Враждебные звезды, стр. 32

— И где должен быть звонок для его вызова, не так ли? — очень медленно спросил Макларен.

— Ты ведь знаешь, как у них там со связью в дальних рейсах, — сказал Райерсон. Он стукнул кулаком из одних костяшек по подлокотнику кресла. — Наш вахтенный спит слишком крепко, чтобы услышать какой-то там сигнал. Или же…

— Подожди, — произнес Макларен. — Мы ждали дольше, поэтому можем позволить себе еще несколько минут, чтобы знать наверняка.

Райерсон засверкал на него глазами, словно перед ним стоял враг.

— Подождать? Подождать, черт побери? Ну уж нет! Он установил на контрольном реле времени пятиминутную готовность к нуль-передаче и сполз со своего сиденья и затем вниз по лестнице. В своей грязной заношенной тунике, из которой торчали худые руки и ноги, да еще желтая копна волос, он казался огромным пауком.

Макларен снова встал и с трудом подковылял к нему.

— Нет, — прохрипел он. — Послушай, я понимаю, что у тебя сейчас на душе, но я также понимаю, что у тебя космический психоз, и я запрещаю тебе, я запрещаю…

Райерсон улыбнулся.

— А каким образом ты собираешься удержать меня? — спросил он.

— Я… но неужели тебе трудно подождать, подождать и увидеть, и…

— Послушай, — сказал Райерсон, — допустим, что в сигнале сбой. Оттуда нам присылают контрольный типовой объект, и он попадает в приемное устройство нашей нуль-камеры. В лучшем случае типовой объект просто деформируется… в худшем его вообще невозможно будет воссоздать, а мы взрываемся. Во втором случае мы погибаем. В первом — у нас больше нет времени, чтобы работать. Сомневаюсь, чтобы я смог снова выйти наружу и вскарабкаться на этот контур. А ты, мой друг, тем более. Кому как не мне знать это, черт возьми! Так что у нас с тобой нет другого выбора, как только пройти через нуль-камеру. Вот!

— Если на другом конце находится корабль, и ты явишься причиной взрыва, — прошептал Макларен, — то ты убьешь еще одного человека.

Словно из какого-то полузабытого далека, он с затаенной печалью узнал это выражение непреклонности, застывшее на лице стоявшего напротив него человека. Надежда преобразила Дэвида Райерсона, снова делая его молодым.

— Он не взорвется, — заявил юноша, не допуская даже мысли, что подобное может произойти.

— Хорошо… Возможно, и нет… но еще остается опасность молекулярного искажения или… — Макларен вздохнул. Словно пробуя свои силы, он толкнул Райерсона в грудь. Высокая тощая фигура юноши даже не шелохнулась — настолько Макларен ослаб от голода.

— Ну хорошо, — сказал он. — Ты победил. Я пойду в нуль-камеру.

Райерсон покачал головой.

— Нет, я передумал, — ответил он. И, засмеявшись, весело продекламировал: — Свою работу я примерю на себя, Теранги!

— Погоди! Позволь мне… я хочу сказать — подумай о жене, по крайней мере… ну пожалуйста…

— До скорого! — крикнул Райерсон. Уже у двери в нуль-камеру он оглянулся, и взгляд его голубых глаз был теплым. Открыв дверь, Райерсон вошел внутрь. Тяжелая дверь с лязгом захлопнулась за ним. Макларен бессильно подергал ручку. Бесполезно, дверь блокировалась автоматически.

«Кто из нас дурак? Похоже, мне никогда не ответить с уверенностью на этот вопрос, чем бы все ни кончилось. Удача, конечно же, целиком на его стороне… выражаясь человеческим языком, — вычисленная с той точностью, какую нам позволили наши знания… но неужели он так и не смог распознать вместе со мной, насколько велика Вселенная и сколько еще непознанного таится в ее черных глубинах?»

С трудом переставляя ноги, он направился к лестнице, чтобы взобраться по ней на кресло. На него, конечно, обрушится гнев за то, что он вскарабкался наверх и выключил автоматику. Но каких-то несколько неприятных минут он переживет. А за это время странно, ужасно беспечный оператор на другом конце может прочитать их телетайпограмму и прислать им контрольный объект. И тогда Райерсон узнает. Они оба узнают. Макларен начал свое восхождение. Ему предстояло одолеть всего-то два метра, но беспомощные руки отказывались подтягивать его, а ноги на перекладинах тряслись. И все же он понемногу продвигался вперед. Макларен был уже на полпути к пульту, когда услышал щелчок его основной кнопки включения и пронзительный скрежет заработавшего механизма передающей нуль-камеры.

С удвоенной энергией он продолжал ползти вверх. «Вот теперь я понимаю, что значит быть старым», — подумал он.

Когда он наконец добрался до кресла, сердце в его груди неистово трепетало, словно пламя свечи, готовое вот-вот угаснуть. Его глаза застлало черной пеленой, и какое-то время он не видел, что творилось на видеоэкранах. Сердце постепенно успокаивалось, и черная пелена перед глазами понемногу отступила. В нуль-камере было пусто. Красный огонек все еще горел, подтверждая контакт. Что ж, во всяком случае принимающее устройство на той стороне не разрушилось. Не считая, возможно, Дэйва. Чтобы убить человека, достаточно совсем незначительного молекулярного изменения. «Но я слишком боязлив в своей нерешительности. Мне бы не следовало бояться смерти. Уж ее-то меньше всего. Так что давай-ка я последую его примеру и покончу со всем этим».

Он потянулся к реле времени. Взгляд его упал на часы. Как, полчаса с тех пор, как ушел Дэйв? Уже? Неужели он полз по этой лестнице и предавался своим непродолжительным размышлениям целых полчаса? Но за это время Дэйв, уж конечно, мог поднять на ноги даже самого сонливого оператора. Им следовало уже прислать на «Крест» телетайпограмму: «Иди сюда, Теранги. Иди сюда, чтобы вместе вернуться домой». В чем же дело?

Макларен уставился на окружавшие его со всех сторон глухие стены. Отсюда он мог видеть звезды, но он и без того знал, какое бесчисленное их множество роится в небе за пределами, корабля. К нему вдруг пришло прозрение, истинное прозрение, что их скученность — всего лишь иллюзия и каждое из тех солнц пребывает в страшном одиночестве.

«И еще одно я узнал в эту последнюю минуту, — подумал он. — Теперь я понимаю, что значит нуждаться в сострадании».

Макларен принял решение. Он поставил реле времени на десять минут, чтобы успеть добраться до нуль-камеры, и начал медленно спускаться по лестнице.

Раздался звонок.

Сердце в его груди подпрыгнуло. Он пополз обратно, смутно ощущая на своем лице слезы, и уставился в экран.

В приемной нуль-камере стояло существо. На нем было некое подобие скафандра, и поэтому Макларен не смог толком разглядеть чужака. Он лишь заметил, что, хотя существо и опиралось на две ноги, его облик был явно не человеческим. Сквозь прозрачное стекло круглого шлема, заполненного воздухом желтоватого оттенка, Макларен увидел лицо существа. Именно лицо, а не морду. Оно было ни рыбьим, ни лягушачьим, ни какого-либо млекопитающего. Оно просто было другим — настолько другим, что разум Макларена почти не отметил его. Позднее, когда он пытался вспомнить это лицо, в памяти всплывали лишь неясные, расплывчатые черты, странные завитки, похожие на усики растений, и большие красные глаза.

Удивительно, но, наверное, каким-то внутренним чутьем Макларен с первого взгляда прочитал на этом лице выражение сочувствия.

Существо держало в своих руках тело Дэвида Райерсона.

Глава 17

Там, где над Зондским проливом нависали тяжелые тучи, сыпавшие дождь, земля промокла насквозь. Но сквозь серую пелену, затянувшую небо, уже пробился первый солнечный луч и отразился на воде светлой узкой дорожкой. Земля утопала в зелени, в миллионе ее тончайших оттенков; джунгли, плантации и рисовые поля — все полыхало в изумрудном пламени листьев. Вершина вулкана была окутана белесой дымкой. Оттуда доносилось погромыхивание — был ли это гром, сражающийся с ветром, или разговаривала во сне сама гора?

Посадив свой аэрокар на серебристо-бурую воду, Теранги Макларен стал подруливать к берегу Суматры. Хотя с каждым днем его силы прибывали, он порядком измотался, увертываясь от многочисленных проа, [24] плавучих домиков и подводных лодок.