Рыцарь света, стр. 62

В глазах Мод, внимательно слушавшей сына, промелькнуло уважение. Бесспорно, Юстас был чудовищем, рвущимся к цели напролом, ничем не брезгующим, и там, где Стефан пекся о рыцарской чести, Юстас вел себя безжалостно и решительно. Какой король из него бы получился! Если однажды он станет королем, то с его жесткостью и упорством он живо прекратит в Англии всякие беспорядки; его не решатся ослушаться, не посмеют. Порой тот, кто внушал страх, приносит больше пользы, чем тот, кто стремится следовать законам. Однако… Увы, рано или поздно люди устают бояться. И тогда обращают взоры к тому, кто может их защитить. А такой человек имелся — мальчишка Генрих Плантагенет.

Мод взяла руки принца в свои, невольно поразившись, какие они сухие и холодные.

— Учти, Юстас, главное для нашего дома — победа над сыном этой сучки Матильды Анжуйской. Здесь же я сама постараюсь уладить все, что ты натворил. И, думаю, тамплиеры помогут мне в этом. Не тебе, но мне! Все же я племянница первых иерусалимских королей Годфрида и Бодуэна [45]и имею определенный вес в глазах храмовников.

Юстас благодарно склонился к руке королевы.

— Вы — лучшая мать, какую только может пожелать себе смертный.

— Особенно учитывая, что я потворствую твоим преступным планам. Однако и ты не забудь мое условие: я не желаю встречаться с твоей пленницей. И требую, чтобы ты увез ее из Хедингема!

Принц согласно кивнул. Пообещал, что ушлет девушку на остров Уайт. При этом на его лице появилось — королева Мод могла в этом поклясться — некое мечтательное выражение. Вслух же Юстас сказал, что на острове Милдрэд будет в изоляции и не узнает о кончине родителей.

Глава 10

Рыцари-тамплиеры собрались в большом зале комтурии в Колчестере для обсуждения насущных дел. Обычно орденские заседания капитула проходили благопристойно и с полагающейся велеречивостью — комтур Ричард Гастингс следил, чтобы вверенные ему братья вели себя в соответствии со своим достойным положением. Однако в тот день собрание прошло несколько сумбурно: во-первых, обсуждались кандидатуры рыцарей, которых в ближайшее время надлежало отправить морем в Святую землю; во-вторых, у всех на устах было доставшееся им богатство после неожиданной гибели конфратера Эдгара Гронвудского. Еще предстояло обсудить недостойное поведение одного из собратьев, уже вторично уличенного в содомистских наклонностях, и этот вопрос надо было решить безотлагательно, так как тамплиеры старались не выносить скандалы за пределы ордена. Обвиненный рыцарь умудрился пристать к юноше из свиты епископа Илийского, а тот успел пожаловаться своему патрону, и епископ прислал гневное послание. Все эти вопросы требовали немедленного рассмотрения, поэтому у комтура Ричарда Гастингса голова шла кругом и он даже не очень усмирял расшумевшихся тамплиеров.

Сам же комтур на собрании был непривычно молчаливым. Он все еще не оправился после известия о гибели давнего помощника ордена и его личного друга Эдгара Армстронга. Комтур знал Эдгара много лет, ценил его помощь и испытывал к деятельному саксу теплую симпатию. И вот пару дней назад он лично препроводил тело гронвудского барона в Лондон: как бывший тамплиер, собрат ордена и человек, немало потрудившийся во славу храмовников в Англии, Эдгар был погребен в церкви Темпла. Это пока было единственное, что мог сделать Гастингс для убиенного друга. Ибо ни отомстить его убийце, ни спасти дочь Эдгара он не был правомочен. Это претило комтуру, но он помнил о смирении и приказе из Лондона: ни в коем случае не вступать в конфликт с сыном короля. С одной стороны, это было понятно, но с другой… вызывало недоумение. Конечно, тамплиеры не смели вмешиваться во внутренние распри страны, где обустраивал свои дома орден. Но разве закон тамплиеров не учил, что наказать негодяя есть богоугодное дело? И вот этот справедливый закон должен был отступить там, где дело касалось сына короля.

И все же Ричард Гастингс решил, что, как только будет покончено с делами, он отправится в лондонский Темпл и похлопочет о спасении единственной дочери своего друга. Увы, этой девушке можно было только посочувствовать. Стать жертвой погубителя родни, попасть в лапы такого, как Юстас… Да смилуется над бедняжкой Пречистая Дева…

Но иных тамплиеров, похоже, трагедия в Гронвуд-Кастле не сильно опечалила. Вон как все оживлены, как жадно вслушиваются в перечень земель и владений, какие по списку перечислял брат-казначей: несколько имений в Восточной Англии с замками, плодородными землями, дорогами, выпасами, лесами, мельницами… А еще рынки, гостиные дома и торговые предприятия в Линкольншире и Саффолке, несколько прекрасно оснащенных судов, табуны, стада овец, крупный рогатый скот. Все это переходило в руки ордена до тех пор, пока Милдрэд Гронвудская остается незамужней. Похоже, это надолго, если учесть, как решительно Юстас Блуаский отверг требование ордена вверить им осиротевшую леди.

Была и еще одна задача, какую сэру Ричарду следовало бы вынести на обсуждение капитула, но он пока медлил. Дело в том, что ныне в комтурии пребывал находящийся в бессознательном состоянии раненый рыцарь, госпитальер Артур ле Бретон. Его привез в комтурию Колчестера некий бенедиктинец Метью, сказав, что сделал для рыцаря что смог, но все равно мало надежд, что госпитальер выживет, и поэтому он просит тамплиеров в свою очередь постараться сделать все возможное. Это было разумно: лекари ордена слыли лучшими в искусстве врачевания. Брат Годвин в колчестерской комтурии уж точно был таким искусником. Именно его заботам Ричард Гастингс и передал раненого госпитальера. Причем велел никому не сообщать о нем, особенно когда узнал, что принц Юстас и его люди повсюду разыскивают Артура ле Бретона. Во-первых, комтур не хотел помогать этому чудовищу Юстасу, во-вторых, храмовников в Англии давно волновал этот неожиданно появившийся тут иоаннит и они сами хотели узнать, что привело его на остров. Госпитальеры и рыцари ордена Храма никогда особо не ладили, но то, что этот рыцарь интересовал многих, что шла молва, будто он общался с самыми высокородными лордами и церковниками королевства, причем всегда тайно, заставило Гастингса предположить, что этот рыцарь наделен какими-то полномочиями. Сам он опасался, что госпитальер хотел заручиться поддержкой знати для создания в Англии домов ордена Святого Иоанна. Но пока Гастингс не разобрался во всем, он предпочел утаить, что оный рыцарь находится на его попечении. Кроме того, он помнил, что сообщил ему Эдгар Гронвудский о том, что сей рыцарь вообще хотел выйти из ордена и даже обручился с его дочерью. Но если Артур ле Бретон и впрямь порвал со своим братством иоаннитов, то для тамплиеров он особой опасности не представлял. Да и не ясно вообще, выживет ли он, ибо пока юноша находился ближе к вечности, чем шел на поправку.

Размышляя об этом, комтур поглядел туда, где сидел лекарь Годвин. Прекрасный знаток врачевания, этот брат был обычно общительным и везде совал свой нос. Поэтому Ричарда Гастингса и озадачивало, что сегодня этот коренастый, крепенький сакс ведет себя слишком тихо и привалившее ордену богатство, так воодушевившее тамплиеров, его как будто не интересует. Правда, когда собрание перешло к решению о наказании брата-содомита, Годвин как будто вышел из задумчивости. Смотрел, как наказуемый рыцарь, раздетый, в одной набедренной повязке и с веревкой на шее, предстал перед собранием, покорно выслушав вердикт капитула. Комтуру пришлось выступить лично: его смущало и огорчало, что среди общества Храма Соломонова порой появляются такие вот грешники, но для ордена важно не выносить позор на люди. Поэтому согрешивший должен покаяться и снести наказание: порку кнутом, двухнедельный строгий пост и утрату рыцарского облачения на один год и один день. Последнее было наиболее тяжким наказанием для тамплиера: имеющий почетное звание, отныне он на указанный срок становился простым сержантом и должен был находиться в услужении у других рыцарей ордена. Бесспорно, его можно было наказать и более тяжко, но, разглядывая сильное, тренированное тело содомита, Ричард Гастингс решил, что такой боец больше пригодится в Святой земле, где всегда ощущалась нехватка воинов. А так как в начале следующего месяца намечалась отправка флотилии в Палестину, то содомит отбудет туда пусть и не рыцарем, но воином, который принесет в борьбе с неверными определенную пользу. И уж только от его примерного поведения и отваги в бою будет зависеть, вернут ли ему в указанный срок его рыцарское облачение и статус.