Дары и анафемы, стр. 72

Так что же Апостолы отметили как главное во Христе, Его делах, Его проповеди? «Что в нем главное» — вот вопрос, который мы задаём при знакомстве с любым человеком. Понять человека — значит понять главное в нем. Мы берём в руки том Пушкина и вопрошаем: чем жил и о чем писал этот человек? Ответ получить несложно. Следует просто разложить странички со стихами Пушкина по нескольким папкам: «Любовная лирика», «Стихи о дружбе», «Пейзажные зарисовки», «Свободолюбивая лирика», «Самодержавная тема», «Антицерковные выпады», «Тема покаяния и молитвы»… И затем сравним объём этих папок. Та папка, что окажется и самой объёмистой, и, кроме того, будет включать в себя произведения не одного только периода жизни Пушкина, но всех этапов его жизни, — вот эта папка и определит главную тему. В случае с Пушкиным это, несомненно, будет любовная лирика…

А теперь попробуем выписать из Евангелий все изречения Христа и распределим их по темам: «О любви», «О терпимости», «О покаянии», «О Царстве Божием», «О Суде», «О фарисействе»… И что же окажется главной темой? К великому разочарованию нецерковных людей главной темой проповеди Христа окажется отнюдь не призыв к любви и всепрощению. В проповедях и притчах самого Христа — к ужасу современных моралистов — ни разу не употребляется слово «совесть» [474], но проповедь Христа о Себе Самом.

Исследуйте Писания… они свидетельствуют о Мне (Ин. 5, 39), Я есмь хлеб жизни (Ин. 6, 35), Я свет миру (Ин. 8, 12), Веруйте в Бога, и в Меня веруйте (Ин. 14, 1), Я есмь путь и истина и жизнь (Ин. 14, 6). Никто не приходит ко Отцу, только Мною (Ин. 14, 6).

Какое место из древних писаний избирает Иисус для проповеди в синагоге? — Не пророческие призывы к любви и чистоте. Дух Господа Бога на Мне, ибо Господь помазал Меня благовествовать нищим (Ис. 61, 1-2; Лк. 4,18).

Вот самое пререкаемое место в Евангелии: Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и «не» следует за Мною, тот не достоин Меня (Мф. 10, 37-38) [475]. Здесь не сказано — «Ради истины» или «Ради Вечности» или «Ради Пути». «Ради Меня».

Даже на Последнем Суде разделение производится по отношению людей ко Христу, а не просто по степени соблюдения ими Закона. «Что Мне сделали…» И Судья — это Христос. По отношению к Нему происходит разделение. Он не говорит: «Вы были милостивы и потому благословенны», но: Я был голоден, и вы Мне дали есть (ср.: Мф. 25, 35).

Для оправдания на Суде будет требоваться, в частности, не только внутреннее, но и внешнее, публичное обращение к Иисусу. Без зримости этой связи с Иисусом спасение невозможно: Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречётся от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным (Мф. 10, 32-33).

Исповедание Христа перед людьми может быть опасно. И опасность будет грозить отнюдь не за проповедь любви или покаяния, но за проповедь о Самом Христе. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня (Мф. 5, 11). И поведут вас к правителям и царям за Меня (Мф. 10, 18). И будете ненавидимы всеми за имя Моё; претерпевший же до конца спасётся (Мф. 10, 22).

И обратное: Кто примет одно такое дитя во имя Моё, тот Меня принимает (Мф. 18, 5). Здесь не сказано: «Во имя Отца» или «Ради Бога». Точно так же Своё присутствие и помощь Христос обещает тем, кто будут собираться не во имя «Великого Непознаваемого», но во имя Его: Где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них (Мф. 18, 20).

Более того, Спаситель ясно указывает, что именно в этом и состоит новизна религиозной жизни, привнесённая им: «Доныне вы ничего не просили во имя Моё; просите, и получите, чтобы радость ваша была совершенна (Ин. 16, 24).

И в предпоследней фразе Библии звучит призыв: Ей, гряди, Господи Иисусе! (Откр. 22, 20). Не «прииди, Истина» и не «осени нас, Дух!», но — Гряди, Господи Иисусе.

Христос спрашивает учеников не о том, каково мнение людей о Его проповедях, но о том, за кого люди почитают Меня (Мф. 16, 13). Основоположники других религий выступали не как предмет веры, а как её посредники. Не личность Будды, Магомета или Моисея были настоящим содержанием новой веры, а их учение. В каждом случае можно было отделить их учение от них самих. Но: Блажен, кто не соблазнится о Мне (Мф. 11, 6).

Вот — великая благочестия тайна: Бог явился во плоти (1 Тим. 3, 16). Сами Апостолы именно это называют главной тайной христианства. Тайна Богочеловечества Христа, Который «воспроизвёл в Себе человека» (св. Ириней Лионский. Против ересей. 5,14,2).

Чтобы этот стержень апостольской проповеди стал понятен, совершим небольшой экскурс в историю религий.

БОЛЬ ВСЕХ РЕЛИГИЙ

Есть одна черта, которая роднит самые разные религии (таких черт довольно мало — религии различаются в гораздо большем). Эта общая черта заключается в том, что практически все религии убеждены в болезненности нынешнего человеческого состояния. Какая-то глубочайшая неправда есть в образе нашей жизни. Дело не в том, что мы так или иначе грешим. Именно в самом образе бытия человека и человечества есть неправда.

Во-первых, она проявляется в том, что мы погружены в мир ошибок и иллюзий. Главное незримо для нас, а неглавное с назойливыми подробностями обступает наши чувства и топит и дробит нас в себе… Буддизм и индуизм говорят о майе и сансаре; Платон — о «пещере»; Библия — о мире, покорённом «тлению»…

Во-вторых, глубочайшая неправда состоит в том, что мы погружены в мир несвободы, в мир причинения, в мир страдания. Это мир радикальной и всеобщей несвободы — мир страдательности (дукхи) и детерминизма (кармы). В этом мире низшее (тело) властвует над высшим (душой). И ещё как властвует: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7,19)!

В-третьих, фундаментальная неправда состоит в том, что мы смертны. «Отчего мы умираем? Смерти быть не должно!» — вот это главная боль всех религий. Человек выпал из бытия, из мира вечного, в котором «нет ни тени перемены» и впал в мир бывания. Здесь все бывает, но ничего не есть. Это мир происхождения и ухода, созидания и распада. У апостола Павла смерть именуется «последним врагом» (см.: 1 Кор. 15, 26). Отсюда — и его мольба: Кто избавит меня от сего тела смерти? ([Рим. 7, 24]; свт. Григорий Палама эти слова понимает как мольбу об избавлении от смерти сего тела [476]). Понятно, что борьба со смертью должна быть не борьбой с её последствиями [477], а борьбой с её причинами… Причина же смерти — то, что человек рождается в мире, в котором у смерти есть свои права. Не хочешь умирать? — Что ж, докажи, что правомочность смерти не распространяется на тебя, что у тебя есть экстерриториальность перед лицом её домогательств. Предъяви в себе энергии иного Бытия.

Эти три боли: боль об ослепленности, боль о несвободе и боль о смерти — суммируясь, порождают фундаментальный вопрос: «Что есть человек?» Главная боль всех религий — почему мы не боги? Почему человек так отличен от тех, кого он видит в небесах и в то же время так похож, родственен им? Фундаментальная религиозная идея — идея иерархичности бытия. Человек же — стоит на грани миров:

Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтённой
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты телесных,
Где начал Ты духов небесных
И цепь существ связал всех мной.
Я связь миров повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
вернуться

474

Вообще во всех четырех Евангелиях совесть упомянута только один раз — и то у фарисеев: она обличает их (Ин 8,9). Впрочем, и это результат двойной вставки: во-первых, вся история с женой, которую фарисеи обличили в прелюбодеянии, отсутствует в древнейших рукописях. Во-вторых, и в тех позднейших рукописях, где эта история присутствует, нет слов «обличаемы совестью» (они появляются лишь в рукописях IX века).

вернуться

475

Христианский мыслитель третьего века, свидетель ещё традиционно-языческого уклада жизни, Климент Александрийский поясняет смысл этих слов: “Словом мать, которую приходится оставлять ради Христа, обозначено аллегорически отечество и родная страна. Под словом же отец Писание разумеет порядки частной жизни, над которыми праведник с благодарением и великодушием должен возвышаться, чтобы стать угодным Богу” (Строматы, IV,4). “Господь вовсе не повелевает проникнуться ненавистью к своему собственному семейству. Господь хочет сказать нам своими словами только это: Не увлекайтесь неразумными пожеланиями и избегайте следовать обычаям общественным, ибо семейство состоит из родных, а города из семейств” (Строматы III,15). Речь идёт о том, чтобы быть готовым отказаться от следования общественным предрассудкам (естественно, даже в том случае, если эти предрассудки побуждают родителей воспитывать сына в духе противления Евангелию — а потому «Убежим от обычая: он душит человека» (Климент Александрийский. Увещание к язычникам. 118,1). «Вы состарились в суеверии, молодыми придёте к истинному богопочитанию» (Там же, 108,3). «Есть также люди, которые говорят: мы соблюдаем все то, что оставили нам отцы наши. Разве те, кому отцы их оставили нищету, не стремятся разбогатеть? А те, кого родители не воспитывали, хотят получить воспитание и выучиться тому, чего не знали отцы их. И почему это дети слепых видят, а дети хромых ходят прямо? Ибо не хорошо человеку следовать за своими предками, жившими дурно Поэтому исследуй, хорошо ли жил твой отец, а если отец твой жил плохо, ты живи хорошо. И оплачь отца своего, что он жил плохо, если плач твой может помочь ему» (Слово Мелитона Философа пред Антонином Кесарем // Раннехристианские апологеты II-IV веков. Переводы и исследования. М., 2000, сс. 148-149).

вернуться

476

Святитель Григорий Палама. О священнобезмолствующих // Добротолюбие. Джорданнвиль, 1966. Т.5. С. 208.

вернуться

477

“Закопать покойника не значит бороться против смерти» (А. де Сент-Экзюпери. Цитадель // Согласие. N.2, 1993. с. 140).