Пространство памяти, стр. 7

Вдруг, испугавшись, словно ребенок, он увидел, как в стекле что-то еще сдвинулось. Что-то, дрожа отражением, направлялось ему навстречу. Невероятно, но каменная пустыня изрыгнула еще одного обитателя. Им предстояло встретиться посреди пустой автостоянки, освещенной мутными огнями безлюдного города. Он повернул голову. С другого конца площади навстречу ему брела невысокая фигура, толкая перед собой тележку из супермаркета. Через минуту он увидел, что это была худощавая старушка в шляпке, похожей на красный ночной горшок без ручки. Из-под шляпки выбивались пряди седых волос, свисавшие на уши. Джонни подумал, что сам он в своем полосатом блейзере, закапанной кровью рубахе и синих джинсах тоже может показаться ей странным — лицо распухло, темные волосы всклокочены.

Он шагнул в сторону, чтобы ей легче было с ним разминуться, но и она повернула и пошла прямо на него, будто собираясь сбить его тележкой с ног, а потом подхватить и уволочь. Город нацелил их друг на друга — так, по крайней мере, показалось Джонни. Одно хорошо — он не знал этой старухи. Может, пока он спал в кустах, прошло сто лет, может, теперь он встретит мать или одну из своих сестер-двойняшек, обезображенных временем. Он разглядел глубокие морщины на лице старушки; глаза скрывала шляпка в виде горшка.

Джонни застыл на месте, давая ей возможность пройти мимо, но она направилась прямо к нему и поглядела на него с улыбкой, словно ожидая, что он с нею заговорит. Джонни молчал. В конце концов она сама прервала молчание.

— Это ты? — спросила она.

Голос у нее был старческий, но выговор ясный, четкий, интеллигентный, словно она принадлежала к той же компании, что и супруги Бенедикта.

— Это вправду ты? — повторила она.

— Не знаю, — ответил Джонни. И тут же добавил: — Меня зовут Джонатан Дарт.

Она удивилась.

— Я и не знала, что ты сменил имя, — спокойно заметила она, а потом вдруг проговорила решительно и властно: — Ну ладно, я не собираюсь всю ночь здесь торчать. И никому не позволю решать за меня. — Она нахмурилась, многозначительно закивала, а потом пошла дальше. Пройдя несколько шагов, обернулась.

— Так ты идешь или нет? — спросила она. — Не знаю, как ты, но я не отказалась бы от чашечки горячего чая. За покупками сейчас отправляться бесполезно. Магазины все заперты! Должно быть, воскресенье. — И, отойдя, снова повторила: — Так ты идешь?

Мимо с ревом пронесся белый фургон — первая машина, которую Джонни увидел за все время ночных скитаний. Судя по реву, выхлопная труба у него отсутствовала. Кто-то закричал и швырнул пустую пивную жестянку из темного окна фургона. Она подскочила раз... два. Шум мотора затих вдали, а банка все катилась, рождая негромкое металлическое эхо. При одной мысли о пиве Джонни опять замутило, спас только страх опозориться в присутствии свидетельницы. Он пришел в себя — жестянка еще катилась. Видно, отведенный под стоянку участок хотя и казался совсем ровным, имел небольшой уклон.

"Доведу ее до угла, — подумал Джонни. — Просто чтобы убедиться, что она в безопасности". Однако, спеша за ней, словно послушная собачонка, он чувствовал, будто добровольно поддается какой-то магии.

— А тебя-то как зовут? — спросил он нарочито небрежно и неуважительно, чтобы она не подумала, что он теперь в ее власти.

— Все так же, — удивилась она. — Имя меняешь, только когда замуж выходишь.

— Подскажи хотя бы, — предложил Джонни, шагая рядом с ней.

— Софи! — вскричала она. — Я ангел мудрости. София! Вспомни доброе старое время!

— Иди ты! — помолчав, отозвался Джонни. — Господи, до чего же я рад, что наконец тебя встретил. Ты можешь мне очень помочь.

Но она только улыбнулась, словно не сомневалась в том, что они друзья, и, не выпуская тележки, вывела его со стоянки и свернула на какую-то улицу с односторонним движением.

Глава третья

По пути Джонни размышлял о том, кто же кого ведет, он эту ночную птицу или она его. Впрочем, в такую рань — половина четвертого утра — конторы и магазины существовали только для каких-то своих непостижимых целей, и никаких убедительных доказательств человеческой жизни кругом не было.

Узкую надпись на кирпичной стене "Изделия из пластмасс" можно бы запомнить как ориентир. На дорожке кто-то написал: "Барри любит Кармен" и алой краской из пульверизатора нанес вокруг расплывшийся контур сердца. Джонни, Робинзон Крузо с "островка безопасности", нашел себе довольно странного Пятницу.

"Пятница", — вдруг пронеслось у него в голове.

Мысль о суде не очень-то обрадовала, впрочем, после долгого беспамятства приятно было хоть что-то вспомнить.

Изящная вывеска гласила: "Системы искусственного интеллекта". Другая была попроще: "Улица Маррибел". Как на всех улицах, надпись была нанесена черной краской по белому фону и укреплена на телеграфном столбе. Джонни остановился и, хмуря брови, с удивлением уставился на надпись. В памяти что-то мелькнуло, забилось, но тут же исчезло во тьме, где была свалена в кучу самая разная информация. Старушка, опередившая его на несколько шагов, остановилась и с недоумением посмотрела на него, словно побуждая поторопиться. Джонни не сводил глаз с названия улицы, манившей его каким-то мучительным соблазном, но что она обещала — никак не мог вспомнить. Она же не раскрывала своей тайны — до поры по крайней мере. Наконец он сдался и, как завороженный, снова поплелся за своей призрачной проводницей.

Они прошли три квартала, миновали три перекрестка, на углу которых щелкали светофоры, регулирующие отсутствующее движение. Впрочем, старушка неизменно пережидала, пока красный свет не сменится на зеленый, хотя по всей улице, которая тянулась в обе стороны насколько хватало глаз, не видно было ни одной машины. Белые стрелы, нанесенные на мостовую, предупреждали, что движение по этой улице одностороннее. После третьего перекрестка они оказались возле старого торгового центра, попроще и пообшарпаннее того, что оставили позади. Некоторые лавки стояли пустыми, стекла в них были выбиты, окна забраны фанерными щитами. На углу расположилась почта, наискосок через улицу — пивная.

— Паб "Колвилл", — прочитал Джонни и снова застыл: в него будто током ударило воспоминание.

Все это время он твердо верил, что отдался во власть слепого случая. Но ноги, не спрашиваясь, предательски привели его назад, в мучительное прошлое. Небось потому табличка с названием "улица Маррибел" и показалась ему вдруг столь значительной. Верно, это было предупреждение, которого он не понял. Ведь именно здесь, в школе за углом, его заставили бить чечетку в мужском туалете. Помимо воли перед ним ясно возникло лицо Нева Фаулера, который преследовал его дольше других: Нев схватил его за воротник, сунул головой в унитаз и спустил воду — волосы у Джонни были только что обесцвечены и уложены для выступления. Он вспомнил и другие, еще более страшные вещи: кончив школу, Нев Фаулер пристегнул себе на пояс нож и пообещался его убить. Чуть не целый год Джонни всерьез верил, что Нев собирается перерезать ему горло и только выжидает, когда подвернется случай. Дома он боялся даже заикнуться о том, что чечетка в телевизионной рекламе может стоить ему жизни.

"Это только первый шаг на звездном пути!" — любила повторять миссис Дарт в те дни. Ее восхищала дивная работа, предложенная Джонни и Дженин телевизионным агентством; ее радовали не только деньги, но и надежда на то, что дети станут звездами и, можно сказать, войдут в сонм бессмертных.

Софи остановилась у почты и растерянно посмотрела на нее.

— Надо бы снять со счета немного денег, — неуверенно произнесла она. — Не люблю, когда мне денег не хватает.

— Конечно, — согласился Джонни. — Тебе и так уже кое-чего не хватает.

От этой дурацкой шутки на душе полегчало.

— Почта закрыта. Завтра придешь.