Хорошо жить на свете!, стр. 15

Погода холодная и дождливая, так что и охоты нет выходить в сад, да я бы и в хорошую не вышла, очень уж мне жалко бедного Ральфика. Я его уложила на свою кровать и сама с ним рядом уселась.

Когда папа вернулся к обеду из города, еще из прихожей позвал меня: «Муся, беги скорей, тебе на городскую квартиру письмо пришло, — получай! Верно от твоего героя».

Я даже в первую минуту не сообразила, от кого это. Да ведь от Андреева же конечно! И как это я так совершенно забыла и думать о нем и о его ответе?

Большой серо-синий конверт и на нем вкривь и вкось порядочные каракульки нацарапаны, еще пожалуй похуже моих:

Вот так письмо! Герой-то он герой, но уже конкурсного экзамена наверно не выдержал бы. A молодец, что ответил, я очень-очень рада, что получила это письмо! Надо скорей показать всем нашим актерам.

Ральф поправляется. — Моя выдумка

Ну, славу Богу! Ральф мой поправляется; насморк прошел, ест опять за обе щеки, и почти хорошо ходит, по крайней мере ступает уже на больную ногу, хотя и прихрамывает еще. Опять за мной по пятам бегает, и так потешно ковыляет бедная культяпка. Доктор говорит, что через два-три дня он будет совершенно здоров. Как раз, значит, к моим именинам; это хорошо, a то праздник не в праздник вышел бы мне, если бы мой бедный черномазик был болен.

А какую мы с Митей чудную штуку придумали на двадцать второе! Уже наверно, наверно никому решительно и это еще в голову не приходило — мы устроим на мои именины елку! Да, елку, такую, как делают на Рождество, только мы не будем и срубать и ставить в гостиную, a выберем хорошенькую, аккуратненькую елочку где-нибудь в лесу, поедем туда все, и там же на месте разукрасим и зажжем ее. Разве не прелесть?!.

Об этой затее знают только Митя и мамочка, больше никому ни гугу. Вот будет шикарный сюрприз для всех! Мы им объявим только двадцать вторго утром потому что вдвоем мы справиться не можем, да и веселей всем вместе украшать дерево.

Я просто дождаться не могу этого дня, так это будет интересно, еще гораздо-гораздо веселее, чем обыкновенно бывает на Рождество! И мамочка нашла, что это очень остроумно придумано.

A вдруг в этот день дождь? Нет, не может, не может этого быть! За что бы Богу так жестоко меня наказывать? Я буду уж так усердно молиться!

Интересно, что мне подарят? Я видела, мамочка вчера из города привезла что-то большое-большое, величиной с качающуюся лошадь, и так глупо увязано, что невозможно разглядеть формы, a пощупать не удалось, потому что противная Глаша сейчас же это «что-то» заперла в чулан под лестницей, a ключ мамочке отдала. Хитрая мамочка, знает, с кем дело имеет! Конечно, это не лошадь, ведь не младенец же я; a что? — все-таки неизвестно. Извольте-ка ждать еще целых два дня!

Мои именины. — Елка в лесу

Еще, кажется, я никогда в жизни так не веселилась, как вчера. Целый день такой удачный вышел с самого утра. Вообще я не прочь поспать по утрам, но вчера я вскочила в половине седьмого, ни за что не могла даже лежать от волнения: и погода беспокоила, и что мне подарят. Еще занавески в моей комнате были опущены, села я на кровати, смотрю, между окнами что-то такое большое стоит, да впотьмах не могу разобрать, что именно. Живо я вскочила, конечно, босиком и, не заботясь о своем туалете, откинула тяжелую темную занавеску, смотрю — письменный столик, совсем малюсенький и такой миленький; длины он, верно, не больше аршина, кругом решеточка, обтянут темно-красным сукном, внизу ящик с ключиком; перед столом прехорошенький плетеный стульчик, a на столе чудный письменный прибор, совсем настоящий и ужасно шикарный: он из такого светло-зеленого камня, довольно прозрачного, a кругом вделан в такое будто темное серебро, — прелесть! Чернильница, два подсвечника с душками розовыми свечами и маленькое пресс-папье. В ящике в середине двадцать штук малюсеньких премиленьких, пестреньких бумажных фонариков; уж это верно мамочка догадалась для украшения елки. Какая она у меня умница всегда все сообразит! A на чернильнице бумажка, которую я сперва и не заметила. «Нашей писательнице Мусе от горячо любящих ее папы и мамы».

Вот так штука! Откуда же они узнали про мое «писательство»? Это, конечно, о моих воспоминаниях говорится. Верно валялась где-нибудь тетрадь. Ну, да это ничего, все равно, если они ее даже и нашли, то не читали; мамочка говорит, что это нечестно чужие письма и записки читать, что это то же воровство, потому, что когда мы потихоньку узнаем чужие секреты, это как будто бы мы их воруем у другого; ну, a уж папочка с мамочкой этого никогда не сделают. Но все-таки хорошо, что в столе есть ящик с ключом, могу теперь запирать, не от них, конечно, a мало ли кто может увидеть, если опять где-нибудь валяться будет.

Я так занялась своими подарками, что и про погоду забыла, a солнце-то так и светит! Живенько стала я одеваться; слышу, уж и мамочка копошится в соседней комнате, так что мы с ней как раз вместе в столовую пришли. A на столе такой аппетитный крендель лежит и несколько поздравительных карточек около моего прибора: от тети Лидуши, от дяди Коли, от Володи и даже от Леонида Георгиевича. Для начала дня все это более, чем недурно.

Завтрак я сама заказала: цветную капусту и boeuf stroganof мое любимое; после завтрака, конечно, шоколад и гости.

Вся наша компания пришла меня поздравлять, а Митя принес мне даже подарок: купить он ничего не мог без денег, так он подарил мне свой брелок от часов — ветку винограда, так красиво сделаны зеленые матовые ягодки. Часов у меня нет, прицепить его некуда, но я спрячу на память в свой новый столик, который, кстати, всем-всем понравился, и прибор тоже, так все и ахали. Но когда я им объявила, что у нас сегодня будет елка в лесу, так они от восторга еще больше заахали и про столик забыли. Даже Оля и Лена, и те кинулись целовать меня за хорошую выдумку. Ай да мы!

До обеда мы занялись собиранием всего нужного для елки; набрали три больших корзины. Кое-что обвязали, кое-что и так без ниток можно повесить. Свечи папа обещал сам приделать. Пообедали опять в половине четвертого и пустились в путь, сами пешком, a Глаша с корзинами, самоваром, посудой, всякими вкусными вещами и елочными принадлежностями на тележке.

Погода точно на заказ — ни облачка.

Компания нас была в двадцать два человека (и барышня косая тоже). Первым делом стали мы выискивать красивое деревцо; долго не могли найти: то красивое, то плешивое, то засунуто между другими, так что его и не видно; наконец, нашли елочку, которая точно нарочно для нас выросла: на маленькой полянке, кругленькая, аккуратненькая, как нарисованная. Разложили мы свои корзины и начали развешивать.

Да, на Рождество таких украшений не бывает: во-первых, навешали мы абрикосов, потом чего бы вы думали? Редиски! Да, да, кругленькой, розовой редиски, потом вишен, ведь их много по две по три попадается, так парные за стебельки и насаживали на ветки. A красиво как! Потом нацепили гирлянды из полевых маргариток и кое-где розовый шиповник, который нам по дороге попался. Затем фонарики со свечами в середине и много-много отдельных свечей, — шестьдесят штук. Елка вышла веселая, пестренькая и совсем необыкновенная. Зажигать было, понятно, еще рано, и мы в ожидании темноты, стали играть в разные игры; взрослые тоже все с нами играли. Начали с серсо, потом перешли на горелки. Мr Коршунов горел, a мы с Сережей бежали, он хотел схватить меня за платье, да мимо, a сам зацепил ногой за кочку, да и растянулся во всю длину, ну, a ростом его Бог не обидел; вот потеха была! Мы хохотали до слез тем более, что он даже не ушибся, a только под собой раздавил семейство поганок, которые так и облепили ему белый жилет.