Имоджин, стр. 25

— П-п-прости, Ники, — всхлипывая протянула она. — Я люблю тебя.

— А я тебя — нет! — прорычал он. — Говорю тебе прямо. И еще я не люблю девчонок, которые привязываются к мужчинам только для того, чтобы провести отпуск где-нибудь в солнечном месте.

И он кинулся прочь из ее комнаты, напоследок хлопнув дверью.

В Пор-ле-Пэн было четыре церкви, и всю ночь Имоджин считала звоны их колоколов каждые четверть часа, пока крики петухов не возвестили о восходе солнца, лучи которого стали пробиваться сквозь жалюзи.

Когда утром она, прикрыв заплаканные глаза темными очками, направилась вниз, из двери спальни Кейбл высунулась ее голова.

— Я только что нашла это в одной из своих комнатных туфель. Надеюсь, ты их не искала. — И она со смехом сунула в руку Имоджин лиловую коробочку с таблетками.

Смех, подумала Имоджин, — это самый коварный звук на свете. Кейбл и Ники лежали на пляже на некотором отдалении от остальной компании. Разговора их не было слышно, руки их были сплетены, они смеялись и что-то тихо и ласково говорили друг другу.

Солнце жгло так же сильно, как и накануне. Но на этот раз еще свирепствовал ветер. Он вырывал из земли зонты, бил в лицо песком, ерошил зеленые перья пальм на набережной.

— Это называется мистраль, — объяснял Матт Имоджин. — Он всех выводит из себя. Ты заметила, как приятнейшие люди превращаются в настоящих чудовищ, когда у них слишком много свободного времени?

Ивонн высказывала какие-то жалобы Джеймсу, который прятал свое обожженное докрасна тело в огромное зеленое полотенце. Кейбл обходилась с Маттом подчеркнуто резко, а Ники не замечал существования Имоджин.

Мимо них пробежал, расшвыривая песок, черный пудель с красным ошейником. Джеймс свистнул и щелкнул пальцами.

— Не подзывай незнакомых собак, Джамбо, — одернула его Ивонн, — Они запросто могут оказаться бешеными.

Кейбл в своем изумрудно-зеленом бикини и такого же цвета тюрбане, предохраняющем волосы от песка, была соблазнительна как никогда. Матт отвлекся чтением журнала «Пари Матч». Ивонн для предохранения носа от солнца надела на него подобие картонного клюва, отчего стала похожей на какую-то злобную птицу. Джеймс вытащил камеру и отдался фотозабаве, состоявшей преимущественно в выходах на крупных дам. Ники пошел брать напрокат водный велосипед.

Трое французов приятной наружности, перебрасывавших мяч, расположились поблизости от Кейбл. Один из них нарочно выронил мяч, и тот упал к ее ногам. Все они побежали его подбирать, громким смехом и многословными извинениями выказывая свой интерес к Кейбл. Она одарила их теплым взглядом. Они ответили восхищенной улыбкой. Тут же они снова уронили мяч, он приземлился на ее полотенце и был поднят, и вновь это сопровождалось шквалом извинений. Кейбл самодовольно ухмылялась. Матт, не обращая внимания, продолжал читать. Имоджин вдруг подумала, как, наверное, злит Кейбл такое отсутствие признаков ревности с его стороны. Возможно, оба они вели тонкую игру. Она взяла отложенный Кейбл в сторону номер журнала «Элль», где возвещалось, что этой осенью должна быть в моде «une vrai beaute sauvage» [12]. Эффектно растрепанная грива фотомодели на обложке не допускала никакого сравнения с ужасными космами на голове Имоджин, которые торчали «toutes directions» [13]. Жара была страшная. У Имоджин жгло кожу, и она стала наносить на лицо лосьон от солнечных ожогов.

Ивонн издала вопль негодования и вырвала тюбик из рук Имоджин.

— Как ты посмела использовать мой особый крем!

— Перестань скулить, — резко сказал Матт, — Что одна мазь, что другая — никакой разницы.

— Эта сделана специально для моей чувствительной кожи по очень дорогостоящему рецепту, — заявила Ивонн. — Поскольку я фотомодель, то абсолютно недопустимо, чтобы у меня зашелушилась кожа. Этот состав…

Матт встал и пошел к воде, не дослушав, что она скажет дальше.

— Самый грубый мужчина, какого я встречала в жизни, — свирепо объявила Ивонн, поправляя свой картонный клюв. — Не знаю, Кейбл, зачем ты с ним связалась.

Кейбл перевернулась и посмотрела на Ивонн, сверкнув зелеными глазами.

— Затем, — протянула она, — что в постели он — гений.

— Какие отвратительные вещи ты говорить! — возмутилась Ивонн, сделавшись похожей на разгневанную свеклу.

— Стоит один раз попробовать с Маттом, — заверила ее Кейбл, — и потом уже никого не захочешь.

— Поэтому ты так шалишь с Ники Бересфордом?

У Имоджин перехватило дыхание. Кейбл неприятно осклабилась.

— Потому, что Ники — милашка, а мне надо держать Матта в напряжении, в струне.

— Ты избрала неверный путь, — заметила Ивонн. — Тебе следует время от времени пришивать ему на рубашке пуговицу или что-нибудь стряпать. Быть фотомоделыо, знаешь ли, занятие не очень надежное.

— Как и замужество, — парировала Кейбл, — Прошлой ночью твой муж подъезжал ко мне с самыми гнусными предложениями.

И, поднявшись одним гибким движением, она направилась к морю, чтобы покататься с Ники на водном велосипеде.

Ивонн переключилась на Имоджин, единственную оставшуюся мишень.

— Не понимаю, почему ты, приехав сюда с Ники, позволяешь ему вот так отчаливать в сторону, — выпалила она и, брызгая от ярости слюной, отправилась на поиски Джеймса.

Имоджин достала из сумки несколько почтовых открыток. Она купила их, чтобы послать домой и сослуживцам, но что она могла им сообшить? Они были все так взволнованы ее отъездом. Как она могла сказать им правду?

«Здравствуйте, мои дорогие, — крупно написала она, — Как вы там? Я доехала благополучно. Все сады здесь хуже наших». Вдруг ей представился дом викария в Пайкли. Джульетта и мальчики теперь, должно быть, в школе, мать готовится идти за покупками, хлопочет и заглядывает в список, а Гомер, поджидая ее, нетерпеливо таскает туда-сюда свою цепь. На таком расстоянии даже отец казался не очень грозным. Ее охватила сильная тоска по дому.

Из воды лениво выходил Матт. С его огромных плеч скатывались капли, глаза с тяжелыми веками щурились на солнце. Перед ним была малышка Имоджин в этом жутком купальнике, окруженная чужими вещами. Никогда ему не приходилось видеть такого удрученного создания. Покрасневшие глаза, на теле синяки. Должно быть, прошлой ночью Ники послал ее к черту. Эти бледнокожие английские девушки всегда первые несколько дней скверно смотрятся на юге Франции. Наряды у нее ужасные, на голове — сущее бедствие. Но вот когда она загорит, у нее могут появиться кое-какие возможности. Я смогу ее научить двум-трем вещам, подумал он. Он лег рядом с ней и положил руку ей на плечи.

— Я объявляю открытой национальную неделю засосов, — сказал он.

Она повернула к нему свое унылое лицо и подняла руку, покрытую следами от укусов насекомых.

— Кажется, я привлекаю только комаров, — губы ее дрожали.

— Ивонн, похоже, наговорила тебе чепухи? Слушай, малышка, не позволяй ей взять над собой верх. Я знаю, она тут держится так, будто ей принадлежит весь этот пляж и все должны вести себя, как на вечернем чае у священника, но тебе надо просто не замечать ее.

Бедняжка, подумал он, она действительно в жалком положении. Надо непременно как-то пособить делу.

Глава десятая

— Сегодня я счастлив, — сообщил Матт после обеда, — вечером иду в казино.

— Полагаю, чтобы просадить там все наши французские харчи, — кисло заметила Кейбл.

Когда они вошли в зал с рулетками, Имоджин была ошеломлена дымом, ослепительным светом ламп и той лихорадкой, которую генерировано само это место. Здесь азартную игру явно принимали всерьез. Вокруг стола сидели женщины с алыми ногтями и одержимыми лицами. Никто из стоявших за ними бледных, с жестким взглядом мужчин не выказал какого-либо признака интереса к Кейбл. Крупные суммы денег переходили из рук в руки.