Купель Офелии, стр. 45

Сеня прыснул и задышал глубоко и часто.

– Вы не видели, куда Матильда с Офелией делись? – спешно перевел разговор на иную тему Ванька, с сочувствием глядя на художника.

Тот что-то невнятно прошамкал и склонил голову к коленям.

– Что? – громко переспросила Галина.

– Я говорю, они в комнате Кристины! – проорал в ответ Филарет, словно глухой была Галочка. И добавил, прежде чем склонить голову к коленям, предугадывая последующие вопросы: – Девушка не вернулась. Ключи от холодной комнаты не нашлись.

Ванька обмер, только сейчас заметив, что у сидящего в позе лотоса между коленей стоит миска, и он вовсе не мантры читает, а медитирует над макаронами с тушенкой, уплетая их за обе щеки. Галочка тоже заметила и не удержалась от комментария:

– Филарет, вы же не едите мяса!

– Почему? – Живописец с удивлением посмотрел на поэтессу, потом на тарелку с макаронами и сунул в рот следующую порцию.

– Потому что вы вегетарианец, – напомнила Галина.

– Разве? – переспросил Филарет.

– По убеждению, – дополнил Сеня.

– Не может этого быть, – удивился художник. И попросил у Лукина закурить.

Видно, мужика конкретно шибануло, поразился Ванька. Мало того, что с Господом пообщался о том о сем, да еще враз из убежденного вегетарианца, спортсмена и ярого противника дурных привычек переквалифицировался в обычного гражданина с небольшими провалами в памяти. Сидит себе, с аппетитом уминает макароны с мясом и просит закурить.

– Может, воздержитесь? Не следует вам курить, – умоляюще взглянула на него Галочка. Но Сенька уже протягивал живописцу прикуренную сигарету. Тот глубоко затянулся, выдул дым, кашлянул, затянулся еще, и глаза его съехались к переносице.

– Я же говорила! – вредным голосом напомнила Галина.

– Чернеет швартов публичный! Ой-и-ой-йко! Ой-и-йоко! Ой ий ойко! – пропел художник, лег на спину, сложил руки на груди и закрыл глаза.

– Сень, беги за Ильиным! У Филарета, похоже, посттравматический бред начался, – вздохнул Ванька, а сам галопом помчался в кабинет графа.

Тишина в комнате настораживала. Заткнуть голодную Офелию возможно только одним способом – сунув ей в рот титьку. Однако Криста не вернулась, а Чебураха не орет – все это очень подозрительно.

Ванька распахнул дверь и вломился в комнату.

На диване сидела Матильда с Чебурашкой на руках и пихала в рот малышке кляп. В глазах Терехина потемнело от гнева.

– Что вы делаете? – заорал Ванька, как полоумный, и бросился на тетку Пашки с кулаками.

Профессорша подпрыгнула от неожиданности и выронила из рук тряпку. Благо не ребенка! Офелия тут же открыла рот и заголосила, как иерихонская труба. Матильда подобрала кляп, подула и вновь попыталась заткнуть Чебурахе рот. В комнате опять стало тихо, слышны были только чавкающие звуки и довольное урчание малявки. Мотя нежно погладила Чебурашку по рыжей головке и гневно посмотрела на Ваньку.

– Напугал, паршивец! Влетел в комнату, как чума болотная, чуть богу душу не отдала! – рявкнула она учительским тоном. И нежно обратилась к Офелии: – Бедненькая, потерпи, скоро мама вернется и даст тебе молочка. – А новоявленная нянька снова обратилась к Терехину: – Переодела, попу вымыла. Водичку она не пьет, не приучена. Вот, дала размоченный хлебушек в марле. Пока работает, но надолго ли… не знаю. О Кристине ничего не слышно?

– Пока нет, – ответил Терехин. И хихикнул, торопливо спрятав руки в карманы и радуясь, что не успел звездануть Тетемоте с разбегу в глаз.

В комнату заглянула Галочка, оценила обстановку и всплеснула руками.

– С ума сошли? Немедленно прекратите! Хлеб младенцам нельзя, сорвете ребенку желудочно-кишечный тракт. Я же вам ясно сказала, что вернусь и глюкозу введу.

– Долго ходили, – не осталась в долгу Матильда. – Девочка уже синяя от рыданий была, а сейчас успокоилась. Нормально все. Да будет вам известно, на Руси испокон веку вместо пустышек хлебный мякиш младенцам давали. Поди не дураки были. Вон она как наяривает. Понятно, что хлеб не самое лучшее питание для крошки, но за неимением лучшего вполне сойдет. Было бы молоко, накормила бы молоком.

– Ладно, что сделано, то сделано, – смягчилась Галина. – Давайте малышку. Будем вливать питательный раствор. Ванечка возражает против капельницы. На мой взгляд, напрасно, но он отец и решать ему. Чтобы не париться с ложками, не выдумывать немыслимые соски, пойдем простым путем, впрыснем глюкозу шприцем прямо в ротик. Согласен, Вань? – деловито спросила бывшая и продемонстрировала шприц, наполненный прозрачной жидкостью.

Терехин кивнул, и Галочка выпроводила его за дверь, чтобы не стоял над душой. Он не сопротивлялся, был счастлив, что нашелся способ спасти ребенка. Добрел до кухни, налил себе кофе и уставился в окно.

Через час Галочка его растолкала.

– Проблемы, Вань, – виновато сказала бывшая. – У Офелии сильная аллергия. Ее сейчас осматривал Ильин.

Терехин бросился в комнату Кристины. На Офелину было страшно смотреть – все тельце, лицо, ножки, руки покрылись сыпью.

Матильда плакала, винила себя. Галочка, напротив, себя выгораживала.

– Реакция организма на новый продукт. На какой точно, сказать не могу, – дипломатично резюмировал Илья Ильич. – Надо исключить все.

– Это невозможно! Ребенок должен получать питание! – закричала Галочка, словно Ильин был виновником всех бед. – На глюкозу не бывает аллергии, реакцию вызвал чужеродный белок.

– Да, на глюкозу практически не случается аллергии, а вот на неправильную дозировку вполне.

– На некачественный, плохо очищенный препарат тоже вполне, – не осталась в долгу бывшая.

– Коза! – заорал Ванька Галочке в лицо.

Поэтесса покраснела и выкатила зенки, губы ее тряслись от обиды. А Терехин крепко обнял бывшую, чмокнул ее в пунцовую щеку и понесся сломя голову в парк. В голову ему пришла гениальная мысль. Он нашел реальный выход, который спасет Офелию.

По дороге ему встретился Лукин. Сеня на идею отреагировал вяло, но присоединился к спасательной операции. Ванька обрадовался – лишние руки определенно не помешают.

Глава 14

КОЗА БОЗА ДЕРЕЗА

Дождь кончился, небо очистилось от туч, солнце играло россыпью бриллиантов на листьях деревьев и кустов, над полевыми цветами танцевали бабочки и пчелы, на лопухах грелись божьи коровки, громко щебетали птицы, радуясь хорошей погоде. Пахло медом и сочной травой, и с трудом верилось, что смерть ходит поблизости. В голову помимо воли полезли последние стихи Галочки:

Слышу топот за спиной!
Могильный мрак идет за мной!
Касается рукой, лопатки холодит,
В затылок сумеречно дышит.
Я плачу в голос!
Но никто меня не слышит…

Ванька поежился. Выходит, права оказалась Галка, в первый же вечер почувствовала неладное. Какой-то невероятный хоровод несчастных случаев и смертей. Поверишь тут в мистику. Снова вспомнилась тень в окне, которая померещилась ему, когда он шатался вокруг конезавода. Может, то было привидение? Призрак графа Беркутова наблюдал за ними из окна второго этажа?

– Это самое, а ты уверен, что в той козе есть молоко? – отвлек его от сумасшедших мыслей Сеня, шлепавший рядом по влажной траве. – У моей бабки козы были. Точно не помню, как у них там все устроено, но вроде бы молоко появлялось у коз только после окозления.

– Возможно, и так. Только пока мы не найдем Маруську, не узнаем, было у нее окозление или нет. Надеюсь, что было. Для малышей козье молоко самое подходящее после материнского, разбавить только водой его надо, потому что жирное. Я на форуме бабском читал, – с азартом сообщил Терехин, прислушиваясь и приглядываясь, как охотник.

– А я где-то читал, что ослиное самое подходящее, – возразил Сеня.

– Осла мы точно здесь не отловим, так что обойдемся козой. Блин, окозление… Что, правда, козьи роды так называются?