Блеск, стр. 35

— Возможно, он захотел, чтобы она пришла, — прошептала Дженни, едва Диана отвернулась.

Прежде чем Диана успела решить, что на это ответить, раздался заунывный вой волынок, и толпа начала расходиться. Пока одетые в черное скорбящие отходили от свежей могилы, Диана заметила, что они, как и миссис Вриволд и Дженни Ливингстон, смотрели на неё пронизывающими презрительными взглядами.

Щеки Дианы слегка покраснели, и она вздернула подбородок в ответ на молчаливое порицание. Она никогда не стремилась следовать правилам приличия, но прежде никто не награждал её такими взглядами. Затем появился Генри в немыслимом при такой жаре черном фраке с траурной повязкой из черного крепа на рукаве. Его красивое лицо казалось усталым и печальным, и он задержал взгляд на Диане дольше, чем того позволяли обстоятельства. Ему хватило секунды, чтобы дать Диане понять: он бы вырезал целую деревню, лишь бы сейчас оказаться наедине с любимой, и Диана попыталась ответить ему легкой улыбкой. Пенелопа, как любящая жена, суетилась рядом с ним весь день, но её лицо скрывалось под черной вуалью, и поэтому было непонятно, грустит ли она искренне или просто держится за свой титул миссис Генри Шунмейкер. С другой стороны за руку Генри цеплялась его мачеха, Изабелла, лицо которой даже через вуаль казалось пораженным молнией. Пока Диана размышляла, Генри уже начал подниматься на холм, где ждал семейный экипаж.

Несколько секунд Диана глупо смотрела в спину удаляющимся Шунмейкерам, но затем напомнила себе, что не должна выдать себя и что тоже потеряла отца, поэтому должна проявить терпение. Генри делал все, что мог, и возможно, его мучают угрызения совести. В любом случае вскоре они уже будут вместе.

— Мисс Холланд?

Диана вздрогнула. Она не понимала, насколько ей одиноко и неловко в этой толпе, пока не увидела протянутую руку Тедди Каттинга, стоящего чуть ниже. На Тедди был офицерский мундир, а на аристократичном лбу под зачесанными назад светлыми волосами залегли новые морщинки. Если это вообще возможно, его серые глаза казались ещё более искренними, чем при их последней встрече в отеле «Ройял Поинсиана» во Флориде. Диана смутно помнила, что он был в армии, но ведь она тоже уезжала, и встреча здесь и сейчас показалась ей подобающей.

— Мистер Каттинг, как я рада вас видеть, — поздоровалась она, благодарно беря его под руку.

— А я вас, мисс Холланд. — Вместе с остальными они двинулись на холм. — Я отсутствовал всего пять месяцев, но кажется, что весь мир — да хотя бы Нью-Йорк — перевернулся с ног на голову. Не могу поверить, что мистер Шунмейкер так быстро угас. А ваша сестра… скоро станет матерью?

Диана с жалостью посмотрела на Тедди — когда речь заходила о Лиз, он всегда становился сентиментальным — и попыталась сменить тему.

— Да, должно быть, город кажется вам провинциальным после того, как вы побывали на Филиппинах, повидали мир и пережили множество захватывающих приключений?

— Приключений… — Тедди издал сдавленный усталый смешок. Он окинул взглядом зелень, окружающих людей, спускающуюся с холма к воде тропинку, словно чувствовал вину за то, что целый и невредимый стоит здесь, в спокойной обстановке. Более серьезным голосом он продолжил: — Восхитительной маленькой войны не существует. Я много повидал на Тихом океане… — Он замолчал, пытаясь отогнать от себя воспоминания. — Но ведь вы леди, и не должны об этом думать. Достаточно будет сказать, что назад я не вернусь. Но расскажите же мне о себе и о вашей семье. Все ли у вас хорошо?

— Мама такая же, как всегда: пьет чай только с самыми важными особами и выстраивает закулисные союзы, — начала Диана, пытаясь говорить беззаботно. — Вчера утром я видела Элизабет — до недавнего времени она была в порядке, но сейчас доктор прописал ей постельный режим до… до рождения ребенка… и она выглядела такой усталой, что едва ворочала языком.

Казалось, эти новости огорчили Тедди.

— Хотелось бы мне навестить её.

— О, но вы непременно должны это сделать. — Они отходили от могилы, из-под ног сыпались гравий и земля, и, несмотря на этот печальный день, к Диане начала возвращаться природная живость характера. — Любопытно, что за все время моего визита Лиз не сказала ни слова, но когда я собралась уходить, она произнесла ваше имя. Я подумала, что ослышалась, но тут она четко наказала мне привести к ней Тедди Каттинга.

— Но я не могу, ведь неприлично навещать Лиз в её положении, и…

— Тедди, — перебила его Диана.

Они подошли к скользким каменным ступеням, и Тедди поддержал Диану, помогая ей подниматься. Женщины вокруг перешептывались, говоря, что репутация Дианы погублена её поступком, и надеясь на то, что это правда, они смогут немного поразвлечься, щебеча об этом в своих одинаковых гостиных, выдержанных в одинаково самовлюбленных тонах и захламленных одинаковыми безделушками, вдвойне бесполезными из-за покрывавшей их со всех сторон позолоты. — Не будьте смешным. Вы друг моей сестры, и если вы настоящий друг, то должны навестить Лиз, когда она больна, и неважно, кто там что подумает.

Они вышли на улицу, где стояла вереница экипажей, и на секунду Тедди задержал взгляд на Диане, обдумывая её слова.

— Спасибо вам, — наконец сказал он. На его лице одновременно отразились стыд и надежда. — Конечно, вы правы. Подвезти вас до дома?

Впереди Шунмейкеры уже отъезжали. Рядом со свежим надгробным камнем выли волынки, а вдалеке по Гудзону плыли лодки. Диана поняла, что больше никто не согласится её отвезти, да и она успокаивалась в компании лучшего друга Генри, в разное время сознательно и несознательно игравшего второстепенную роль в их отношениях. В любом случае он уже вел её к своему экипажу к досаде обозленных клуш, с преувеличенным отвращением смаковавших домыслы о том, что же произошло между Дианой Холланд и Генри Шунмейкером.

Глава 28

Человек состоит из сплошных изъянов. И мертвецы с каждым днем загробной жизни выглядят все более и более непогрешимыми в глазах тех, кто ещё ходит по бренной земле.

Мейв де Жун. «Любовь и другие безумства великих семейств старого Нью-Йорка»

Бормотание священника прекратилось и вступили волынки. Генри поднял глаза к небу. Воздух был полон жизни, но юноша чувствовал внутри пустоту и не был уверен, чем её заполнить.

Безоблачное голубое небо над головой и нежная зелень листьев казались ему неправильными, как и плодородная земля, комья которой он только что бросал на гроб отца. Старик всегда виделся Генри устрашающе внушительным, с тех самых пор, как оставшийся без матери мальчик прятался за юбками гувернанток до того дня, когда Уильям Шунмейкер настоял на свадьбе сына с Элизабет Холланд, угрожая ему лишением наследства. Теперь отец не имел никакой власти и вскоре превратится в прах. Старший и младший Шунмейкеры никогда не были близки, и Генри знал, что по-хорошему должен чувствовать себя так, будто с его плеч внезапно сняли тяжелую зимнюю одежду. Но стоя на кладбище и моргая в ответ на сочувственные взгляды, он подумал, что от летнего солнца, как ни странно, веет холодом.

Несколько дней назад Генри мечтал о Париже. Сегодня отдал бы все, чтобы уже оказаться там, спать в объятиях Дианы в какой-нибудь мансарде, где никто бы не додумался его искать.

Когда сегодня он заметил Диану, потребовалась вся его воля, чтобы не прервать подъем семейства Шунмейкеров на холм и не броситься в объятия любимой. Она стояла там, хрупкая и красивая, и на фоне платья из черного крепа её лицо казалось ещё более румяным и прелестным, чем обычно. Придерживающая шляпку черная лента ярко выделялась под маленьким вздернутым подбородком Дианы. Добрые карие глаза, опушенные густыми ресницами, смотрели на него так, что Генри едва смог выдержать их взгляд.

— Пора идти, — сказала стоящая рядом с ним Пенелопа. Сегодня она облачилась в приталенное черное платье и шляпку с перьями, и весь день вела себя на удивление смирно и покорно. Генри покосился на своего лучшего друга, Тедди Каттинга, стоявшего чуть поодаль вместе с другими мужчинами, выносившими гроб. Генри был благодарен уже за одно то, что старый добрый Тедди выбрал для возвращения в Нью-Йорк именно этот день. Позже они все обсудят за бокалом горячительного, а сейчас Генри кивком показал другу, что в его обществе нуждается жена, взял под руку мачеху и вместе с остальной процессией двинулся на холм.