Три твоих имени, стр. 5
Только потом директорша вдруг в окно посмотрела. Вовка шепнул:
— Прячься!
И Ритка быстро под окном присела. Сидела и тряслась: вдруг директорша ее заметила? Тогда они с Вовкой прочь поползли на животах. До угла. Все в снегу извозились. Обернулись тихонько назад, а там уже шторы задернуты и ничего не видно.
В этом году в школе новый директор. Старая уехала в район, надоело ей жить в глухомани. И летом приехала новая: большая толстая тетка. Ходит все время в джинсах, и стрижка у нее короткая, как у Риткиного татки.
Новая директорша пришла сегодня к Риткиным родителям. Мамка дома была как раз, только у нее опять голова болела.
Мамка так часто говорит: «У меня голова болит после вчерашнего».
А что вчера особенного было? Ничего. Гости были, шумели полночи. Так у мамки и татки часто гости.
Директорша зашла в избу, огляделась и поморщилась. А потом спросила, здесь ли живет Новак Маргарита семи лет.
Мать почему-то обрадовалась, заулыбалась, распустив красное лицо:
— Садитесь, садитесь. Здесь, конечно! Ритка, где ты?
Ритка на полатях притихла за занавеской, решила пока себя не выдавать, послушать, что дальше будет.
А директорша мамку ругать начала. Почему мамка Ритку до сих пор в школу не записала.
— Девочке полных семь лет, скоро восемь. Вы чего дожидаетесь, особого приглашения? Август на дворе. Покажите, что вы ей к школе приготовили? Портфель купили? Тетрадки? Учебники мы в школе дадим, а канцтовары надо самим приобретать. И принесите документы, мне ее оформить надо.
Ритка тут голову из-за занавески высунула и сказала гордо:
— Тетрадки у меня есть: две в линейку и две в клетку.
Директорша обернулась:
— Вот ты где прячешься! Спустись-ка сюда.
Отчего не спуститься? Вблизи директорша совсем не страшная оказалась. Только некрасивая. Ритка толстых не любит. Вот мамка у Ритки красивая, тоненькая, хотя уже не молодая. А директорша задом на табуретке не помещается.
И смотрит на Ритку строго, шевелит бровями.
— Ты читать умеешь?
— Не-е, — пробурчала Ритка, — Я только буквы знаю. А, бе, ве, ге, де, е… Ну, и другие.
— Вот читать в школе и научат, — вмешалась в разговор мамка, — и считать научат!
А директорша говорит:
— Знаешь, Рита, у меня дома в шкафу три больших чашки и четыре маленьких. Сколько всего чашек?
— Не знаю, — покачала головой Ритка. — Я у вас никогда в гостях не была, не видела.
А сама испугалась. Может быть, старая директорша рассказала новой, как они с Вовкой в окно подсматривали. Решила Ритка поскорее от себя подозрение отвести:
— А какие чашки? С цветочками?
— Понятно, — директорша грустно вздохнула. По лицу ее Ритка видела, что та недовольна. А чем недовольна? Как будто это Ритка виновата, что никогда директоровых чашек не видела.
— Ну, я пойду, — поднялась гостья. — Ты, Рита, приходи первого сентября в школу. Я буду в начальной школе преподавать. Вас в первом классе трое. Пошла бы в школу в прошлом году — было бы тебе веселее: второклашек у нас четверо, ты бы пятая оказалась.
Мамка тут вдруг засуетилась и говорит:
— А может, за знакомство? — И пытается полотенцем со стола сор смахнуть. — У меня нет, но я сбегаю…
Директорша почему-то вся потемнела лицом, брови черные свела и громко отказалась. Мамка ее до порога проводила, все извинялась, бормотала, что она уважить хотела, ничего, уважить только…
А Ритка тихонько с полатей слезла и на двор вышла. Смотрит: куры по двору ходят, Гелька со старой Риткиной куклой в углу возится.
Маленькая глупая Гелька. А Ритка большая, к ней директор школы приходила, звала ее в школу, без тебя, мол, никак, совсем в первом классе людей мало, очень Ритка нужна.
Глава 7
Боженька и сарафанчик в клеточку
— Муратовна, — спрашивает Ритка, — а почему мой татка знает всякие стихи, а мамка ничего не знает?
Вера Муратовна вздыхает:
— Так твой татка городской, грамотный, с образованием. А мать только коровам хвосты крутить умеет.
Ритка не понимает, о чем это Муратовна говорит. Во-первых, непонятно длинное слово «образование». Что оно означает?
У Муратовны в углу висит в красивой рамке бумажная картинка. Там женщина с желтым длинным лицом держит на руках длинного человечка, маленького, а как будто взрослый. Ритка однажды спросила про эту картинку, а Муратовна ответила: это Исусхристос и божья мать. Образ. И голос у Муратовны был торжественный, и она ткнула себя пальцами в лоб, да в пуп, да в плечо, да в другое плечо.
— И ты перекрестись, Ритка. Боженька тебе счастья даст. Мамка и папка одумаются, ладом жить начнут.
Ритка тоже потыкала себя пальцами в лоб и в пуп. Только не поняла, скоро ли это поможет для счастья. Но подумала: надо бы и им дома образ завести. Красивая картинка.
Только при чем тут татка? Может, в городе у него было много таких картинок, целое образование?
И про хвосты непонятно. Коровьи хвосты очень грязные, кому понадобится их крутить? Ритка никогда не видела, чтоб ее мамка занималась таким смешным и бесполезным делом.
— Он ведь, отец твой, даже в институте учился, — продолжает Муратовна. — А потом с мамкой твоей связался, и понеслось.
Непонятно говорит Муратовна. Ритке скучно. Она лучше будет представлять себе, какое ей мамка платье к школе купит.
Вчера они с Гелькой сидели во дворе, и Ритка мечтала.
— Я в школу пойду, ко мне сама директорша приходила, велела мамке, чтоб портфель купили и платье. В школу ходить — это, Гелька, очень важное дело. Поэтому мне мамка купит платье самое красивое. Два платья купит. Одно сарафанчиком, знаешь, как Лидушка Шмакова ходит, тут складочки, а тут пуговки на кармашках. В клеточку. А другое нарядное — красное-прекрасное, три оборки и вот тут вот…
Ритка задумалась, постучав себя по груди. Что выбрать — розу или кружева?
И решилась:
— На груди роза, а кружева по подолу и на рукавах. Как у принцессы.
А Гелька слушала и завидовала:
— Ритка, носи тихонечко, чтоб мне потом осталось поносить!
Гелька все время за Риткой донашивает, и Ритке не жалко — пусть Гельке тоже достанется потом принцессовое платье с оборочками и розой на груди.
Вот про это красное-прекрасное платье и рассказывает Ритка Муратовне. Но та говорит:
— Не пойдет тебе, Ритка, красное платье. Рыжим красное носить нельзя.
— А какое можно? — огорчается Ритка.
— Голубенькое. Голубенькое тебе, ясонька моя, будет очень ладно.
В Риткиной голове медленно угасает пожар мечты о красном платье. Она смотрит перед собой сосредоточенно и старается заменить красивую картинку в голове. На голубенькое.
Ну и ладно. Тогда Ритка расскажет про сарафанчик.
— Я в школу пойду в сарафанчике, как у Лидушки Шмаковой. Мамка мне купит. И портфель купит. А тетрадки у меня есть.
Только Муратовна почему-то не слушает Ритку, а смотрит на календарь.
Потом спрашивает:
— Ритка, а ты знаешь, какое нынче число?
Ритка пожимает плечами. Она знает, что дни называются понедельниками и четвергами, и еще номерами и месяцами — первое мая, третье июля. Только Ритка не знает, что к чему и что за чем. Ей это не нужно в жизни — жизнь и без этого идет замечательно.
Муратовна сует Ритке пряник с молоком и уходит куда-то торопливо.
Ритка не видит, что соседка идет прямиком к ним в избу и пытается растолкать спящую нелегким сном Риткину мать.
Злыми словами ругается Муратовна на Риткину мамку, причитая, что послезавтра первое сентября, а девчонке не купили ничего к школе, и о чем же они, Новаки, думают, и голую они, что ли, отправят Ритку в первый раз в первый класс…
— Не в этом же рванье, что на ней? — в отчаяньи стучит по столу Муратовна. — Ты же все мозги пропила, но хоть о дите-то позаботилась бы, если уж не о себе!
Риткина мать мычит что-то неразборчиво и вяло отмахивается от соседки. Она видит перед собой какой-то сон — сон наяву, и нет там ни соседки, ни Ритки, ни ее портфеля, ни сарафанчика.