Метла и металлический шарик, стр. 25
И вот уже утро. Эмелиус так и пролежал всю ночь на холодном полу там, где его бросили. Холодно, да, ужасно холодно, холод проник в самое сердце, но ждать осталось недолго. Скоро от его сырых одежд пойдет пар, он почувствует, как поднимается жар, как начинает тлеть одежда, почует запах гари, еще немного — и вся одежда вспыхнет, словно факел.
Костер… много лет прошло с тех пор, как последняя жертва взошла на него. Теперь ведьм и колдунов вешают, а не сжигают. Что за ужасный варварский обычай сжигать людей заживо! Но ныне, после пожара, люди просто помешались на огне… огонь… огонь.
— Боже! — воскликнул Эмелиус, закрывая глаза руками. — Костер… костер… спасите меня от костра!
Эмелиус затих, закрыв лицо руками, словно надеясь, что если будет сидеть тихо, то, может быть, окажется, что он все же утонул в пруду и мучения его кончились. «Какая нелепица! — думал он с горечью. Обвинить меня в колдовстве, да я в жизни не знал ни одного настоящего заклинания!»
Вот мисс Прайс — это другое дело, она-то — настоящая колдунья, но никому не придет в голову сжечь ее. Никто не осмелится вытащить ее из ее уютного домика и проволочь по Хай-стрит до околицы. Ведь она платит налоги, чтит английские порядки, работает в Красном Кресте, так что никому и дела нет до того, чем она занимается в остальное время. Она может наколдовать огромного черного кота величиной со слона, но никто ей и слова не скажет, разве что кот окажется воришкой или она станет грубо с ним обращаться.
— О, мисс Прайс, если бы вы только знали, — простонал Эмелиус, — если бы вы знали, что меня собираются сжечь на костре!
— Я знаю, — раздался чей-то голос. — Мне рассказали об этом ваши соседи.
Эмелиус медленно отвел руки от лица. Он оглядел камеру. Она была пуста.
Наверное, он начал сходить с ума от страха. Но голос казался настоящим: очень громкий, деловой. И тут он заметил ее, точнее, ее лицо в окне и две побелевшие руки, вцепившиеся в прутья решетки. Мисс Прайс смотрела на него из-под черного капюшона, и поначалу Эмелиус не узнал запавшие глаза, сжатые губы, однако помутившимся от страха сознанием он все же узнал ее длинный нос — розовое в пятнах знамя возмущения и праведного гнева.
— Не просто было сюда добраться, — пожаловалась мисс Прайс. — Приходилось все спрашивать и спрашивать. А кругом такая грубость!
Чернокнижник молчал. Его трясло, наконец, он почувствовал, как продрог.
— И никто, видите ли, не понимает королевский английский, — продолжала мисс Прайс с раздражением, слегка задыхаясь. — Не представляю, как вы это выдерживали. И эта грязь, нечистота, вонь… но об этом позже. — Мисс Прайс вдруг вскрикнула и исчезла, но через минуту появилась снова. — Оступилась, — пояснила она. — Очень неустойчивая позиция. Но вы заперты, а кровать в камере не поместилась бы.
Эмелиус облизал губы. Он не сводил глаз с лица за окном.
— Они пытались утопить меня в пруду, — простонал он, словно обращаясь к самому себе, — в пруду…
— Не стоит об этом вспоминать, — поспешно сказала мисс Прайс. Она опустила глаза, и Эмелиус услышал, как она шепчет кому-то: «Так подвинь свою руку, Кэри. Ты сама виновата. Я не нарочно на нее наступила». Немного погодя она сказала кому-то: «Да, с ним все в порядке. Просто очень промок. Но камера очень тесная, кровать в ней не поместится». Мисс Прайс снова появилась в окне. — Обождите минутку, — извинилась она и исчезла.
Эмелиус услышал приглушенные голоса. Он снова лег. Благодарность разливалась по его телу, пока не переполнила сердце и не хлынула слезами из глаз. Жгучие, мучительные слезы просачивались сквозь сомкнутые веки. Мисс Прайс вернулась! Она спасет его! Она всегда доводит дело до конца, за что бы ни взялась — все ей удается.
Немного погодя мисс Прайс снова появилась в окне.
— А теперь, — приказала она, — соберитесь с духом. Мы не позволим им сжечь вас, но здесь нам оставаться нельзя. Я ведь стою посреди бела дня на спинке кровати!
— Не уходите! — взмолился Эмелиус.
— Я должна оставить вас ненадолго, чтобы спрятать кровать. Собирается гроза. А когда мы вылетали, дома была такая замечательная погода!
— Что мне делать? — выпалил Эмелиус.
— Пока — ничего. Два стражника у входа играют в кости. Сидите и не поднимайте шума. — Мисс Прайс критически осмотрела узника. — И постарайтесь хоть немного привести себя в порядок, вы сразу почувствуете себя лучше.
С этими словами она исчезла.
На этот раз она больше не появилась, и немного погодя Эмелиус принялся счищать длинные пряди зеленых водорослей с плаща. Он обнаружил на рукаве водяного жука, туфли его были залеплены грязью.
Конечно, мисс Прайс спасет его. Но как? Это будет нелегко. Зарешеченное окошко было величиной всего в один квадратный фут, а железная дверь была крепко заперта.
Глава 19. И ВСЕ ЖЕ ТАК ДАЛЕКО…
— Что-то мисс Прайс не возвращается, — забеспокоилась Кэри.
Дети сидели на кровати в заброшенном хлеву. Земля была изрыта копытами, в углу серела куча гнилой соломы. Через сломанную дверь они могли видеть продуваемое всеми ветрами поле и низкое мрачное небо. Место было унылое, но, как заметила мисс Прайс, — надежное. Здесь они и спрятали кровать. Завернувшись в темный плащ и подхватив метлу и саблю, мисс Прайс ушла вызволять Эмелиуса.
— Ее нет уже больше часа, — пробормотал Чарлз, подходя к двери. Тяжелое небо рассекала узкая светлая полоса, из которой на деревья и изгороди струился неестественный мертвенно-бледный свет. Вдруг яркая вспышка озарила небо. Чарлз отшатнулся от двери. Крыша хлева задрожала от раскатов грома.
— Ну и перетрусил же я! — признался мальчик.
— Может, нам пойти поискать ее? — предложила Кэри.
— А с кроватью что делать? Кто-то должен остаться ее сторожить.
— Никто сюда не придет! — возразила Кэри. — Все ушли смотреть казнь. Мне кажется, надо либо всем идти, либо никому. Нельзя разлучаться.
Чарлз задумчиво посмотрел через поле на ворота, выходившие на дорогу.
— Тогда пошли все вместе, — решил он.
На пороге Кэри оглянулась на кровать. Та выглядела нелепо ярко посреди пыли и мятой соломы. «Суждено ли нам увидеть ее снова? — подумала девочка. — Чем-то закончится это приключение?»
Проходя в сумеречном свете мимо нечетких очертаний домов и опустевших садов, дети с любопытством поглядывали по сторонам. Местность мало отличалась от той Англии, которая была им знакома. Старые дома соседствовали с новыми. Гостиничная вывеска скрипнула от сильного порыва ветра, но внутри никого не было: все ушли поглазеть на казнь.
— Смисфильд, — пробормотал Чарлз, — это там, где теперь мясной рынок. Это часть Лондона, а выглядит как деревня.
Запряженные в повозки лошади стояли, привязанные к столбам. По улицам разгуливали полчища оголодавших котов и лохматых грязных псов, но людей не было видно. По канавам валялись обглоданные кости, тряпье, сломанные крышки от сковородок, повсюду воняло дубленой кожей. Постепенно дети стали различать отдаленный гул толпы.
— Смотрите-ка, — прошептала Кэри.
Богато одетый господин выводил лошадь из стойла. На нем были высоченные кожаные сапоги, доходившие до бедер, и расширяющийся книзу камзол. Руки его утопали в кружевных манжетах, а на голове покачивался огромный темный парик. Поравнявшись с незнакомцем, дети почувствовали сильный запах духов — непривычный пряный аромат, странным образом смешивавшийся с вонью дубильни. Садясь на лошадь, господин бросил на детей изумленный взгляд. На его бледном лице выразилось недовольство. Кэри поспешно закрыла рукой английскую булавку, но человека не интересовала их одежда. Его волновало нечто более важное.
— Разве это занятие для детей, — проворчал он неодобрительно, проезжая мимо, — глазеть, как сжигают какого-то беднягу.
Кэри с испугом взглянула на него. Всякий раз, когда незнакомый взрослый обращался к ней со злобой, девочке становилось не по себе. Даже когда стук копыт затих в отдалении, дети еще долго не решались заговорить. Им было стыдно, словно они были виноваты в том, что Эмелиуса собирались сжечь заживо.