Травница (И я не осуждаю тебя, Парк-авеню 79) (СИ), стр. 30

Когда мы вышли из малины, Сергей почти светился холодным покоем. А я шла сбоку и всё пыталась удержаться, чтобы не показать ему язык: зато я опять потрогала твои волосы! Точнее - ты вынудил меня это сделать, пока ел ягоды с моей ладошки!

Кроме Андрея, уже сбегавшего домой и принёсшего старые скатёрки на скамьи, и Вадима, нас встретили у стола и студенты. Мишка и Коля сначала жутко боялись - с изумлением я поняла: не столько меня, сколько Сергея! - а потом освоились, и целый час прошёл, как пишут в газетах, в доброжелательной обстановке. Выпросив у меня прощение, ребята пообещали заглянуть ещё и вечерком, проводили нас до крыльца.

Дальше день прошёл по накатанной. Слава Богу, Шурика днём я больше не видела. Зато придумала связать себе болеро-недельку - семь штук очень ярких, чтобы менять каждый день и не быть однообразно одетой при всех своих футболках. Дёшево и сердито! Похихикала, представив реакцию сестры на последнее заявление, а потом задрала нос: зато буду одета оригинально! В общем, я плюнула на все недовязы - и со спокойной совестью начала новую вещь. Тем более новолуние - и можно начинать.

Луна появилась рано, ещё солнце не село, и при двух светилах я быстро разложила собранные во время прогулки травы для защиты - так, как мне показали: на нужном месте появлялся призрачный промельк нужной травы или цвета - я пристраивала там собранное.

Позднее, после перевязки и ужина, и в самом деле пришли студенты. В комнату я их не пригласила, устроились на диванах, сдвинутых вместе, и под присмотром Вадима, а затем присоединившегося Андрея мы начали довольно дружественный вечер. Причём, приглядываясь и прислушиваясь, я утвердилась в мысли, что на ребят точно повлиял тот самый Альберт... А потом появился и Шурик. Его привёл Сергей.

- Принесите гитару, - велел он. - Пусть этот отрабатывает хотя бы так своё здесь проживание.

- В придворные шуты записываешь? - лениво протянул Шурик.

- Нет. Пока в менестрели.

Гитару принесли, отдали "менестрелю". Он прослушал звук, подкрутил колки, настраивая. Будущие музыканты, студенты смотрели на его действия скептически. Но когда он выдал первую, вступительную фразу на инструменте, даже я поняла, что он профессиональный музыкант.

14

Сергей поставил кресло так, что видеть его я могла, только повернув голову. Наверное, не подъехал ближе, поскольку я сидела со студентами. Но об этом позабылось быстро, едва в тишине, воцарившейся после гитарного аккорда, будто слетевшего палым листом, раздался голос Шурика. После первой же произнесённой им фразы я поняла, что не смогу больше называть этого человека ни уменьшительно-пренебрежительным имечком, ни всеми теми придуманными для него обзывалками. Александр - и точка.

Детскую музыкальную школу я посещала сумбурно. Первые два класса скрипки. Потом - заболела. Точнее, болела так часто, что родители сняли с меня хотя бы такую нагрузку, как "музыкалка". Потом, года три спустя, занималась по классу фортепьяно, но - увы - не потянула. Зато привыкла, благодаря учителю по музыкальной литературе, копаться в книгах о музыке, сопровождая их звуковыми иллюстрациями. Дома до сих пор завал пластинок, кассет и дисков с классикой. Да и в семье у нас всегда царил культ классической музыки. Так что - понимала...

Александр оказался мастером классического романса. Он обладал поразительной чистоты (ни на гран не завышал и не занижал), почти хрустальным голосом, которым пользовался так виртуозно, что я иногда забывала дышать. В кратких перерывах между романсами я видела, как потрясённо смотрят на Александра студенты, которые во время его пения не замечали, что всем телом подаются вперёд, словно боясь пропустить хоть нотку. Андрей слушал, опустив глаза, и какая-то горечь пряталась в складках возле губ. Вадим смотрел на певца насторожённо, точно боялся: а вдруг тот раскроет какую-то его тайну? На Сергея я взглянуть не решалась...

Час - промелькнул. В последние полчаса импровизированного концерта меня заворожил уже не только голос, но и происходящее с Александром. И с холлом.

Огромный зал медленно и роскошно зацветал дикими розовыми кустами. Колючие, прихотливо изогнутые веточки, с мелкими бледно-розовыми бутонами, оплетали мебель, заполняли пустоты стен - и не спеша сползали на пол, изысканно-сложным узором вписываясь в геометрический рисунок паркета. В один из перерывов между романсами я машинально заметила, что вокруг стула Александра розовые кусты создают идеальный круг, постепенно сужающийся. Серовато-белые цветы белены на Александре с появлением первой же розовой лозы увяли, и вскоре под его ногами таяли последние комочки некогда ядовитых цветов.

Он замолк и положил гитару корпусом на колени.

- А ещё? - забывшись, жалобно спросил Мишка и ойкнул, но никто не засмеялся.

Александр спокойно смотрел на свои руки поверх гитары, разминая кончики пальцев.

- Хватит с него, - негромко сказал Сергей. - Устал, небось, с непривычки. - Но даже в том тоне, которым он явно поддел исполнителя, издёвки не слышалось.

- Пожалуй, можно и ещё одну, - лениво растягивая слова, отозвался Александр. - Если пожелает дама. Итак? Дама желает? Что-то конкретное?

И тут ветви буквально взлетели к нему, превращая его стул в нечто вроде лёгкого кресла, а одна ветка, с мгновенно почерневшими до бархата крупными розами, быстро изогнулась в самый обыкновенный (хотя найдётся ли что-то здесь обыкновенное!) венок.

- Вы знаете, Александр... - Он сразу поднял голову - на имя. А я покусывала губы, пытаясь описать - угадать! - внятно, что именно увидела вокруг него. Причём сказать так, чтобы и себя не выдать, что вижу нечто. - Я слушаю ваш голос - и вспоминается один романс, который я слышала давно и всего один раз. Я не помню музыки, не помню слов. Но, мне кажется, вы должны знать его. Может, эти слова помогут вам вспомнить - что-то вроде "венок из чёрных роз"... Или как-то по-другому?

Под наш дружный "ах!" гитара съехала с коленей. Он поймал её за гриф почти у пола. Поймал, а потом с минуту смотрел на меня - лицо уже не расслабленно-томное, а какое-то собранное, сосредоточенное. Вот он быстро перебрал струны, проверяя, не расстроен ли инструмент. Повернул слегка голову, глядя на пальцы, застывшие на грифе. Не видя, как головки роз протискиваются между пальцами, а ветвь продолжает изгибаться вокруг грифа... Начал он почти шёпотом:

- Я... не хочу, чтоб ты ему приснилась -

в случайном, утром позабытом сне.

Я не хочу, чтобы душа томилась

и сердце плакало лишь о тебе.

В венок из чёрных роз вплетаю просьбу-стон:

я не хочу, чтобы приснился этот сон.

Тихий голос пронизывал всё тело, колючей молнией мелькая по сердцу. Я уже не замечала, что делают остальные. Голос Александра пробуждал во мне что-то пока глухое и вытаскивал наружу то, что ранее старательно припрятывалось в тёмные уголки моей собственной души... Он замолчал. Струнный звон ещё эхом трепетал в холле, а гитарист встал, ни на кого не глядя, вместе с гитарой поднялся на второй этаж и пропал в коридоре.

Вскоре, отойдя от впечатления, заговорили студенты. Я не слушала. Мне хотелось остаться в одиночестве и подумать. О чём - вряд ли могла сказать. Но - хотелось.

Я встала, словно разминая ноги - прошлась по холлу, возле стены. Пусто. Александр унёс все свои розы. Я неохотно улыбнулась. Свои. Надо бы ещё раз подойти к его комнате и присмотреться, задать тот же вопрос: можно ли вылечить Певчего. Слово, новое прозвище, возникло в голове будто само собой.

Оглянувшись на присутствующих, я сообразила, что самое время удрать. И сбежала. Хотя, когда оглянулась ещё разок у двери в комнату, заметила: Сергей смотрит вслед - полуприкрытыми глазами. Лицо доброжелательно-отрешённое. Безразличное. Что ему не понравилось? То, что я попросила-таки Александра спеть ещё один романс? Или... то, что Певчий напрямую обратился ко мне, когда о том же попросил студент?