Блеск, стр. 9

— Искала тебя. — Все слова, которые она мечтала сказать ему с того самого февральского дня, когда он вошёл в комнату и увидел её в объятиях другого мужчины, забылись.

Диана произнесла единственное, что пришло в голову, и в ту секунду ей казалось, что только в этих словах содержится искомый ответ.

— Правда?

— Да.

— Я имею в виду… Ты получила моё письмо?

Диана кивнула. О да, получила. Страницы теперь были вшиты в её чемодан. Она перечитала их сотни раз.

— Ты не ненавидишь меня?

Не существовало жеста, которым можно было бы передать, насколько далеки её чувства от ненависти, но Диана попыталась, покачав головой. Испытываемые сейчас чувства — смущение? смятение? — были для неё в новинку, и она немного удивилась тому, что чувствовала себя неуверенно перед Генри после всего, что между ними было и всего, что она сделала, чтобы найти его. Генри смотрел на неё непроницаемыми черными глазами. Сердце Дианы забилось от страха, что их встреча скоро окончится, и её миссия завершится здесь, потому что они не смогут сказать друг другу ни слова. В конце концов, Генри старше неё и опытнее, и, возможно, теперь, когда он стал солдатом, а не просто богатым бездельником-повесой, у него не осталось времени на юных девушек.

Прикосновение толстых пальцев сеньоры Конрад к плечу вернуло Диану к действительности. Комната всё ещё была полна людей, громко разговаривающих с работницами и стучащих по обшарпанной стойке стаканами, требуя налить ещё выпивки. Сеньора Конрад окинула взглядом их раскрасневшиеся от радости лица и снова посмотрела на Диану. В глазах пожилой женщины загорелся удивленный и понимающий огонек, и после осторожной паузы она за локоть вывела работницу из-за стойки.

— Идите сюда, — позвала она Генри, и, проведя их в заднюю часть заведения, открыла дверь в кладовую и по очереди втолкнула туда влюбленных.

Комната была заставлена ящиками, и закрытая дверь, пусть и немного, защищала Диану и Генри от шумного вечера. Их силуэты освещал тусклый свет единственной лампы, обмотанной бумагой.

Диана приподняла подбородок навстречу Генри в ожидании поцелуя, но тот пока мог только растерянно моргать. Чувство радостного облегчения начало расти в груди Дианы, хотя присутствие Генри всё ещё казалось ей ненастоящим. Генри шагнул вперед, и Диана в ожидании приоткрыла губы, но он не стал приникать к ним поцелуем. Вместо этого он обвил руками её талию и крепко сжал Диану в объятиях, оторвав от земли. Древний инстинкт подсказал ей уткнуться лицом в его плечо.

Совсем перед рассветом они заговорят, не в силах умолкнуть, а затем будут исследовать руками тела друг друга. Но в эту минуту Диана не хотела ничего иного, кроме как висеть в воздухе, на фут не доставая ногами до пола, и вдыхать единственный и неповторимый запах Генри. Даже в самых горячих мечтах она не могла себе представить, что всё будет именно так.

Глава 7

Те из нас, кто думал, что Элизабет Холланд — наиболее подготовленная к замужеству девушка — сделала шаг вниз по социальной лестнице, выйдя за бывшего компаньона отца, Сноудена Трэппа Кэрнса, теперь должны признать, что она ни в коем случае не обеднела, поскольку в выходные новоиспеченная миссис Кэрнс была замечена за покупкой новой мебели для симпатичного особняка на Мэдисон-авеню…

Из колонки светских новостей в «Уорлд газетт», суббота, 7 июля 1900 года

К четырем часам Элизабет достаточно утомилась, поскольку встала на рассвете, чтобы проследить за расстановкой антикварных диванов в гостиной и растопкой очага на кухне, чтобы леди, зашедшим поздравить её с новосельем, подали приемлемый чай. Среди её гостей были Агнес Джонс, перевернувшая весь фарфор в поисках подлинных клейм, и заскочившая к подруге по пути за покупками Пенелопа Шунмейкер, с которой Элизабет на публике поддерживала видимость дружбы. Они мило побеседовали, но Элизабет облегченно вздохнула, когда гостьи ушли. Ребенок вел себя беспокойно, а сделать предстояло ещё очень многое.

Особняк был обустроен не так, как дом номер семнадцать в парке Грэмерси, где Элизабет провела первые восемнадцать лет жизни. По одну сторону от главного входа располагалась большая гостиная с окнами от пола до потолка, а по другую — обеденная зала примерно тех же размеров. В заднем крыле дома находилась гостиная поменьше, рядом с которой размещалась кухня и другие помещения, которыми пользовались только слуги. Вестибюль был достаточно велик, чтобы достойно встречать гостей, но не претендовал на подобие приемной королевского дворца, как в некоторых крикливых новых особняках. У северной стены возвышалась лестница, ведущая на второй этаж, где выгодно расположились спальни, с открытыми дверями превращавшиеся в приемные. Элизабет очень нравился дом; простая прогулка по нему приводила её к мысли, что она сделала всё правильно для ребенка и своего любимого Уилла.

Именно этот неизбежный факт — что она никогда не забывала об Уилле, настоящем отце ребенка, — мешал ей лечь на один из новеньких диванов в гостиной или обрамленную рюшами кровать в спальне наверху. Хотя Пенелопа вела себя мило во время чайной церемонии, Элизабет чувствовала, что миссис Шунмейкер помнит недомогания старой подруги во время зимней поездки во Флориду, когда Элизабет только начала понимать, что с ней происходит. Она подозревала, что молодая миссис Шунмейкер сомневается в том, кто отец ребенка, а подобные слухи недостойны любого мужчины, в особенности того, кто так примерно заботится о жене. А Сноуден неустанно опекал Элизабет. Доказательства этого окружали её со всех сторон: крепкие стены, обитые чёрными кожаными панелями и обшитые полированной березой.

Чувство вины в сочетании с присущей Элизабет любовью к порядку, призвало её подняться по лестнице в комнату, превращенную в кабинет супруга. Это помещение находилось в заднем крыле, где Сноудена меньше тревожили бы слуги, доносящийся с улицы шум и предстоящие вскоре крики младенца. В кружевной блузе с высоким воротом и черной полотняной юбке Элизабет робко вошла в кабинет мужа, поскольку остро чувствовала, что Сноуден считал его укромным уголком. Но Элизабет воспитали трудолюбивой. Мужчина, чье предложение руки и сердца спасло её и ребенка, заслужил насладиться плодами способностей своей жены.

— Могу ли я помочь вам, миссис Кэрнс?

Домоправительница, миссис Шмидт, требовательная вдова средних лет, чей покойный муж много лет служил у Сноудена, возникла за спиной Элизабет и теперь маячила в дверях. Она казалась немного недовольной тем, что хозяйка дома осматривает свои владения.

— Мистер Кэрнс приказал мне присматривать, чтобы вы не переутомлялись, поэтому, пока он в отъезде, я должна следить, чтобы вы получали всё, что захотите…

Хозяйка дома положила руку на выпирающий живот и попыталась сердечно улыбнуться. За исключением Лины Броуд, её горничной времен девичества, с которой Элизабет рассталась при чрезвычайных обстоятельствах, у бывшей мисс Холланд всегда получалось находить общий язык с прислугой. Но на миссис Шмидт доброта Элизабет никак не влияла, и обеим женщинам ещё предстояло научиться непринужденно общаться друг с другом.

— Нет, всё нормально, но спасибо вам. — Когда домоправительница не сдвинулась с места, Элизабет добавила почти извиняющимся тоном: — Я хотела сама навести порядок в кабинете мистера Кэрнса.

— Конечно, — ответила миссис Шмидт, хотя всё ещё колебалась, пока Элизабет не отпустила её уверенным движением подбородка.

Когда миссис Шмидт ушла, Элизабет принялась раскладывать ручки и бумаги на большом столе мужа и приводить в порядок статуэтки. Она обдумывала, от скольких развешанных по стенам чучел она сумеет убедить Сноудена избавиться. Хотя Сноуден и любил охотиться, а она не хотела лишать его этого удовольствия, все же Элизабет чувствовала, что ее долг как жены дать ему возможность воспользоваться ее хорошим вкусом. А охотничьим трофеям, по её мнению, не место в столь изысканном доме. Когда комната наконец приобрела ухоженный вид, Элизабет повернулась к коробке с бумагами, нуждающимися в сортировке.