Волна мозга, стр. 10

Он говорил об этом без тени страха, глаза его возбужденно блистали из-за толстых стекол очков. Его интересовал сам феномен и ничего более. Коринф легко мог представить, как тот слабеющей рукой фиксирует основные моменты процесса собственного умирания.

– Ладно, – вздохнул физик, – поживем – увидим.

– Как это у тебя язык поворачивается такое говорить?! – возмутилась Шейла. – Нужно что-то делать, а не сидеть сложа руки!

– Милая моя, – усмехнулась Хельга. – Неужели ты действительно считаешь, что мы способны что-то изменить?

Глава 5

Подборка отдельных заголовков номера «Нью-Йорк таймс» от тридцатого июня:

На следующий день газета уже не вышла – на складе кончилась бумага.

То, что Броку доверили присматривать за поместьем, казалось ему довольно-таки странным. Но странных вещей в эти дни и без того было предостаточно.

Сначала уехал господин Россман. Затем, буквально на следующий день, на Стэна Уилмера напали свиньи. Едва он вошел в загон, чтобы покормить их, как они с визгом дружно набросились на него и, сбив с ног, принялись топтать своими могучими ногами. После того как он пристрелил парочку свиней, они оставили его в покое и, сокрушив изгородь, исчезли в лесу. Уилмер был изранен настолько серьезно, что его пришлось отправить в госпиталь, при этом он поклялся, что ни за что на свете не вернется назад. В тот же день уволились и оба работника.

Брок был слишком погружен в себя, слишком увлечен духом перемен, для того чтобы обращать на это внимание. Почти все время он был предоставлен самому себе – все работы, кроме жизненно важных, были приостановлены на неопределенное время. Он присматривал за животными, поил и кормил их, ни на минуту не расставаясь с пистолетом, висевшим у него на поясе. Как и прежде, его неразлучным спутником был Джо. Все остальное время Брок посвящал чтению или же просто сидел, подперев голову руками, и думал.

Билл Берген пригласил его к себе через пару дней после истории со свиньями. Внешне управляющий ничуть не изменился. Тот же высокий, рыжеватый, нескорый на слова человек с непременной зубочисткой во рту. Казалось, что теперь он стал говорить еще медленнее.

– Знаешь, Арчи, – с трудом выговорил Берген, – Смит тоже уволился.

Брок, опустив глаза, переминался с ноги на ногу.

– Сказал, что хочет поступить в колледж. Как я его ни отговаривал – все впустую. – В голосе Бергена слышалась известная толика презрения. – Вот идиот… Через месяц никаких колледжей не останется. Теперь, стало быть, нас здесь осталось четверо: мы с женой, Фосс и ты.

– Да, негусто… – промямлил Брок, чувствуя, что не сказать ничего нельзя.

– Сейчас со всей работой может справиться и один человек, – сказал Берген. – Хорошо, что сейчас лето… Кони и коровы могут пастись сколько угодно, и хлев чистить не надо.

– А как быть с урожаем?

– Что тут поделаешь? Лучше об этом и не задумываться. Брок поднял глаза. Берген всегда был лучшим здешним работником, и слышать из его уст такое было по меньшей мере странно.

– Слушай, Арчи, ты, наверное, поумнел, как и все остальные, верно? – спросил Берген. – Я так полагаю, ты теперь пришел к норме, – разумеется, я говорю о прежней норме… И это еще не все – скоро ты станешь еще умнее.

Брок почувствовал, как его лицо запылало жаром.

– Прости, я вовсе не хотел тебя обидеть. Ты хороший человек. – Какое-то время он сидел, бесцельно перебирая бумаги, лежавшие на столе. Наконец Берген поднял глаза на Брока. – Слушай, Арчи, теперь ты будешь здесь самым главным.

– Что?

– Я тоже уезжаю.

– Но, Билл, как же…

– Все нормально, Арчи. – Берген поднялся на ноги. – Ты ведь знаешь, моей жене всегда хотелось попутешествовать, мне, признаться, тоже было о чем призадуматься. Объяснить тебе все это я вряд ли сумею, но это и неважно… Мы отправляемся на запад на нашей машине.

– Но, но… господин Россман – он ведь рассчитывает…

– Я полагаю, существуют более важные вещи, чем проблемы, связанные с поместьем Россмана, – бесстрастно ответил Берген. – Ты вполне сможешь управиться с ним независимо от того, останется здесь Фосс или уедет.

Изумление и ужас сменились презрением:

– Ты что – боишься животных?

– Да ты что. Арчи… В любом случае ты умнее их, и у тебя помимо прочего есть руки. Револьвер элементарно решает все проблемы. – Берген подошел к окну. Стоял ясный ветреный день, лучи солнца играли в шумевших листвой ветвях деревьев. – На самом деле эта ферма сейчас безопаснее любого другого места. Если система производства и распределения продовольствия рухнет, что в нынешних условиях вполне вероятно, тебя это в любом случае не коснется. Что касается меня и моей жены… Мы уже не молоды, понимаешь? Всю свою жизнь я был честным, прямым и совестливым человеком. Но мне ужасно жаль, что все эти годы я прожил зря.

Он отвернулся.

– Прощай, Арчи.

Это была команда.

Брок вышел во двор, покачивая головой и сокрушенно вздыхая. Джо жалобно заскулил и ткнулся носом ему в ладонь. Брок погладил его по золотистой шерстке и сел на скамейку.

«Проблема в том, – подумал он, – что умнее стали не только я, и не только животные, но и все остальные… О том, что сейчас происходит в голове Билла Бергена, знает только Бог».

Эта мысль повергла его в ужас. Новые немыслимые доселе возможности разума казались ему теперь чем-то пугающим. Он боялся даже думать о том, как же сейчас должны чувствовать себя нормальные люди, кем они теперь стали…

Понять это было трудно. Богом Берген, конечно же, не стал. Глаза его не сверкали нечеловеческим блеском, голос не ревел, он не строил двигателей, извергавших пламя, и не возводил башен до небес. Это был все тот же высокий сутулый человек с усталостью во взгляде. Он не изменился, как не изменился и мир.

Деревья были такими же зелеными, за кустами роз щебетала пташка, на спинке скамейки сидела кобальтово-синяя муха.

Броку вдруг смутно вспомнилась церковная служба, пару раз виденная им в детстве. Конец света – небеса разверзаются, и ангелы изливают на сотрясающуюся землю свой гнев. А потом придет Бог и будет судить сынов человеческих. Ему вдруг показалось, что он слышит стук огромных копыт. Он напряженно замер, но тут же понял, что это шумят на ветру ветви деревьев.

Самым страшным было именно это. Небеса молчали. Земля, как и прежде, носилась по темной безмолвной бездне – происходящее на ее поверхности никак не отразилось на ее судьбах.