Красотка 13, стр. 25

— Вернись! — взмолилась Энджи. — Скажи, кто ты?

Сквозь громкий топот копыт до нее донесся детский голосок:

— Не могу. Я дала слово молчать.

Открылась парадная дверь дома. Топот копыт стих. Энджи резко открыла глаза и вздохнула с облегчением. Во рту ощущался вкус шоколадного мороженого.

— Как все-таки замечательно, что они смогли к нам приехать! — сказала мама.

Оглядевшись, Энджи поняла, что, кроме них с мамой, в комнате больше никого нет.

— Что? Они уже уехали?

— Я понимаю: время летит невероятно быстро! — Мама широко улыбнулась. — Так как бабушка помогла мне помыть посуду после ужина, пока вы с Биллом гуляли, мы с тобой теперь можем проваляться весь вечер на диване, задрав ноги.

— После обеда, — пробормотала Энджи, посмотрев в окно. На улице было совершенно темно.

— Ну же, прекращай грустить! Давай посмотрим какой-нибудь фильм. Кроме нас, девочек, сегодня вечером здесь больше никого не будет, — сказала мама и, взяв Энджи за руку, потащила ее в гостиную. — Ты нашла кортизон? Нужно смазать эту сыпь. Кажется, она начала распространяться по всему телу.

Правая рука Энджи была покрыта крошечными бледно-розовыми точками. А одно пятнышко было ярко-красным. Оно болело так, словно это был свежий ожог. Сыпь, которая появляется и исчезает? Интересно, что будет дальше?

— Как ты думаешь, это может быть из-за креветок? — спросила мама. — Раньше у тебя не было аллергии.

— Не знаю, мама, — ответила Энджи слегка раздраженно. Она точно что-то ела. В желудке бурлило и ощущалась неприятная тяжесть. Но что она ела? Энджи так и не смогла вспомнить. — Куда подевался папа?

— Он в кабинете. Просматривает какие-то документы. Разве ты не слышала, как он жаловался на то, что у него масса дел в связи с какой-то грандиозной презентацией?

— Прости. Кажется, у меня снова образовался провал в памяти, — сказала Энджи. Она совершенно не помнила, что делала последние восемь часов. Разве такое возможно?

— Выбирай что хочешь, — сказала мама, передав ей пульт управления.

Энджи быстро схватила его. Ей не хотелось, чтобы мама заметила, что у нее дрожат руки. Пробежав глазами названия фильмов, она поняла, что большинство из них были помечены буквой «R» [6], а это значит, что все это пока не для нее. В любом случае Энджи не хотелось смотреть вместе с матерью ни фильм ужасов, изобилующий сценами насилия, ни откровенную эротику.

— Может быть, укрыть тебя пледом? — спросила мама. — У тебя на руках «гусиная кожа».

Встав с дивана, мама подошла к комоду, на котором лежали пледы. Взяв два из них, она снова села на диван, придвинувшись к Энджи.

— Вы с Биллом хорошо погуляли? Наверное, все время болтали. Говорили и не могли наговориться.

Они с Биллом ходили гулять? Когда? Энджи погрузилась в размышления, пытаясь найти ответ на свой вопрос. Она развернула зеленый шерстяной плед и прикрыла им свои колени, отметив, что они измазаны какой-то коричневой пылью, а когда подогнула под себя ноги, увидела, что края ее джинсов в паутине.

Мама продолжала тараторить:

— Вы с Биллом всегда очень любили друг друга. Были просто не разлей вода. Он был твоей любимой няней. Он даже отказался от денег, которые мы предлагали ему за то, что он присматривал за тобой.

Энджи пыталась вспомнить детство. Ей почему-то казалось, что Билл приезжал к ним довольно редко. Может быть, родители возили ее к нему? Она помнила, как он приходил и как уходил, а все, что происходило в промежутке между этими двумя событиями, совершенно стерлось из памяти. Может быть, вместо того чтобы укладывать ее спать, он разрешал ей смотреть телевизор? Те программы, которые запрещали смотреть родители?

Ее сердце по-прежнему бешено колотилось, ей трудно было дышать, в животе ощущался полнейший дискомфорт, руки покраснели и ужасно болели ноги. Что с ней такое происходит?

— Какой замечательный парень! — не унималась мама. — Я знаю, что ты ужасно скучала, когда он ушел в армию. Ты проплакала всю неделю.

Странно. Энджи почему-то этого абсолютно не помнила. Ей казалось, что она совершенно спокойно пережила его отсутствие.

Глава 7

Предложение

— «Я широк, я вмещаю в себе множество разных людей», — продекламировала на уроке литературы мисс Стренг специально для новой ученицы.

Когда Энджи услышала это, ее сердце едва не выпрыгнуло из груди.

— Кто-нибудь знает, что хотел сказать этим Уолт Уитмен [7]? — спросила учительница. — Это строка из заключительного станса его поэмы «Песня о себе», которую вы все должны были прочитать к сегодняшнему дню. Есть желающие?

Энджи очень хотелось ответить. Она любила эту поэму. Ей нравился язык, которым она была написана, образы, созданные поэтом, нравились даже те части поэмы, которые были ей совершенно непонятны. Она постоянно повторяла их в уме. Энджи почувствовала, что ее рука сама начала подниматься, и моментально опустила ее.

— Это образное выражение, — прошептала она себе самой. — Это просто метафора.

— Прошу прощения, Анжела, но не могла бы ты говорить громче? — обратилась к ней мисс Стренг. У нее, похоже, слух был, как у летучей мыши.

Весь «фан-клуб» Энджи дружно уставился на нее, ожидая, что она ответит. Интересно, что скажет «пропавшая» девочка?

Она собралась с мыслями. Со своими собственными мыслями.

— Я думаю, что Уитмен хотел сказать, что он объединяет в себе всех своих предков, которые жили до него, — как огромное генеалогическое древо, все ветви которого сходятся в одной точке, и этой точкой является он сам. И он также объединяет в себе весь мир, все, что в нем было создано. Потому что он является частью этого мира и неразрывно связан с ним, — сказала она, и пятнадцать пар широко раскрытых глаз теперь уставились на учительницу, желая узнать, правильно ли она ответила. — Это не означает, что он страдал от раздвоения, точнее, размножения личности. Это просто метафора, — добавила Энджи. Зачем она вообще это ляпнула? Кто ее за язык тянул?

«Однако во мне самой действительно содержится множество разных людей», — подумала она. И это не метафора, а констатация факта. Уитмен, наверное, посчитал бы ее версию тоже довольно крутой. Может быть, она даже напишет свою «Песню о себе», когда получше узнает всех своих двойников.

Однако, к несчастью, в этом направлении они с доктором так и не смогли продвинуться вперед. Почти две недели они проговорили впустую, а потом Энджи принесла на сеанс свой дневник, надеясь, что он сможет чем-нибудь помочь.

— Только ничего не говорите об этом дневнике моей маме, — потребовала она, передавая его доктору Грант. — Она сойдет с ума.

Доктор Грант несколько минут молча читала. Ее лицо при этом оставалось совершенно спокойным. На нем не отразилось никаких чувств.

— О-о, значит, версия о похищении подтверждается, — осторожно заметила она.

Энджи была безмерно благодарна доктору Грант за то, что она так спокойно отреагировала на это. Гораздо легче обсуждать сложившуюся ситуацию в спокойной обстановке, без лишних эмоций.

— Да, но я этого не помню, — сказала Энджи.

— Ничего страшного, Энджи. Тебе не стоит беспокоиться по этому поводу.

— Кандалы, попытка самоубийства. Жуть какая-то! — Энджи передернула плечами. — Я не хочу, чтобы мама, глядя на меня, каждый раз вспоминала все эти ужасы. Договорились?

— Я понимаю тебя, — отозвалась доктор Грант. — А как насчет детектива Броугана? Это очень ценные сведения, можно даже сказать, показания свидетеля.

Энджи задумалась.

— Там нет ничего конкретного. Нет подробных описаний или чего-нибудь в этом роде.

— И все-таки этого может быть вполне достаточно для того, чтобы он понял, в каком направлении нужно вести расследование, и не тратил бы время, отрабатывая ложные версии, — сказала доктор Грант.