Драконы, стр. 139
Кога наклонил голову, поглядев на нее.
— Чем могу помочь, Мэнди? — спросил он.
«Как будто сам не знаешь», — подумала она, однако воздержалась от замечаний. Они явно совершают какой-то обряд, какую-то церемонию. Если Кога единственный, кто может помочь Штырю, она не станет рубить сук, на котором сидит.
— Дело в Штыре, — сказала она, а затем изложила все факты.
Когда она договорила, Кога рассказал ей об Онису и Штыре и о той роли, какую сам сыграл в смерти Онису.
— Так он думает, что Берлин — это Онису? — уточнила Мэнди.
— Если по-простому, то да.
— И когда он к тебе приходил, он…
— Мне кажется, он приходил за помощью. Любой панк в городе Драконов запросто сказал бы ему, чья это печать. А он пришел ко мне. Ты должна понять. Штырь сейчас не тот, кто он есть, а тот, кто был раньше. Поэтому-то он пришел ко мне. Только мы с Фаррелом Дином присутствовали там, когда все произошло.
— Я ничего не понимаю, — сказала Мэнди. — Эти драконы…
— Они духи-хранители. Драконами мы называем их в Новой Азии, и потому-то уличные банды тоже называют себя Драконами. Они считают себя защитниками города Драконов.
— Но Берлин со Штырем… настоящие драконы?
— Они духи-хранители, да. На них лежит огромная ответственность, поскольку они представляют на земле стихии. Силы, которыми они наделены, нельзя использовать бездумно. Драконы должны исполнять свою работу с осторожностью. Не совершая грандиозных подвигов, какие любят описывать поэты и сказители, а незаметно.
Мэнди пыталась осмыслить услышанное.
— Но что, если Штырь прав? — спросила она наконец. — Вдруг Берлин действительно перешла черту?
Кога помотал головой:
— Я разговаривал с одним ее другом. Сегодня ночью Берлин объявила сбор всех группировок Граньтауна, чтобы оправдаться перед ними. Так не поступают те, кому наплевать на свои обязанности.
— А Штырь об этом знает? Ведь это же все меняет, верно?
— Тот же человек сообщил мне, что Берлин сегодня говорила со Штырем, но он слышит только отголосок прошлого, он сам сейчас находится в прошлом.
Мэнди потерла лицо:
— Что же происходит? Что мы можем сделать?
— Не мы. Это только мое дело, Мэнди. Я должен его остановить. — Говоря это, Кога вынул из деревянного футляра длинную катану и положил, не вынимая из ножен, себе на колени. — А теперь прошу меня простить. Мне необходимо помедитировать.
Мэнди содрогнулась. Точно так же Штырь сидел тогда на крыше музея.
Лаура взяла ее за руку.
— Нам лучше уйти, — предупредила она.
— Но…
Лаура покачала головой. Подняв Мэнди на ноги, она подобрала их туфли и повела гостью в коридор.
— Он ведь убьет Штыря! — воскликнула Мэнди, как только они вышли на лестницу. — Я просила вовсе не о такой помощи.
— Поверь мне, — сказала Лаура. — Убийство Штыря — последнее, чего хотел бы Кога.
— Но вдруг не существует другого способа его остановить?
На это у Лауры не было ответа.
— Я останусь здесь, — заявила Мэнди. — Когда Кога пойдет, я пойду с ним, хочет он того или нет.
— Мы пойдем вместе, — пообещала Лаура.
Кога хорош, наверное, лучший в Граньтауне специалист в подобных делах, но и Штырь тоже хорош. Насколько хорош, она не знает. И надеется, что не узнает никогда. Но если дойдет до поединка, она обязательно должна быть рядом, когда Коге потребуется ее помощь.
Мэнди сидела, сгорбившись, на верхней ступеньке лестницы.
— У меня такое чувство, будто я только что предала Штыря, — призналась она.
Лаура присела рядом с ней и положила руку ей на плечо:
— Это прошлое поджидает, чтобы предать нас всех, Мэнди. Ты тут совершенно ни при чем.
— Объясни это моему сердцу.
На это Лауре нечего было ответить.
X
Комната была темна, как ее душа.
Иса Крэн остановилась в дверном проеме. Она жила на последнем этаже заброшенного дома из песчаника, который стоял рядом со Старой Стеной. Она не любила возвращаться в темную квартиру, поэтому всегда оставляла гореть световой куб — и днем, и ночью. Она могла себе это позволить. У нее было все только самое лучшее. В гарантии написано, что куб будет гореть вечно или пока она его не выбросит, других вариантов нет.
Ее дом был защищен заклинаниями — пришлось. Потому что здесь у нее имелся тайник для наркотиков. И здесь Иса становилась такой, какой была на самом деле: с собой наедине, никаких масок, никакого притворства. Никто сюда не приходил. Защитные заклинания не пускали никого, кроме одного-единственного человека. Кроме Исы Крэн. Даже Высокорожденные вроде Корвина не могли войти без ее разрешения. Заклинания доставили с той стороны Границы, и они были настроены только на Ису, только на нее одну.
Но сейчас световой куб не горел. В комнате было темно. И она была не одна. Иса поняла это раньше, чем переступила порог. Кто-то был внутри, дожидался ее возвращения. Кто-то, кто знал, где ее искать. Кто-то настолько сильный, что прошел через заклинания. Иса намотала на руку тяжелую цепь и опустила на пол звякнувший конец.
— Иса Крэн, Иса Крэн, — раздался из темноты хрипловатый голос. — Никто не любит Ису Крэн.
Иса сощурила серебристые глаза и покрепче перехватила цепь. Сделала шаг вперед, и световой куб загорелся. Не вспыхнул, а медленно посветлел, прогоняя тени, одну за другой, пока Иса не увидела сидящую в кресле миниатюрную девушку в голубых джинсах, поджидавшую ее.
— Берлин, тебе конец! — прошипела Иса.
Берлин не шевельнулась, только помотала головой:
— Все только этим и грозят бедной Берлин, и мы с тобой знаем причину, верно? Иса Крэн, Иса Крэн, никто не любит…
— Заткнись!
— В чем дело, Иса? Навевает неприятные воспоминания? Я знаю о тебе все: жила на Холме, имела все самое лучшее, но почему-то кое-что вдруг исчезло, правильно? Все, как в тех историях, какие любят рассказывать о Чистокровках по другую сторону Границы. У тебя нет души.
— Ты ничего не знаешь.
— Я вовсе не отрицаю, что тебе пришлось нелегко, — сказала Берлин, — но ведь всех нас жизнь иногда больно бьет, Иса. Это не значит, что надо вымещать зло на других. В чем дело? Ты решила, будто мир чего-то должен тебе? Решила, будто бы Иса Крэн лучше остальных и ей не надо надрываться, как другим?
Иса рванулась вперед, взмахнула цепью, но что-то в глазах Берлин заставило ее остановиться. Там, в фиалковой глубине, вспыхивали какие-то багровые искры. Нечто нечеловеческое, никак не связанное с холмами по ту сторону Границы.
— Ты… — Голос ее сорвался.
— Нет, ты ошиблась, Иса. И теперь пришло время исправлять ошибку.
Иса смотрела на Берлин во все глаза. Она слышала о назначенном на полночь всеобщем сборе на старой станции. Берлин собиралась туда прийти, чтобы оправдаться перед всеми. О, они так хохотали — Тедди Грим, Мусор и она. Что это Берлин придумала? Собирается преподнести им себя на блюдечке? Ведь никто даже слушать не станет Берлин после того, что они с ребятами провернули, уничтожая ее доброе имя. И только сейчас до Исы начало доходить, что они натворили. И, глядя в огоньки, горящие в фиалковых глазах, Иса впервые осознала, с чем они связались.
— Послушай, — начала она, — я даже не подозревала, что ты одна… одна из них.
— Думаешь, теперь это имеет какое-нибудь значение? Думаешь, это поможет вернуть Никки? Или бродяг, которые сгорели в доме у Рынка? Или же двух Крыс, которых я сбросила в реку?
— Нет, я просто…
— Настало время платить за музыку, Иса, — оборвала ее Берлин. — Ты знаешь, как это бывает?
Иса попыталась выскочить из комнаты, но Берлин оказалась для нее слишком стремительна. Она рванулась с кресла, обогнула Кровавую и встала в дверном проеме раньше, чем Иса успела завершить шаг. Один взмах руки — и запястье Исы онемело. Цепь с грохотом упала на пол. Еще взмах, на этот раз ноги, — и Иса повалилась на свою цепь, понимая, что у нее онемело все правое бедро.
— Кто за тобой стоит? — спросила Берлин. — Кто поставляет дурь?