Вид из окна, стр. 72

Уайт вдруг поймал себя на мысли, что действительно представляет себе упругое загорелое тело, пришлось даже встряхнуться и решительно заявить:

— Я отдыхаю, в том числе от женщин. Понимаете?

— Анденстенд, андестенд… — задумчиво потянул портье. — Но у местных жителей может сложиться о вас неправильное впечатление. Ну… что вы обходитесь своими руками или вообще…

— Что вообще? Мне наплевать, что подумают обо мне местные жители. Я приперся сюда в апреле, чтобы не видеть толпы туристов и дышать морским воздухом. Я заплатил за это!

— Разумеется, сэр. Никаких проблем, сэр. Но сегодня вполцены, сэр… — портье представлял собой весьма жалкий вид, как будто у него отобрали последний кусок хлеба.

Уайт остановился в раздумьях, и, немного погодя, принял решение:

— Ладно, присылайте свою… вполцены…

Он успел сбросить только ветровку и хлебнуть минеральной воды, как в дверь постучали.

— Войдите! — небрежно скомандовал англичанин и через секунду оторопел.

В комнату вошла, если можно употребить в буквальном смысле это слово, действительно прекрасная загорелая девушка, но на костылях! Она была одноногой. Под лёгким сарафаном угадывалось великолепное тело, «стойкая» грудь с клубничными вершинами, но не было одной ноги чуть выше колена.

— В чём дело? — изумился шпион.

— Это я. Меня зовут Вишня. Я вполцены, потому что мне надо раскидывать не две ноги, а всего одну.

— А… Э… О… Какого чёрта!? Это издевательство?

— Нет, сэр. Всем надо жить и работать. Я очень хорошо работаю. До попадания натовской бомбы в наш дом я работала моделью. Но взрыв изуродовал мою ногу.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт!

— Не стоит так волноваться. Я цивилизованная. Видите, — она кивнула на свой обрубок, — как меня приласкала цивилизация. Говорят, что английские лётчики даже написали на бомбе поздравление для Вишни: «С Пасхой Христовой»! Весёлые ребята, правда?

— Идиоты! — вынужден был признать Уайт. — Вообще-то я не помышлял о сексе даже с двуногой… Думал, дам ей задание погладить мои вещи.

— Для этого в гостинице есть Бранка. А мне на одной ноге неудобно. Хотя я могу стоять, как стойкий оловянный солдатик. — И тут Вишня браво отбросила костыли и, оставшись на одной ноге, спустила с плеч лямки сарафана, отчего он вуалью скользнул к единственной ступне.

Несомненно, до ранения это была удивительной красоты девушка.

— Чёрт! — ещё раз выругался Колин Уайт, который не знал, что ему делать и даже позабыл, что никогда не повторяется в ругательствах. А он редко не знал, как поступить в той или иной ситуации. — Обычно девушки приносят с собой презервативы… — несмело попытался выкрутиться шпион.

— Вот, — сказала она, — вытаскивая упаковку из-под лямки стрингов. — Вполцены… Одна нога здесь, другая — там! Никто не может так далеко откинуть ногу, как я!

— One-legged berry cherry…

4

Джерджи объявился на следующий день. Он прислал смс-сообщение и назначил встречу в Будве в полдень. Уайту пришлось нанимать единственное и раритетное такси в посёлке — кабриолет, сделанный из «Москвича-412», да ещё покрашенного в броский ярко-жёлтый цвет. Успокаивало одно, Павел и Вера тоже катались на этом динозавре советского автопрома и, похоже, их это искренне забавляло. Значит, никто не будет воспринимать его поездку, как деловую. Сам таксист и владелец авто — Лука — называл своё четырехколесное чудо promenade limousine, и брал за пару часов катания вдоль «ядрански пут» ни много ни мало сто евро. Столько же он нагло запросил с Уайта, но тот торговаться не стал, а попросил Луку подождать его в городе, чтобы с ним же вернуться.

Джерджи ждал его в кафе, уже заказав две чашки кофе. Он знал, Уайт никогда не опаздывает, поэтому не опасался, что кофе остынет. Одетый в джинсовый костюм, с сигаретой в зубах он напоминал беспечного хиппи, прожигающего время. Когда Уайт сел напротив него, он не преминул съязвить:

— Колин, даже на берегу Адриатики, ты не снимаешь темный костюм. Ты смотрел «Люди в черном», Колин?

— Смотрел, Джерджи, смотрел. Более того, я сказал Томми Ли Джонсу, что вторая часть полное дерьмо!

— Ты знаешь Томми Ли Джонса?

— Лучше, чем тебя. Чем порадуешь?

Джерджи ногой перепихнул под столом спортивную сумку в сторону Уайта. Тот, расстегнув молнию, молча заглянул внутрь: две снайперки и «беретта» с глушителем.

— Сколько?

— Десять тысяч евро, — не моргнув глазом, ответил албанец.

У выдержанного Уайта подпрыгнули брови:

— Это в два раза дороже, чем стоит!

— Хорошо, я увезу заказ обратно. Мне пришлось вытащить эти игрушки из партии для Косово. Поэтому в стоимость входят неустойка и другие накладные расходы.

— Ладно, — отмахнулся Уайт, доставая чековую книжку. — Когда вы все тут навоюетесь?

— А мы с черногорцами не воюем, а торгуем. С ними бессмысленно воевать, как и с нами. Они такие же как мы. Упрямые. А вот чек, Колин, оставь себе, мне нужны наличные.

— Ты что, не доверяешь?

— Доверяю, но сегодня нужны наличные.

— У тебя не будет проблем с обналичиванием этого чека. Не один банкомат не даст мне такую сумму.

— Да, — согласился Джерджи, — ты прав. Тут во всех банкоматах может не оказаться такой суммы. Ладно, выписывай чек, но на пятьсот евро больше, я не рассчитывал тратить время на такую чепуху.

— Чёртов албанец! Тебе бы с евреями торговаться. Игрушки, надеюсь, качественные?

— В масле ещё. Но пристреляны, как ты и просил. — Джерджи внимательно посмотрел на чек и, удовлетворённо хмыкнув, сунул его в нагрудный карман джинсовой куртки. — Приятно работать с тобой, Колин.

— Не могу тебе ответить такой же любезностью, Джерджи.

— О! Я забыл, что ты джентльмен, и если тебе приходится наживаться на войне, ты восемь раз в день моешь руки.

— Деньги не пахнут, сказал император Веспассиан, когда вводил налог на уборные.

— А я, кстати, планирую открыть бизнес с биотуалетами, — поделился Джерджи.

— Тротил и наркотики там будут вместе с туалетной бумагой?

— Надо об этом подумать, — вдохновился идеей албанец.

Когда Колин с грохотом закрыл за собой дверь развальни-кабриолета, Лука, бросив взгляд на сумку в его руках, невозмутимо спросил:

— Купили наркотики или оружие?

— ? — нахмурил брови Уайт.

— Ну вы же взяли эту сумку у албанца, значит, купили либо то, либо другое.

— Бог мой! Что за удивительная страна?!

— Черногория. Мы запах оружейного масла чуем лучше, чем запах сливовицы и вкусного обеда. Не переживайте, я не побегу в полицейский участок.

— Сколько? — устало спросил Уайт.

— Сто евро.

— Окей.

Но самое удивительное ожидало британца, когда он вошёл в гостиницу. У стойки бара и за столиками галдела толпа людей, одетых в немецкую форму времён Второй мировой. На столах, помимо напитков и закуски, лежали автоматы MP-38 и немецкие карабины. Галдёж стоял, как на сербском, так и на немецком.

— Что это за ряженые? — спросил раздражённо у портье Уайт.

— Это, сэр, кино. Будут снимать кино. Немцы воюют с югославскими партизанами. Красивый бой. Партизаны победят. Я тоже буду участвовать в массовой сцене. Не хотите открыть второй фронт? — улыбнулся портье.

— Что? — не понял шутки Уайт. — Я должен отдохнуть, они долго будут шуметь?

— Я попрошу их быть тише, сэр. Скажу, чтобы вас никто не беспокоил. До июня тысяча девятьсот сорок четвертого года. Черчилль ведь хотел открыть второй фронт на Балканах. Так что можете отдыхать спокойно, сэр.

— Да уж, а то пришлёте очередную проститутку в инвалидном кресле, — недовольно пробурчал Уайт, поднимаясь на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице.

Из номера он позвонил Истмену.

— Джордж, сумасшедший дом продолжается. Тут намериваются снимать кино, батальные сцены.

— Справедливому это не помешает, а тебе?

— Ночью я подготовлю позиции, и для тебя — тоже, — оставил без внимания колкость друга Уайт.