Пикник на льду (Смерть постороннего), стр. 10
Виктор тяжело вздохнул, мгновенно почувствовав себя страшно утомленным собственными допущениями.
– Чушь! – прошептал он сам себе. – С чего мужу устраивать обыск в собственной квартире?..
23
День был закончен, как ни странно, довольно продуктивно. На столе лежали три готовых «крестика». За окном темнел зимний вечер. Над чашкой свежезаваренного чая поднимался пар.
Виктор пробежал строчки новых текстов глазами. «Крестики» были коротковаты, но все потому, что он давно не был в редакции и не брал у Федора дополнительной информации на своих героев. Но в этом проблемы не было. Пока не напечатан текст, с ним можно работать, к нему можно возвращаться.
Выпив чаю, он выключил свет в кухне и собирался было идти ложится спать, как вдруг услышал стук в двери.
На мгновение замер в коридоре, прислушиваясь к тишине. Потом, оставив тапки там, где стоял, босиком подошел к двери и заглянул в глазок. Перед дверью стоял Миша-непингвин.
Виктор открыл.
У Миши на руках спала Соня. Он зашел молча. Только кивнул вместо «здрасте».
– Где ее можно положить? – спросил Миша, глядя на дочку.
– Там, – прошептал Виктор, кивком головы указав на дверь в гостинную.
В гостинной комнате Миша опустил Соню на диван и, стараясь ступать как можно тише, вернулся в коридор.
– Пойдем на кухню! – сказал он Виктору.
На кухне снова зажегся свет.
– Поставь чайник! – сказал Миша.
– Недавно кипел, – ответил Виктор.
– Я у тебя до утра посижу… – сказал Миша как-то заторможено. – А Соня пусть пока здесь поживет… Хорошо? Пока все не уладится…
– Что не уладится? – спросил Виктор.
Но ответа не получил. Они сидели друг напротив друга за кухонным столом, только Миша сейчас сидел на обычном месте хозяина, а Виктор – спиной к плите. Виктору на мгновение показалось, что в глазах у Миши промелькнула неприязненность.
– Может коньяка? – предложил Виктор, желая снять напряжение, словно тучей нависшее над ними.
– Давай, – проговорил гость.
Виктор налил себе и Мише. Выпили молча.
Миша в задумчивости постучал пальцами по столу. Осмотрелся и, увидев возле себя на подоконнике пачку свежих газет, потянул их к себе. Взял верхнюю, губы его скривились. Он отодвинул газеты обратно на подоконник.
– Жизнь – забавная штука, – сказал он и вздохнул. Хочешь сделать человеку приятное, а в результате приходится делать вид, что ты – подводная лодка…
Виктор внимательно вслушивался в каждое слово гостя, но смысл сказанного был неуловим, как летящая по ветру паутинка.
– Налей еще, – попросил Миша.
Выпив вторую рюмку, он вышел в коридор, оттуда заглянул в комнату, где на диване мирно спала Соня. Снова вернулся на кухню.
– Ты, наверно, хочешь знать, что случилось? – медленно, уже более расслабленным голосом спросил Миша, глядя в глаза Виктору.
Виктор промолчал. Ему уже ничего не хотелось узнать – он хотел спать и странность поведения Миши-непингвина начинала его утомлять.
– Ну ты-то уже знаешь о стрельбе и взрывах? – спросил Миша, кивнув в сторону газет.
– Ну?
– А знаешь, кто во всем этом виноват?
– Кто?
Усталая и недобрая улыбка Миши затянула паузу.
– Ты… – сказал он Виктору.
– Я? – удивился Виктор. – Как это – я?
– Ну не совсем ты, конечно… Но без тебя этого бы не произошло… – Миша смотрел не моргая на Виктора, но Виктору казалось, что он смотрит куда-то дальше, сквозь него. – Просто тебе было хреново, я это видел. Я у тебя спросил – почему? Ты сказал. Мы были откровенны, мне именно эта детская откровенность в тебе и нравится… Ты хотел, чтобы твои «штучки» в траурных рамках печатались. Это понятно. Я у тебя и спросил тогда, кто твой любимый будущий покойник… Просто хотелось сделать тебе приятное…
Налей еще.
Виктор поднялся, налил коньяка Мише и себе. Посмотрел на свои руки, заметил что они дрожат.
– Ты хочешь сказать… – оторопело проговорил Виктор. – Что Якорницкого… ты?
– Не я, а мы… – поправил его Миша. – Но ты не беспокойся, он этого больше, чем заслуживал… Другое дело, что с его смертью «осиротело» несколько любителей приватизации, у которых он уже взял авансы… Кроме того, у него хранились какие-то бумажки, которыми он продлевал себе безопасность и жизнь, бумажки, касающиеся его коллег по парламенту… У них там, наверху, тяжелая жизнь… Как на войне…
Наступившая затем пауза затянулась. Миша смотрел в окно. Виктор лихорадочно обдумывал только что услышанное.
– Послушай, – наконец заговорил он, – а в смерти его любовницы я тоже… замешан?
– Ты не понял, – спокойным учительским голосом проговорил Миша. – Мы с тобой вытащили нижнюю карту из-под карточного домика, и все, что произошло потом – это просто полный обвал. Теперь надо переждать, пока уляжется пыль…
– Мне тоже? – не без испуга в голосе спросил Виктор.
Миша пожал плечами.
– Это дело индивидуальное, – сказал он, сам себе наполняя рюмку. – Но тебе, наверно, не стоит переживать. Кажется, ты под хорошей защитой…
Поэтому я к тебе и пришел…
– Под чьей?
Миша развел руками.
– Я же не сказал, что точно знаю. Просто чувствую. Не было б защиты – и тебя бы уже не было…
Миша задумался.
– Я тебя могу попросить об одолжении? – через минуту спросил он.
Виктор кивнул.
– Иди-ка ты спать, а я еще здесь посижу… Подумаю…
Виктор пошел в спальню. Лег. Спать не хотелось. Он прислушивался к тишине квартиры, но ничто ее не нарушало. Казалось, что все крепко спят.
Вдруг из гостинной донесся невнятный детский голос. Виктор прислушался.
«Мама… мама…» – бормотала во сне Соня.
– А где же ее мама, действительно? – подумал Виктор.
В конце концов он заснул.
Через некоторое время из-за темно-зеленого дивана выбрался пингвин и лениво пошел к приоткрытой двери, ведущей в гостинную. Проходя через гостинную, остановился на минуту возле спящей девочки, посмотрел на нее внимательно. Потом продолжил путь. Вышел в коридор. Толкнул следующую дверь и шагнул в кухню.
Перед ним на месте хозяина сидел, опустив голову на стол, незнакомый ему человек. Он спал.
Несколько минут пингвин смотрел на него, неподвижно стоя у двери.
Потом развернулся и пошел обратно.
24
Часы на тумбочке показывали семь. На улице было еще темно и тихо.
Головная боль разбудила Виктора и он лежал на спине, глядя в потолок и думая о вчерашнем разговоре с Мишей. Сейчас, не смотря на головную боль, у него появилось несколько вопросов к вечернему гостю.
Виктор медленно, стараясь не шуметь, встал. Одел халат и прошел в гостинную.
Соня еще спала. Она была заботливо укутана в серое осеннее пальто Виктора, до того висевшее на вешалке в прихожей.
Собравшись с духом, Виктор вышел в коридор и остановился перед открытыми дверьми на кухню.
В кухне никого не было. На столе лежала записка.
"Мне пора уходить. Оставляю Соню у тебя – отвечаешь головой. Когда пыль уляжется – появлюсь.
Миша."
Записка застала его врасплох и теперь он сидел за столом, уткнув свой взгляд в две рукописные строчки, и пытался выгнать из головы так и не заданные Мише вопросы.
За окном серело – блеклый зимний рассвет пытался победить ночь.
В гостинной скрипнул диван и этот звук отвлек Виктора от мыслей. Он обернулся, встал из-за стола. Заглянул в гостинную.
Соня сидела на диване, терла глаза. Наконец она отняла от лица свои ручки и, увидев Виктора, спросила:
– А папа где?
– Он ушел… – ответил Виктор, глядя на девочку. – Он сказал, что ты пока здесь поживешь…
– С пингвином? – обрадовалась Соня.
– Да, – довольно холодно сказал Виктор.
– У нас вчера окна разбились… – сказала Соня. – И стало очень холодно.
– У вас дома? – спросил Виктор.
– Да, – доверительно произнесла девочка. – Так громко разбились…
Ба-бах!
– Кушать хочешь? – спросил Виктор.