Выстрел, стр. 26
– Вот видишь, – сказал Миша. – Раз Витька обокрал буфет…
– Не Витька, а мы все.
– Без Витьки вы бы этого не сделали. Не сделали бы, а?
Шныра пожал плечами, не знал, что ответить.
– Витька вас учил воровать, – продолжал Миша. – Он блатной и вас хотел сделать блатняками.
– Витька не блатняк! Не водился с ними и нам не давал. Он, когда узнал, что Белка водится с Шаринцом, сказал, что не возьмет ее в Крым.
– Разве Белка водится с Шаринцом?
– Раньше водилась.
– А сейчас?
– Разговаривала. Витька спрашивает: говорила с Шаринцом? А она отпирается – нет, не говорила. Врет! Витька ей сказал: будешь с Шаринцом – не поедешь в Крым.
– А о чем Белка разговаривала с Шаринцом?
– Не знаю, стояла у витрины и разговаривала.
– Ну, и что Витька?
– Витька и говорит: не смей водиться с Шаринцом, он ширмач, к нашим деньгам подбирается.
– К каким деньгам?
– А что мы на Крым собирали.
– Те, что в жестяной банке были, в чуланчике?
– Ага.
– Он хотел, чтобы Белка украла эти деньги?
– Не знаю как: чтобы украла или чтобы ему сказала, где их Витька прячет. Только бы не узнал никогда. Витька их перепрятывал. Шаринец сколько раз их искал – не нашел.
– Где искал, на чердаке?
– Ну да! Сколько раз на чердак лазил, да не нашел. Витька места менял.
– Как же он залезал на чердак? Что то не видел я, чтобы он взбирался по пожарке.
– По пожарке он не лазил. Он через черный ход…
– Так ведь дверь Витька на задвижку закрывал.
– Витька закрывал наш черный ход, а Шаринец со своего хода лазил.
– Его подъезд на другом крыле.
– А он по крыше.
– А вы его видели на чердаке?
– Сколько раз.
Шаринец разговаривал с Белкой? Ну и что? Хочет отбить ее от Витькиной компании, давняя история. Что еще? Шаринец связан с уголовным миром? Но зачем ему документы? Впрочем, документы не были нужны и Витьке – улики тут одинаковые. А вот чердак – это существенное: Шаринец тоже мог спрятать портфель на чердаке. Шаринец, если он убил Зимина, мог по крыше перелезть на свой черный ход – живет он на восьмом этаже, – прямо в свою квартиру… Конечно, Шаринец – карманный воришка, не более того, но почему на Витьку можно думать, а на Шаринца нельзя? Уж он скорее поверит, что Шаринец это сделал.
– Слушай, – снова заговорил Миша, – ты помнишь, как Андрей сказал, что его родные уезжают в воскресенье на дачу?
– Говорил. Мы за синичками собирались, он и сказал: не могу, уезжают мои.
– А кто при этом был?
– Все мы были.
– И Белка?
– И Белка.
Миша пристально посмотрел на Шныру. Нужно ему довериться, другого выхода нет.
– Скажи, могла Белка сказать Шаринцу, что Зимины уезжают в воскресенье на дачу?
– Не знаю… Могла… Она все может. Неверная.
– Что значит неверная?
– Ненадежная.
– А мне ты веришь? – спросил Миша.
– А чего, почему ты спрашиваешь?
– Я, как и ты, убежден, что Витька не виноват, не крал портфеля и не убивал Зимина. И постараюсь это доказать. Будешь помогать?
– Буду. Что я должен делать?
– Пока молчать.
– Ладно, – сказал Шныра.
30
На чердачных дверях висели замки: после всех событий управдом закрыл чердак. Пришлось взобраться на крышу по пожарной лестнице.
На крыше Миша проделал путь, который мог бы проделать Шаринец после убийства Зимина, если допустить, что именно он его убил, а потом убегал по крыше к своему черному ходу. Путь его в этом случае проходил по краю крыши, путь опасный, и переход на свое крыло тоже опасный, но при известной ловкости и сноровке вполне возможный.
Затем через слуховое окно Миша спустился на чердак.
Витькиной каморки больше не существовало. Шаткое сооружение было разрушено, на его месте валялись доски с ржавыми погнутыми гвоздями, ободранные листы фанеры, рваный тюфяк.
Сейчас, когда он выл здесь один, Миша ощутил чердак таким, каким ощущал его в детстве, – таинственным, загадочным, отделенным от остального дома. Глухая тишина нарушалась далекими звуками улицы и двора, воркованием голубей, царапанием их когтей по жести крыши, и как будто летали невидимые птицы, их крылья трепетали в углах и щелях чердака.
Он даже не услышал, а почувствовал кого то за своей спиной и оглянулся: возле слухового окна стоял Шаринец.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
– Ты чего здесь? – первым спросил Миша.
– А ты чего?
– Антенну проверяю, – сказал Миша.
Он был в ловушке: чердачные двери заперты, а на крышу Шаринец загораживает дорогу. Справиться с Шаринцом ничего не стоит – хлюпик! Но, может быть, он вооружен. Что у него: револьвер или нож?..
– Антенну? – повторил Шаринец, с трудом выговаривая это слово. – Проволока, что ли? – Он кивнул в сторону крыши.
– Ага, она, – спокойно сказал Миша, подходя к окну и выглянув на крышу. – Провисает, приходится подтягивать.
Теперь он стоял рядом с Шаринцом, готовый предупредить любое его движение. Мысль его работала четко и ясно. Револьвер страшен на расстоянии, а когда стоишь вплотную, он не успеет его выхватить.
Однако никаких враждебных намерений Шаринец не проявлял. Кивнул на разрушенную Витькину каморку, злорадно усмехнулся:
– Теперь не вывернется, бандюга! С финкой на тебя кидался, помнишь?
– Помню, – ответил Миша и, подтянувшись, уселся в проеме окна. Одно движение – и он на крыше. Главное – выбраться на крышу.
– Что же вы его не укоротили? – спросил Шаринец.
– Разве мы милиция? – ответил Миша, перебросил ноги на крышу, встал и подошел к антенне.
Шаринец поднялся за ним.
– Мы не милиция, – повторил Миша, оттягивая шест.
Он чувствовал себя в безопасности, стоит на виду у окон соседнего корпуса. Впрочем, по видимому, у Шаринца нет враждебных намерений.
– Комсомольцы, штаб у вас, а вы просто так, мимо сада огорода… Проморгали!
– Да, – согласился Миша, переходя к другому шесту. – Теперь ребят затаскают к следователю.
– А их за что? Убивал то один Витька, его одного на чердаке нашли. Фургон спал. А Шныра с Паштетом в цирке были. С тобой были. Ведь были?
Хорошо, что Миша стоял спиной к Шаринцу и Шаринец не видел его реакции: Шаринец отводит возможных Витькиных свидетелей, знает, где они были.
– Да, – подтвердил Миша, – они были со мной в цирке, а все же одна компания с Витькой… – Он повернулся, медленно пошел по крыше, трогая антенну руками, и продолжал: – …И Белка из той же компании. А где была в тот вечер – неизвестно.
Шаринец исподлобья смотрел на него, Миша отметил про себя и это: замечание о Белке обеспокоило Шаринца.
– Что ж, по твоему: Белка была заодно с Витькой? – спросил Шаринец.
– Так ведь сам знаешь, из его компании.
– Убивала, выходит, заодно? Девчонка?
– Разве я говорю, что убивала? Я говорю: ребят по следователям затаскают. А насчет Белки я вообще хотел с тобой поговорить.
– Чего говорить то? – насторожился Шаринец.
Мише было важно не то, что говорит Шаринец, он не проговорится, важно, как говорит.
– Ее могут взять на фабрику – не хочет. Что посоветуешь?
– А я при чем? Почему ты ко мне?
– Говорят, ты имеешь на нее влияние.
– Кто говорил? Ну! – грубо спросил Шаринец.
Миша усмехнулся:
– А ты чего на меня кричишь?! Думаешь, я глухой? Может быть, ты сам глухой? Могу так рявкнуть, что у тебя барабанные перепонки лопнут. Знаешь, что такое барабанные перепонки? – Миша протянул руку к уху Шаринца. – Вот тут они у тебя, ты ими слушаешь, а лопнут, ничего не будешь слышать, глухим навсегда останешься. Понял?
Шаринец мрачно молчал.
– Я тебе не мальчик, учти, – продолжал Миша, – не Шныра, не Паштет. Мне говорили, что ты имеешь влияние на Белку. Кто говорил? Витька Буров говорил, вот кто! Витька говорил, что Белка тебя слушает, вот я и прошу: уговори ее пойти работать на фабрику, хорошее дело сделаешь.