Имоджин, стр. 14

О черт, надо было как раз принимать таблетку, лежавшую в маленькой капсуле, похожей на лампочки вокруг зеркала актрисы. Она чувствовала себя подобно Персефоне, собирающейся взять гранатовые семечки и быть осужденной за это на вечные муки в аду.

Закрыв дверь своей спальни, она стала на-ощупь искать в глубине полупустого гардероба плотный твид своего старого пальто. И не могла его найти. Она отодвинула в сторону остальную одежду: пальто не было ни на вешалке, ни на дне шкафа. Быстро перерыв лестничный чулан, она кинулась вниз. Мать чистила картошку, одновременно читая какой-то роман.

— Мое старое школьное пальто пропало, — выдохнула Имоджин.

— Но ты же не собираешься брать его с собой во Францию? — сказала мать.

— Нет, но где оно?

— Я отдала его на распродажу, дорогая. Раз мы взяли оттуда купальник и эти брюки леди Джасинты, я решила, что это будет самое меньшее, что мы можем сделать.

Имоджин выскочила из дома со скоростью ракеты. Скатываясь по садовым дорожкам, проносясь по мокрой мостовой, потом по дороге через торфяники, она не обращала внимания на бьющие по ее ногам кусты папоротника и царапавшие лицо ветки.

На пальто была метка с ее именем, в кармане лежали таблетки и последнее письмо Ники — то самое, где говорилось насчет того, что надо как следует подготовиться, и самым откровенным образом обещались всякие наслаждения, которые он доставит ей ио Франции. В голове ее пронеслись мысли о том, что сделает отец, если узнает. Он может ее не отпустить. Допустив на мгновение, что она больше не увидит Ники, она почувствовала такой ужас, что ей чуть не стало плохо. У нее перехватило дыхание.

Окна в притворе церкви были освещены, и по ним катились капли дождя. Внутри Имоджин увидела сцены чудовищной активности и была чуть не сбита с ног запахом нафталина, пыли и отнюдь не очень чистой одежды. Приходские дамы в фетровых шляпах стояли вокруг нагруженных всевозможным старьем подмостков, рылись в чужих обносках, ища хорошей скидки. Искусно сбивая цену на ту или иную вещь, они делали вид, будто не знают, что она прислана кем-то из их же числа.

— Не думаю, что ей когда-нибудь приходило в голову выстирать эти корсеты, — сказала жена мясника, пренебрежительно бросая их в ближайший бак. — Все эти платья официантки совершенно спрели в подмышках.

— Леди Джасинта прислала лисий мех без хвоста, — сообщила местная акушерка. — Крысы, крысы, — крикнула она, махнув этим мехом на кота церковного смотрителя. Тот, увернувшись от нее, прыгнул на кипу старых книг и пластинок.

— Привет, Имоджин, прелесть, — сказала жена мясника. — Пришла на подмогу? Я думала, ты с завтрашнего дня в отпуске.

— В отпуске, — подтвердила Имоджин, упорно высматривая пальто.

— Если ты ищешь папу, он там.

Имоджин всмотрелась в пыльный сумрак и застыла от ужаса. В дальнем углу перед высоким веснушчатым зеркалом мисс Джеролд из местного почтового отделения примеряла школьное пальто Имоджин, доходившее ей до щиколоток. Поощряли ее с одной стороны миссис Конноли, приходящая работница ее матери, с другой — викарий.

— Можно еще поносить, — говорила мисс Джеролд. — Моя сестра из Мэлхема сможет его перелицевать.

— Очень вам к лицу, мисс Джеролд, — задушевно сказал викарий, изобразив свою сердечную улыбку «отвали».

— Я не уверена насчет цвета, Элси, — засомневалась миссис Конноли. — И мисс Имоджин он никогда не шел.

— У меня оно будет только для сада и для прогулок, пятьдесят пенсов, кажется, недорого, — сказала мисс Джеролд и, вновь повернувшись к зеркалу, приняла стойку манекенщицы и засунула руки в карманы. — О, да тут что-то есть.

Имоджин в мгновение ока пересекла помещение и оказалась рядом с мисс Джеролд как раз в тот момент, когда та вынимала из карманов лиловатые коробочки и письмо Ники.

— Что это такое? — начала было она.

— Это мое, — сказала Имоджин, тут же выхватив у неё все из рук.

Мисс Джеролд была так поражена, что подалась назад, топнув каблуками так, что звук отозвался где-то во владениях микадо.

— Имоджин, — прогремел викарий, — где твои манеры, и что это у тебя там?

— Ничего, — прошептала она, покраснев как автофургон Главного почтового управления.

— Любовные письма и фотографии, — спокойно сказала миссис Конноли, которая терпеть не могла викария и в точности разглядела, что лежало в карманах. — Ни одна девушка не захочет потерять такие вещи, правда, прелесть? О, глядите-ка, леди Харрис появилась. Полагаю, она хочет поговорить с вами относительно закусок, викарий.

— А, в самом деле. Добро пожаловать, добро пожаловать, — произнес мистер Броклхерст звонким голосом, приканчивая микадо, и направился к двери.

Какое-то время Имоджин и миссис Конноли смотрели друг на друга.

— Спасибо, — пробормотала Имоджин. — Вы были ужасно добры.

— Лучше перестраховаться, чтобы потом не проливать слезы, — сказала миссис Конноли. — Моя Конни глотала эти штуки несколько лет. На твоем месте я бы унесла их отсюда подальше, пока твой папаша не спохватился. Приятного тебе отдыха. Возвращайся коричневая, как негритенок.

— Кажется, она спешит, — невинно сказала мисс Джеролд. — У нее, наверное, свидание.

— Возможно, — допустила миссис Конноли, которая отлично знала, что мисс Джеролд читает все открытки, проходящие через почтовое отделение. — Во всяком случае, мне она про это не говорила.

Последние часы перед отъездом были пыткой, но наконец Имоджин села в поезд до Лондона и положила свой небольшой чемодан на сетку. Мать, Джульетта и Гомер понуро стояли на платформе. Имоджин вдруг почувствовала большой комок в горле.

— Мне жаль, что я так ужасно вела себя последние недели. Я обязательно исправлюсь, обещаю вам, — сказала она. высунувшись из окна. — Я бы хотела, чтобы вы тоже поехали.

— Мы все будем по тебе скучать, — сказала мать.

— Не забудь послать открытку, — напомнила Джульетта.

— Будь осторожна с питьевой водой, — сказала мать.

— Запомни: целомудрие начинается и кончается дома, — сказала Джульетта. — Вот тебе кое-что почитать в поезде. — Она протянула ей сверток, когда поезд уже тронулся. Там лежали «Камасутра» и «Солнце — моя погибель».

Постепенно темные каменные стены, старые дымоходы, закопченные дома, грязно-белые садовые изгороди остались позади. Имоджин была в дороге.

Глава пятая

За полтора часа до Лондона она начала заниматься своим лицом. Через полчаса она решила, что выглядит ужасно, и, сняв всю краску, стала накладывать ее заново. Новое, очень дешевое платье темно-зеленого цвета с белым воротником, которое так мило смотрелось во время примерки в магазине, теперь скомкалось, как кухонная тряпка. Новые колготки собрались спирально у щиколоток. Поезд пришел на вокзал Кингз Кросс. Имоджин, проталкиваясь через толпу, вышла одной из первых с сияющей улыбкой наготове — как на рекламе Британских железных дорог. Сколько раз она переживала этот момент в воображении. Встречающие кинулись целовать прибывших и забирать их чемоданы. Ее никто не окликнул. Целующиеся рассеялись, а Ники все не было. Она точно помнила, как сказала ему, что приедет восемьсот тридцатым поездом.

Стрелка вокзальных часов, судорожно дернувшись, встала на десяти минутах десятого. Два пьяных матроса накренились в ее сторону, но, увидев ледяное выражение ее лица, подались прочь. Она с трудом удерживалась, чтобы не заплакать.

И тут, словно ангел милосердия, появился Ники. Он несся вприпрыжку, одетый в тот же белый костюм и оранжевую рубашку.

— Дорогая, любовь ненаглядная! Ради Бога, прости. Ну что я мог поделать? На Пикадилли была страшная пробка. Ты в порядке? Тебя тут наверняка уже пыталась снять половина Лондона?

— Ах, — смеясь и плача, сказала Имоджин, — я так рада тебя видеть.

Когда он ее целовал, она уловила запах спиртного и духов. Может, это были ее собственные духи, к которым она еще сама не привыкла.