрылся на одной такой закладке – вырезке из газеты.
Виктор придвинулся поближе к лампе. В вырезке сообщалось о том, что Великобритания подарила Украине Антарктическую станцию. В конце информации ее автор обращался за помощью к потенциальным спонсорам, без денег которых невозможно было отправить украинских ученых в Антарктиду. Тут же приводился телефон для справок и номер банковского счета для спонсорской помощи.
– Зачем Украине Антарктида? – подумал Виктор и пожал плечами.
На этой же странице заметил какую-то квитанцию о почтовом переводе.
Поднес к глазам и ошалел – Пидпалый отправил на этот «антарктический» счет пять миллионов купонов – должно быть все свои сбережения…
Отложив квитанцию и вырезку из газеты на стол, Виктор всмотрелся в записи старика, но смог разобрать только отдельные слова – почерк Пидпалого словно кодировал его записанные мысли, делая их недоступными постороннему.
Опять Виктор ощутил тревогу. И кончики пальцев зачесались, словно от прикосновения к чему-то непонятному, необъяснимому.
Виктор помнил о своем обещании старику. Помнил, но не хотел сейчас об этом думать. И хотя он пришел сюда, не думая о причине, но ведь именно это обещание и привело его в квартиру Пидпалого. И холодные ключи в ладони, спрятанной от мороза в кармане – они вели его сюда, как компас.