Обручальный кинжал, стр. 30

Моя благодарность к Сыну Леса тут же бесследно испарилась. Не знаю, что он придумал, но вряд ли это будет что-то невинное и приносящее удовольствие! То есть это точно принесет удовольствие, но только Даезаэлю, а не непосредственным участникам.

Теперь я ждала грозы, которая должна была быть ночью, с удвоенным страхом.

ГЛАВА 8

Если тебе кажется, что твой родитель — идиот, то подожди еще лет десять, и ты поймешь, кто из вас двоих был идиотом. Подсказка: не родитель.

Владетель Ясноград Крюк о воспитании детей

Даезаэль ничего не сказал Волку про надвигающуюся грозу. Целитель растянулся на своей постели и улыбался, погруженный в собственные мысли.

Я лежала без сна, слушая, как Персиваль тихо бормочет что-то Тисе, а она коротко и зло огрызается. Кажется, гном пытался утешить девушку, но она не хотела ничего слушать, тем более от него. Однако Персик оказался удивительно настойчивым в своих утешениях, за что получил по физиономии. После этого Тисе явно полегчало, а гном принялся скулить, не рассчитывая, впрочем, на помощь целителя, который обращал на скулеж не больше внимания, чем на жужжащую муху. Через какое-то время эльф почесал ухо и раздраженно взмахнул рукой. От этого движения по стенам фургона, тускло освещенным лампочкой на потолке, шарахнулись причудливые тени. Персиваль намек понял и утих.

У костра царила тишина, хотя там сидели капитан и тролль. Я знала, что они еще толком не поговорили и не обсудили сложившуюся ситуацию, иначе их разговор, смакуя каждую подробность, мне в лицах передал бы Даезаэль. Неужели из-за меня их многолетняя дружба закончится? Если они не найдут в себе силы поговорить до утра, я должна буду вмешаться, даже если это вызовет приступ нездорового интереса у нашего ушастого ценителя прекрасного. Пребывать на вражеской территории в то время, как две основные боевые единицы видеть друг друга не могут, действительно слишком опасно.

Когда в фургон зашел Ярослав, я закрыла глаза и притворилась спящей. Он погасил лампу и лег рядом, тихонько позвав:

— Ясноцвета…

Я ничего не ответила, равномерно дыша. Я больная, слабая, в моей жизни одна неприятность сменяется другой. Я устала и сплю! Мне сейчас не до разговоров по душам!

Раздался шорох, и Ярослав что-то положил на мою юбку. Потом улегся, и я уж было расслабилась, надеясь, что больше он меня не потревожит, но вдруг внезапно почувствовала, как Волк взял прядь моих волос. Зачем? Удивляется тому, как я могу спокойно лежать мало того что с распущенными, так еще и с нерасчесанными волосами? Какой позор для благородной так себя вести! Но Ярослав ничего не сказал, через какое-то время отпустил прядь, и несколько минут спустя его дыхание стало ровным и спокойным.

Я полежала еще немного, прислушиваясь к тишине в фургоне, а потом приподнялась, шаря руками по подолу. Кинжал! Мой драгоценный, мой родной кинжал, Волк все-таки вернул его! Я почувствовала себя сильной и смелой и поняла, что мне нужно сейчас сделать. Я подвесила кинжал к поясу, подхватила одеяло и почти бесшумно вышла наружу. Воровато огляделась — никто не пошевелился, и спустилась на землю.

Около костра, повернувшись к нему спиной, сидел тролль. Он задумчиво крутил в пальцах прутик так, что до меня доносился свист рассекаемого воздуха. В нерешительности я замерла около фургона, однако Драниш вопросительно поднял голову, всматриваясь в темноту. Я знала, что ночью он видит очень хорошо, поэтому скрываться не было смысла.

— Можно подойти? — спросила я, чувствуя, как отчаянно заколотилось сердце.

Он несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, помедлил, а потом кивнул.

Тролль казался таким как всегда, несокрушимым и надежным, как скала. Я села рядом и только тогда увидела, как горестно опущены уголки его губ и как тяжело и мрачно глядят потухшие глаза, в которых всегда горели искра жизни и смешинка. Видеть Драниша без обычной теплой улыбки, обращенной ко мне, было необычно и страшно. Я поежилась, но тролль упорно молчал, предоставляя мне право первой начать разговор.

— Пожалуйста, прости меня, Драниш, — попросила я от всего сердца, до боли сжав кулаки, чтобы удержаться от слез.

Тролль посмотрел на меня удивленным взглядом печальных карих глаз.

— За что ты просишь прощения?

— За то, что так получилось. За то, что я — Ясноцвета, невеста твоего лучшего друга, а не Мила, купеческая дочь. Прости, что не сказала тебе об этом раньше. Прости, что причинила тебе боль.

Тролль сломал прутик и выбросил его в траву.

— Ты ни в чем не виновата, — возразил он спокойным голосом. — Мне не за что тебя прощать, ведь ты была честной со мной. Ты предупреждала, что мы не можем быть вместе, а я, дурак, не слушал… А то, что ты не сказала своего настоящего имени… Я верю, что у тебя на это была уважительная причина. Так что все в порядке, успокойся, кот… Ясноцвета. Ты сейчас выглядишь такой потерянной. Не бойся, все будет хорошо.

У меня как будто взорвалось сердце. Душевная боль и вина грозили разорвать меня на части, и никто мне не мог в этом помочь.

— Как… как тебе такое удается? — прошептала я. — Почему ты считаешь меня лучше, чем я есть на самом деле? Я причинила тебе столько боли, а ты меня оправдываешь! Ты говорил, что любишь меня, но даже не возражал, когда Ярослав объявил меня своей невестой!

На миг в глазах Драниша полыхнули такие чувства, что я отшатнулась — настолько он стал похож не на воспитанного, добродушного и благородного парня, которого я знала, а на истинного, яростного, жестокого и кровожадного тролля. Он заметил мою реакцию и закрыл глаза, скрестив руки на груди. Через какое-то время Драниш справился с собой и проговорил:

— Здесь я ничего не могу поделать. Вы оба — чистокровные благородные, поэтому вполне естественно, что должны быть вместе. Я не хочу позволять… своим чувствам… становиться между мной и Яриком, ведь это все равно что обижаться на то, что зимой идет снег. Я бы поборолся за Милу Котовенко, купеческую дочь, да, еще как бы поборолся, но я не буду пересекать дорогу Ясноцвете Крюк.

— Почему? — отчаянно спросила я, сама не понимая, зачем мне необходим ответ на этот вопрос. Кажется, я пыталась отогреться в душевном тепле тролля после общения с холодным и равнодушным Ярославом.

— Потому! — взорвался Драниш, и напускное спокойствие вмиг слетело с него, как пылинка, которую гонит ураганный ветер. — Потому что ты ни разу не дала мне понять, что я для тебя значу больше, чем друг! Если бы ты любила меня, Ясноцвета, я бы не дал никому и никогда стать между нами, наплевав на твое происхождение! Мне не нужен твой домен, мне не нужны твои деньги — ничего! С самого первого мига, как только я увидел тебя, я понял, что мне нужна только ты, ты вся без остатка!.. Но я же не слепой, Ясноцвета, я же видел, что для тебя я только добрый и заботливый Драниш, к которому ты, возможно, относишься с нежностью и привязанностью, на чьих коленях удобно спать, но… ты меня не любишь. Поэтому прошу тебя, не нужно извиняться! Ты вела себя так, как вела, и была честной со мной. Это моя вина, что я, как дурак, на что-то надеялся…

Я склонила голову, молча выслушивая горькие слова Драниша.

— Ты не зря говорила, что я очень хорошо тебя понимаю, — продолжал он. Не в силах усидеть на месте, тролль принялся ходить кругами. — Поэтому, мне кажется, ты сейчас очень расстроена, что твоя тайна открылась и Ярослав стремительно начал действовать. Да, ты чего-то ждешь от меня, но что я могу дать тебе… я тоже живой, и я тоже… чувствую. Как бы я тебе ни сочувствовал, но это твоя жизнь, Ясноцвета, поэтому разбирайся в ней без моей помощи!

— Да, — сказала я, поднимаясь. Казалось, все кости налились свинцом. — Конечно, я понимаю. Еще раз — прости меня, Драниш.

Закутавшись в одеяло, я направилась в сторону леса, подальше от реки. Хватит с меня воды, и так внутри бушуют такие эмоции, что вот-вот снесут плотину напускного спокойствия и хлынут наружу.