Рыцарь света, стр. 150

— Я думала, что он недоношенный. Все вокруг так говорили. И везде был Юстас, Юстас, Юстас…

— Его больше нет! — ровным, но твердым голосом прервал ее истерику Артур. — Есть я. И есть мой сын Вильям. Наш сын!

Все. Милдрэд словно выпорхнула из мрака на свет. Она обняла их обоих, прижала к себе, как самое дорогое. Она все еще мелко дрожала, но стала затихать под поцелуями Артура.

А вот Вилли такое бурное проявление их радости не понравилось. Он вырвался из объятий, отошел и, присев на корточки, стал рассматривать ползущую по земле улитку. Это казалось ему интереснее.

Артур же продолжал прижимать к себе Милдрэд. Он покачивал ее, как ребенка, говорил, что теперь ничто и никто не сможет их разлучить. Когда Милдрэд сказала, что король Стефан не оставит ее, что ей придется доказывать, что Вилли их сын, Артур согласился с этим, но заявил, что это уже не так важно, ибо они добьются своего, если останутся вместе. И вообще, им лучше уехать отсюда. В дороге скорее забываются горести, исчезают проблемы, есть только новизна и возможность открывать для себя каждый новый день как ниспосланное Господом чудо. Они поедут в Святую землю! Он был там и молился на Голгофе, посещал места, где ступала нога Спасителя. Вот туда они и отправятся втроем. Помнит ли она его песню:

Жизнь в дороге ярче льется.

Новый замок, новый друг.

Отпусти грехи мне, отче.

Мир прекрасен — глянь вокруг.

Милдрэд слушала, и ее переполняла радость. Какая же она была глупая, что хотела уйти от него! Они ведь одно целое. Она по-прежнему дрожала от волнения, но и наслаждалась этим ощущением бьющей ключом жизни, которое в ней разбудила его удерживающая ее рука, его голос, его поцелуи. И теперь они навсегда вместе! Это была такая радость! Подумать только, какой застывшей, почти мертвой она была совсем недавно и какой живой стала сейчас!

Милдрэд не заметила, что смеется сквозь слезы. Но Артур был серьезен.

— Ты согласна, моя кошечка? Мне не нужно больше гнаться за моим далеким светом? Настиг ли я свою звезду? Ты… Ты выйдешь за меня замуж?

Она лишь вымолвила его имя. И все. А пока говорили только глаза — и в них светилось узнавание, признание былых ошибок, всю глубину которых они постигли лишь в этот миг. Ничего не сказав, она просто подала ему руку и была многократно вознаграждена за этот жест радостью, осветившей его лицо. Теперь он выглядел как мальчик, желание которого исполнилось.

А потом на Милдрэд нахлынуло то настроение, которого ждал Артур: она болтала, смеялась, строила планы…

Вилли в стороне рвал траву и накрывал ею улитку. Когда он справился с этим делом и, оглянувшись, заметил, что взрослые упоенно целуются, ему стало скучно, и он побежал туда, где за ветвями кустарника светило солнце и слышался лай Гро.

Артур с Милдрэд сидели обнявшись и наслаждались этими минутами счастья и приобретения. Чувствовали тепло друг друга и молчали так долго, что на ветку дерева, совсем рядом, опустилась малиновка, вскинула голову — и в теплом золотистом воздухе зазвучали чудесные серебряные переливы.

Эпилог

Октябрь 1156 года. Англия, Гронвуд-Кастл

— Миледи, да посидите вы еще хоть миг спокойно! — воскликнула мистрис Клер, тщательно укладывая волосы госпожи в тонкую, как паутина, золотую сетку. — Право, вы словно вновь та шаловливая девчонка, какую мне порой так хотелось отшлепать. И не скажешь, что вы леди, супруга знатного барона и мать троих детей!

Милдрэд поджала губы, чтобы не рассмеяться. Ох уж эта Клер! С ней не поспоришь. Уже слышен звук рога на башне Гронвуда — знак, что королевский кортеж близок. И ей, Милдрэд де Шампер, баронессе Гронвуда и леди Малмсбери, следовало бы поспешить навстречу монаршей чете. А еще желательно в последний раз проверить, все ли готово к приему венценосцев и их свиты. Конечно, сенешаль Торкель неплохо справляется со своими обязанностями, хозяйничавшие тут некогда тамплиеры его отменно вышколили, однако проследить за всем еще раз не помешает.

— Миледи, не вертитесь! — строго напомнила Клер, стремясь довести свою деточку до полного совершенства.

Ибо для Клер Милдрэд все еще ее деточка. Пусть та и совершила двухлетнее паломничество в Святую землю, вернулась в Англию уже будучи беременной и недавно разродилась прелестными дочерьми-двойняшками. Лорд Артур не сильно огорчился, что жена преподнесла ему девочек. Ведь сын и наследник у них был — пятилетний Вильям де Шампер. Дочерям же было решено дать имена Эдгита и Элеонора. Первую нарекли в честь Эдгара и Гиты, родителей Милдрэд, а вторую назвали в честь королевы — это имя ныне в Англии считалось самым популярным.

— Ну, что скажете, миледи? — Клер отступила, довольно улыбаясь.

Милдрэд с удовольствием оглядела себя в большое посеребренное зеркало. Прелестно! И не скажешь, что она лишь недавно оправилась от родов: лицо гладкое, глаза сияют, как блестящие аквамарины, масса волос уложена в ниспадающую по спине сверкающую сетку, какую удерживает вкруг чела золотой обруч в виде короны. Округлый вырез платья украшен легким лебяжьим пухом, а само платье из шелка цвета слоновой кости почти сплошь расшито замысловатыми золотыми узорами. Его еле успели окончить к приезду монаршей четы, так как заранее было решено, что английская королева станет крестной двойняшек.

— Милдрэд! — раздался из глубины покоев голос Артура, барона Гронвудского. — Кошечка моя, ты скоро? Кортеж уже в предместье перед замком.

Баронесса так и подскочила, кинулась к выходу.

— А плащ! — всполошилась мистрис Клер, почти вырвала из рук служанок роскошную накидку того же шелка, что и платье, и с не менее богатой вышивкой.

Но на пороге Клер задержалась, захлопнув за собой дверь, чтобы служанки не увидели то, что не предназначалось для глаз челяди. Ибо барон и баронесса Гронвудские страстно целовались под полукруглой аркой на повороте лестницы.

Клер пришлось ждать. Ну, чисто дети! Весь замок гудит, все волнуются, чтобы как следует принять молодого короля Генриха с супругой, а эти словно забыли обо всем, целуются себе в удовольствие, как в те времена, когда были еще женихом и невестой.

Клер осторожно покашляла в кулак.

— Миледи, а накидку-то?

Артур выпустил жену из объятий и повернулся к наставнице:

— Ну конечно же, Клер! Давайте сюда эту накидку!

Смеется, словно счастливый мальчишка. А ведь один из самых значительных лордов при новом короле. Хотя чего уж там, даже строгая Клер вынуждена признать, что он и смотрится как вельможа. Его темный с серебром длинный камзол выглядел просто великолепно, как и мерцающая каменьями цепь на широких плечах. И сам он — высокий, грациозный, с прекрасными манерами. Вон как бережно накинул на плечи супруги поблескивающий светлым золотом плащ, даже сам пристегнул изящными брошами тонкой восточной работы, привезенными из Иерусалима. А потом… Потом Клер только возмущенно всплеснула руками, ибо барон и баронесса Гронвудские схватились за руки и, словно неугомонные дети, перепрыгивая через ступеньки, побежали вниз. Ну кто так делает! Кто может их приструнить? «Да и зачем?» — подумала солидная матрона, добродушно улыбаясь.

Однако в большой зал Гронвуда супруги входили уже как высокочтимая пара: рука об руку, само достоинство и великолепие. Ведь барон и баронесса в своих владениях — это те же правители, на которых взирают с восхищением и преклонением.

Зал Гронвуда был украшен и сиял огнями. По пути Милдрэд перебросилась парой слов с няньками, несшими за ними запеленатых новорожденных малюток, ласково улыбнулась сыну. Артур на ходу переговорил с ответственным за музыкантов Рисом, удостоверился, что Недоразумение Господне (посмел бы теперь кто так называть уважаемого менестреля барона!) за всем проследит и музыка зазвучит как раз в тот момент, когда королевская чета вступит под своды зала.

Во дворе замка было полно народу. Слуги, вымытые и наряженные, столпились перед высоким крыльцом. Важный сенешаль Торкель отступил в сторону, давая проход господам. При этом Милдрэд заметила, как он перемигнулся с одной из ее камеристок. И подумала: давно надо подыскать Торкелю невесту, а то этот вертопрах никак не угомонится. Даром что почти никогда не снимает перчатки с левой руки — ее покалечили при нападении на Гронвуд, — однако умеет так преподнести свое увечье, что покоренным глупышкам это казалось значительным, как шрам, полученный рыцарем на турнире.