Добывайки в поле, стр. 16

— Не пойму я, куда ты клонишь, — недоумевающе сказала Хомили, тревожно глядя, как Арриэтта медленно опускает полную крышку воды с корня над свечой. — Осторожнее! — закричала она. — Следи, чтобы не загорелась бечевка.

— А вот куда, — продолжал Под. — Попробуй посмотреть на половинку ножниц скажем, как на клинок или меч, а на шляпную булавку как на копье, или, скажем, кинжал. Так вот, тот, кто их у нас забрал, получил в руки оружие, понимаешь, что я имею в виду? А нас оставил безоружными.

— У нас есть вторая булавка, — заражаясь его волнением сказала Хомили.

— Конечно, — сказал Под, — но он, тот, кто взял остальное, об этом не знает. Понимаешь, что я хочу сказать?

— Да, — подавленно прошептала Хомили.

— Можешь пить чай, если хочешь, — продолжал Под, — но праздновать нам нечего. Во всяком случае, пока.

Хомили уныло взглянула на свечу, над крышечкой уже поднимался легкий парок — отрада для ее глаз!

— Ну, что ж!.. — начала она и замолкла. Но вдруг снова оживилась. — Так или иначе, все сводится к одному.

— О чем ты говоришь? — спросил Под.

— О чае, — объяснила Хомили, совсем воспрянув духом. — Раз ты сказал, что у нас украли оружие и все прочее, — положение серьезное, спору нет. Некоторые из моих знакомых,-торопливо продолжала она, — даже сказали бы, что мы находимся в чрезвычайных обстоятельствах.

— Некоторые сказали бы, — уныло согласился Под.

И вдруг отскочил в сторону и принялся размахивать руками. Арриэтта завизжала и Хомили подумала, что они оба сошли с ума.

И тут она увидела, что в нишу, привлеченная свечой, залетела неуклюжая ночная бабочка желтовато-коричневого цвета («Настоящее чудовище», — подумала Хомили) и, ослепленная светом, стала, как пьяная, кружить по нише.

— Спасайте кипяток! — в панике закричала Хомили и, схватив чертополох, принялась размахивать в воздухе.

По стенам и потолку заплясали тени, и среди беготни и криков добывайки не заметили, что ночь стала еще темнее. Однако они почувствовали внезапный порыв ветра, услышали, как затрещала свеча, и увидели, что бабочка исчезла.

— Что это было? — спросила наконец Арриэтта, прерывая испуганное молчание.

— Сова, — сказал Под, задумавшись.

— Она съела бабочку?

— Как съела бы и тебя, — сказал Под, — если бы ты разгуливала снаружи после наступления темноты. Век живи, век учись, — добавил он. — Больше никаких свеч после захода солнца. С восходом вставать, с заходом — в кровать, вот как мы теперь жить будем, и только так.

— Вода кипит, Под, — сказала Хомили.

— Насыпь заварку, — сказал Под, — и погаси огонь, прекрасно выпьем чай в темноте.

Повернувшись в другую сторону, он снова прислонил щетку из чертополоха к стене, и, пока Хомили заваривала чай, быстро прибрал в пещере: сложил колосья штабелями у стенки ботинка, поправил мешки и вообще привел все в порядок прежде чем ложиться спать. Закончив, подошел к полке в глубине ниши и любовно провел рукой по аккуратно развешенным инструментам. Последние лучи света, перед тем как Хомили погасила свечу, упали на фигурку Пода — рука на пустом гвозде, — который уже долгое время стоял там в глубоком раздумье.

Глава десятая

Спали они хорошо и проснулись ранним утром полные бодрости и сил. Косые лучи солнца заливали нишу, а когда Под расшнуровал края ботинка, проникли внутрь, осветив всю его переднюю часть. Арриэтта принесла на завтрак шесть ягод земляники, а Хомили раздробила молотком Пода несколько пшеничных зерен. Смоченные водой, они сошли за кашу.

— Если ты еще не наелась, Арриэтта, — сказал Хомили, — возьми себе орех.

Так Арриэтта и сделала.

Они наметили следующую программу на день: учитывая вчерашнюю пропажу, Под должен был один отправляться на середину поля к похожей на остров купе деревьев. Это была последняя по пытка разыскать барсучью нору. Хомили останется дома из-за ее боязни открытого пространства, и Арриэтте, сказал Под, придется составить матери компанию.

— В доме полно работы. Прежде всего надо натереть хорошенько кусочком свечи один из походных мешков, чтобы он стал непромокаемым и можно было приносить в нем воду. Потом нужно распилить несколько орехов, из половинок скорлупы получатся хорошие чашки. И неплохо было бы собрать еще немного и сложить в кладовой, ведь больше нет лопаты, чтобы выкопать тайник.

— Когда мы шли вчера домой, — добавил Под, я заметил на изгороди у перелаза прекрасный клок конских волос, который зацепился за куст куманики. Хорошо было бы, если бы вы пошли туда и принесли хоть часть домой, если вам не трудно, — я бы сделал рыболовную сеть. И размолоть еще несколько зерен тоже бы не помешало..

— Хорошего понемножку, Под, — запротестовала Хомили. — Мы рады тебе помочь, но мы все же не рабы на плантациях…

— Как знаешь, — сказал Под, задумчиво глядя в дальний конец пастбища. — А только меня не будет почти весь день… пока я доберусь туда, пока обыщу все, пока вернусь… Я бы не хотел, чтобы вы волновались…

— Я знала, что так все и кончится, — уныло сказала Хомили, когда немного позднее они вощили кусочком свечи мешок. — Что я всегда говорила там, дома, когда ты просила, чтобы мы переселились? Разве я не говорила тебе, что нас ждет? Сквозняки, ночные бабочки, червяки, змеи и все такое. Ты сама видела, каково это, когда идет дождь. А что будет зимой! Даже подумать страшно. Никто не может сказать, что я не стараюсь, — продолжала она, — и никто никогда не замечает, чтобы я жаловалась, но, помяни мои слова, Арриэтта, нам не дожить до весны.

Из глаз Хомили упала круглая, как шарик, слеза и покатилась по навощенному мешку.

— Ну, после крысолова, — напомнила ей Арриэтта, — мы бы и дома не дожили до весны.

— Этот мальчик был прав, — продолжала свое Хомили. — И ничего удивительного. Помнишь, он говорил, что добывайкам пришел конец? Наш час пробил. Если ты хочешь знать, что я думаю, — мы и правда вымираем.

Но когда, взявши мешок для воды и кусочек мыла, они пошли на ручей, Хомили немного повеселела. Сонная жара, тихий плеск крошечных волн у пристани из куска коры всегда действовали на нее умиротворяюще. Она даже посоветовала Арриэтте помыться и позволила ей поплескаться на мелководье. Вода прекрасно держала легонькое тельце девочки, и Арриэтта чувствовала, что недалек тот день, когда она научится плавать.

Чувствуя себя после купания бодрой и свежей, Арриэтта отправилась к перелазу за конскими волосами, а Хомили осталась в нише и стала готовить второй завтрак (Хотя, что тут готовить, — с раздражением подумала Хомили, выкладывая на стол несколько ягод шиповника и боярышника, немного водяного кресса и ядрышки двух орехов, расколотых молотком).

Волосы зацепились за куст куманики примерно на полпути от земли до верхушки; но Арриэтта, освеженная купанием, была только рада возможности полазать. Спускаясь вниз и нащупывая ногой опору, она коснулась голой подошвой не прохладной коры, а чего-то теплого и мягкого. Арриэтта вскрикнула и повисла, крепко сжимая волосы и вглядываясь в гущу листьев внизу. Ничто не шевелилось, ничего не было видно, кроме переплетения ветвей, испещренных солнечными пятнами. Секунда… другая… Арриэтта не отваживалась спускаться дальше, и тут ей почудилось какое-то движение, словно качнулся конец ветки. Приглядевшись, она увидела очертания загорелой руки. Конечно, это не может быть рука, — сказала она себе, — но ни на что другое это не было похоже, — ладошка и маленькие мозолистые пальцы, не больше, чем у нее. Собравшись с духом, Арриэтта дотронулась до нее ногой, и рука схватила ее за пятку. Стараясь вырвать ногу, Арриэтта потеряла равновесие и с визгом полетела на сухие листья, устилавшие землю. Хорошо, что до нее оставалось всего несколько веток. Вместе с Арриэттой спрыгнула небольшая фигурка одного с ней роста.

— Испугалась? — со смехом сказал незнакомец.