Долина Виш-Тон-Виш, стр. 50

— Ты не веришь в меня либо ты несправедлив к своей собственной вере, — прервал Пуританин с улыбкой, которая осветила его изможденное и суровое лицо, как лучи садящегося солнца освещают зимние тучи. — Разве я выглядел более счастливым, когда твоя рука вложила ладонь любимой невесты в мою, чем сейчас, когда ты видишь меня в этой глуши, бездомного, лишенного своего добра, и да простит Господь неблагодарность, но я сказал бы — почти бездетного! Нет, право же, ты не должен мешкать, ибо кровавые псы тирании будут идти по твоему следу. Здесь для тебя больше не убежище.

Глаза обоих обратились в общем и печальном чувстве в сторону развалин блокгауза. Затем незнакомец сжал руку друга обеими своими и сказал прерывающимся голосом:

— Марк Хиткоут, прощай! Тот, кто дает кров преследуемому страннику, недолго пребудет бездомным, и покорный Господу не вечно будет сокрушаться.

Его слова прозвучали в ушах сотоварища подобно откровению пророчества. Они снова сжали руки друг друга и, обменявшись взглядами, в которых поневоле неприглядный внешний вид не смог стереть доброты, расстались. Пуританин медленно направился к безотрадному укрытию, приютившему его семейство, а что касается незнакомца, то вскоре после того можно было видеть, как он подгоняет лошадь через пастбища долины в направлении одной из самых уединенных троп этой глухой местности.

ГЛАВА XVII

Мы представляем воображению читателя заполнить промежуток в несколько лет. Прежде чем нить повествования возобновится, необходимо бросить еще один беглый взгляд на состояние местности, которая служит ареной действия нашей легенды.

Усилия жителей провинции более не ограничивались первоначальными нуждами, без которых существование колоний было бы невозможно. Установления Новой Англии прошли испытание опытом и стали постоянными. Массачусетс уже имел многочисленное население, а Коннектикут, колония, с которой мы связаны более тесно, был заселен в достаточной степени, чтобы проявилась частица той предприимчивости, что с тех пор сделала ее энергичную небольшую общину столь примечательной. Результаты этих возросших усилий становились ощутимо заметны, и мы постараемся представить одну из этих перемен настолько отчетливо, насколько позволят наши слабые силы, глазам тех, кто читает эти страницы.

Если сравнивать с развитием общества в другом полушарии, то условия того, что в Америке зовется новыми поселениями, представляются аномальными. Там предприимчивость явилась плодом интеллекта, который накапливался в прогрессии по мере развития цивилизации, тогда как здесь усовершенствования в большой степени являются следствием опыта, приобретаемого где угодно. Настоятельная потребность, подталкиваемая пониманием, чего именно недостает, поощряемая похвальным духом соревновательности и ободряемая наличием свободы, рано породила те усовершенствования, что преобразили дикие места в очаги изобилия и безопасности с быстротой, которая выглядит чудом. Трудолюбие сочеталось с умением, и результат оказался необыкновенным.

Вряд ли стоит говорить, что в стране, где законы поощряют любую похвальную предприимчивость, где неизвестны излишне искусственные ограничения и где человеческая рука еще не истощила своих усилий, человеку предприимчивому дана величайшая свобода в выборе поля своей деятельности. Земледелец обходит болото и пустошь, чтобы обосноваться в низовьях реки; торговец ищет места спроса и предложения, а ремесленник покидает родное селение, чтобы поискать работу там, где труд найдет наиболее полное вознаграждение. Следствием этой чрезвычайной свободы выбора является то, что если широкая картина американского общества нарисована очень смело, то значительную часть конкретных деталей еще предстоит дополнить. Эмигрант преследует свои сиюминутные интересы, и, хотя ни одна из обширных и богатых территорий во всех наших необозримых владениях не оставалась в полном небрежении, в то же время ни один конкретный округ не был окончательно обустроен. И поныне можно увидеть город среди дикой природы, а дикая глушь часто соседствует с городом, тогда как последний посылает толпы своих жителей в отдаленные места на заработки. После тридцати лет заботливой опеки со стороны правительства сама столица представляет собой разрозненные и хилые поселения в центре пустынных «старых полей» Мэриленда, в то время как бесчисленные молодые соперники расцветают на реках Запада, в местах, где бродили медведи и выли волки еще долго после того, как столица была названа городом.

Таким вот образом и получается, что высокая цивилизация в состоянии младенческого бытия и явное варварство часто тесно соприкасаются друг с другом внутри границ этой республики. Путешественник, проведший ночь в гостинице, которая не посрамила бы самую древнюю страну в Европе, бывает вынужден обедать в shanty 85 охотника. Гладкая и вымощенная дорога подчас кончается непроходимой топью, городские закоулки часто прячутся за лесными зарослями, а канал ведет к явной пустоши и необжитой горе. Тот, кто не возвращается посмотреть, что может принести следующий год, обычно выносит из этих сцен воспоминания, влекущие ошибочную оценку. Чтобы увидеть Америку в истинном свете, необходимо смотреть на нее часто, а чтобы понять настоящие условия жизни этих штатов, следует помнить, что одинаково несправедливо как верить, будто в развитии отдаленных населенных пунктов принимают участие все остальные местности, так и делать вывод о недостатке цивилизации в более отдаленных поселениях по немногим неблагоприятным фактам, добытым вблизи центра. По случайному стечению моральных и физических причин многое из той общности, которая отличает установления страны, распространяется на развитие общества по всей ее территории.

Хотя стимулы к совершенствованию во времена Марка Хиткоута были не так велики, как в наши дни, их основа энергично себя проявляла. Мы представим достаточное свидетельство этого факта, следуя нашему намерению описать одну из тех перемен, намек на которую уже делался.

Читатель припомнит, что описываемый период относится к последней четверти семнадцатого века. Точный момент, в который должно продолжиться действие повествования, составило то время суток, когда предрассветный сумрак вырывает предметы из глубокого мрака ближе к концу ночи. Стоял июнь, и сцена, быть может, заслуживает чуть более подробного описания.

Если бы было светло и какой-нибудь человек расположился так удачно, что мог насладиться видом этого места с высоты птичьего полета, он увидел бы широкую и волнистую полосу лиственного леса, где различные деревья с опадающей листвой, характерные для Новой Англии, оттенялись более насыщенной зеленью случайных массивов вечнозеленой растительности. В центре этих разрастающихся и почти нескончаемых контуров леса лежала долина, раскинувшаяся между тремя невысокими горами. На протяжении нескольких миль равнинной местности были видны все признаки быстро растущего и процветающего поселения. Извилистое русло глубокого и пресного ручья, который в другом полушарии назвали бы рекой, обозначалось среди лугов каймой из ив и сумаха 86. Близ центра долины путь воде преграждала небольшая запруда, а на искусственной насыпи стояла мельница, чье колесо замерло в неподвижности. Рядом располагалась одна из деревушек Новой Англии.

Деревня насчитывала что-то около сорока домов. Они, как обычно, представляли собой твердый каркас, аккуратно обшитый досками. Удивительным был одинаковый облик домов. И если бы выходец из любой страны, кроме нашей собственной, задал вопрос, можно бы добавить, что даже самый скромный из них своим внешним видом свидетельствовал о комфорте. Большей частью они имели понизу два этажа, причем верхний нависал над нижним на один-два фута, — способ строительства, бывший весьма в ходу в ранние дни восточных колоний.