Альпийские сказки, стр. 4

Женщина была в рабочем халате, с хозяйственной сумкой, битком набитой всякими продуктами. Мадемуазель Пимпан одним легким движением откинула крышки четырех коробок. Наша кукла была поражена — она-то считала себя единственной в мире.

— Они все прямо как фотомодели, — сказала женщина, — но мне, пожалуй, больше всего нравится вон та беленькая.

Кукла, которую она так назвала, была в белом тюлевом платье с букетом миниатюрных лютиков на талии. Короткие белокурые волосы вились крутыми кольцами.

— Ну, я еще подумаю…

«Так, значит, — подумала наша кукла, — мало того, что есть на свете другие вроде меня, — на меня еще и не смотрят!» Ее маленький рот застыл в угрюмой гримаске. Продавщица подумала, что кукла навсегда зареклась разговаривать.

— Вот и хорошо! — вздохнула она.

Необычного мадемуазель Пимпан не любила. Для лучшей сохранности и защиты от пыли она вновь завернула куклам на головы полы-лепестки их пышных юбок и закрыла коробки.

Больше в тот день ничего не произошло. Возможно, кукла была слишком обескуражена, чтобы снова рваться увидеть мир.

На следующее утро мадемуазель Пимпан первым делом заглянула в подсобное помещение. Все как будто было спокойно. Наша кукла не открывала глаз и даже не шелохнулась. Продавщица выставила открытые коробки на прилавок на всеобщее обозрение.

Какая-то дама в меховом манто и с детскими глазами перешла улицу и остановилась.

— Мне нравится эта кукла! — объявила она, заглянув в лавку и указывая на зеленую куклу, выставленную в витрине.

— У нас есть разные, на выбор, — сказала мадемуазель Пимпан.

— О!..

Дама залюбовалась куклами. Она обдумывала подарок для своей дочки, а заодно и для себя, потому что с детства сохранила неувядаемую страсть к куклам.

— Но самая лучшая, — без колебаний заявила она, — по-моему, вон та, розовая. Мне нравятся ее длинные черные волосы, собранные в «конский хвост», и ее гордый вид. А эти воланы органди напоминают мне платье, которое я носила в десять лет.

Она потрогала сережки в ушах у куклы — они были не металлические, а из красно-золотой крученой нити. Такая же нить обвивала шею куклы, а в вырезе розового платья круглилась маленькая девичья грудь.

— Можете посмотреть исподнее, — сказала мадемуазель Пимпан, завернув подол кукольного платья.

Под ним оказалась нижняя юбка из жесткой кисеи на обручах — настоящий кринолин — и белые панталончики с кружевными оборками.

— Мы назовем ее Кармен, — решила дама.

И унесла куклу на свою виллу.

Но кукле было невтерпеж дожидаться Рождества в своей коробке, запрятанной в сундук. Она шебуршала там день и ночь.

— Что это шуршит? — спрашивала девочка.

— Это наш ежик просыпается… — отвечала мама.

— Ой, я хочу посмотреть!

— Нет, лучше не беспокоить его, пусть спит дальше. Зимой ежикам надо спать.

Но возня не утихала.

— Что это? — спрашивал муж.

— Крыса грызет какую-нибудь коробку… — отвечала жена.

— Значит, надо завести кошку.

В конце концов, даме стало жалко упрямицу.

Она достала куклу из сундука и усадила на стул. Кармен, видимо, осталась довольна и больше не бунтовала. Ей пришлась по вкусу спальня родителей с большой кроватью, застеленной красно-коричневым шелковым покрывалом, и с люстрой в радужных хрустальных подвесках. Но дверь всегда оставалась закрытой. Девочке сюда входить не разрешалось.

Настал Сочельник. Началось какое-то таинственное хождение из спальни в гостиную и обратно. Дама проносила охапки остролиста, серебряные гирлянды и снежинки. Кармен вообразила, что праздник устраивают в ее честь. «Наконец-то меня оценили по достоинству! Ради меня все эти триумфальные арки, сверкающие украшения…»

У нее не хватило терпения дождаться вечера. Воспользовавшись тем, что дверь осталась приоткрытой, кукла сползла со стула на пол и пробралась в гостиную. Но только что навощенный паркет оказался сущим катком для слишком гладких подметок ее туфелек. Бабах! Кармен упала и сломала ногу.

Ногу ей склеили. Она больше не разговаривала и стала куда скромней. И жила еще долгие годы на радость девочке.

И ее матери, которая так любила кукол.

то был красивый белый кот. Он жил за городом, в уютном доме. У него было все, чтобы жить счастливо.

Но ему все время чего-нибудь хотелось, да не просто какую-то одну вещь, а сразу много. Однажды вечером кот сидел у себя на крылечке и дышал воздухом. И рассуждал вслух:

— Дом у меня красивый, но был бы еще красивее, если б весь утопал в цветах. У меня всего-то два куста роз, одна глициния и несколько маргариток! А я хотел бы, чтоб всюду были сплошные цветы.

В саду, откуда ни возьмись, появилась дама. И сказала коту:

— Твое желание исполнится завтра утром.

Кот посмотрел на нее с высоты трех ступенек своего крыльца.

— Вы не фея. И вообще, я не верю в фей.

— Ошибаетесь, я как раз фея.

Дама вынула из-за корсажа карточку и подняла ее к самым усам кота. Карточка была в рамке из самоцветов, а посредине то вспыхивали, то гасли буквы ФАБР.

— Что значит «ФАБР»? — спросил кот, немного сбавив тон.

— Это значит «Феерическая Ассоциация Быстрого Реагирования». Я — фея по делам кошек, собак и черепах.

«Странный набор», — подумал кот.

Фея прикрыла лицо кошачьей маской, изящно придерживая ее за палочку одной рукой. И поигрывала маской, как веером.

— Кто угодно может нацепить маску, — заявил кот.

И что же? Маска на глазах превратилась в собачью — с оскаленной пастью, сверкающими клыками и торчащими, как черные трубы, ушами. Шерсть у кота встала дыбом от страха и злости. Но он лишь презрительно обронил:

— Кто угодно может выучиться трюкам иллюзиониста.

— Гав! Гав!

Собачья морда сменилась черепашьей.

Это произвело-таки впечатление на кота: голова черепахи похожа на змеиную. На ее тупоносой мордочке вырисовывалась язвительная безгубая улыбка, а маленькие черные глазки поблескивали умно и ехидно.

— Да, да, понимаю… — сказал кот.

И вынужден был признать, что дама действительно фея.

— Но это мы еще завтра посмотрим, — добавил он.

Следующее утро выдалось особо солнечным, и через окно спальни на кота обрушился целый залп ароматов. Бесчисленных ароматов. Он не спеша поднялся, вылизал шерстку, распушил хвост и вышел на крыльцо.

И остолбенел.

— Сколько цветов! сколько цветов! — повторял он.

Они были всюду — не только на дорожках и на ступенях, но и на стенах и даже на крыше!

А сколько запахов! Запахи тысяч и тысяч роз, анемонов, орхидей, резеды и мяты. Сперва кот развлекался, прыгая между букетами, — он был такой гибкий, такой легкий, что ни одного не задел; но скоро совершенно опьянел, как будто выпил целую бочку вина целых десяти сортов. Шатаясь, он кое-как взобрался на крыльцо, да там и уснул.

Вечером снова появилась фея.

Кот и не подумал ее поблагодарить. Его мучило похмелье, и страшно болела голова.

— Цветы — это очень мило, — сказал он, — но хотелось бы чего-нибудь, что годится в пищу. Ucello [2], например, да побольше.

— Твое желание будет исполнено, — сказала фея, которая тоже владела итальянским.