Пространство памяти, стр. 14

Софи, сидевшая напротив него за столом, вежливо кашлянула и развернула бумажную салфетку. С минуту она внимательно рассматривала ее, а потом подняла глаза и улыбнулась Джонни.

— Я люблю хорошие книги, — сказала она, — но в этой шрифт слишком мелкий.

Джонни заметил, что она с завистью поглядывает на пирожок в его руке, и положил его к ней на тарелку.

— Ты всегда был джентльменом! — воскликнула она, изящно склонив голову.

И съела пирожок, оставив на верхней губе небольшие усики из крема. Спустя немного они вышли бок о бок из молочной. Увидев в витрине свое лицо, искаженное стеклом, Джонни подумал, что, хотя они совсем не похожи друг на друга, что-то в них есть общее.

Оба они отщепенцы, отверженные.

В магазине Софи тут же устремилась к полкам с печеньем, но Джонни удалось перехватить ее и направить к полкам с чаем, растворимым кофе, яйцами, маслом, хлебом "Здоровье" и сардинами. Он посоветовал ей также купить большую коробку сухого корма для кошек. Себе же он купил зубную щетку — словно собирался еще раз переночевать у Софи, в то время как твердо решил отчалить домой, как только удастся доставить ее к ней на кухню и покормить. Во "Фруктах и овощах" он купил ей на собственные деньги апельсины, помидоры и салат. У нее будет приличный запас пищи — это облегчало ему мысль о том, что он оставляет человека, нуждающегося в помощи, потерянного в равнодушном шуме города.

"Я ведь ей ничего не должен, практически ничего", — прошептал он, кивая в знак согласия с самим собой. Никто ему ничего не скажет, если он сейчас отправится домой. Это нормальное решение. Но в то же время мысль о том, как это он оказался в таком обществе, не давала ему покоя. Одна звезда в процессе распада вращается вокруг другой.

Напротив фруктового был электрический магазин; на вывеске стояло "Ф. Дж. Фаулер" — наверняка родственник этого гада Нева. Нев родился в Колвилле, всю жизнь прожил в Колвилле, имел множество родных в Колвилле. Небось не сомневается, что раз он Фаулер, это дает ему право распоряжаться людьми. Колвилл весь провонял Невом. В любую минуту он может вылететь из-за угла на своем велосипеде, с ножом за поясом, и тогда...

— К черту Нева! — пробормотал Джонни. — Чего мне теперь его бояться?

Они не спеша пошли назад. Осеннее солнце пригревало, заливая улицу золотистым светом. Ветер веял прохладой, отчего вспоминались далекие горы, костры в садах, шелест сухих листьев, слетающих с каштанов у реки, и снежные вершины гор где-то далеко на западе. Джонни всматривался в город. Сейчас он выглядел обычно, ночного отчуждения как не бывало. И все же Джонни то и дело чудилось, что он угодил в одну из тех фантастических историй, которые так любила рассказывать Бонни, историй с переодеваниями, нежданными встречами и волшебными превращениями. Если Дженин порой как бы излучала свет, то Бонни его поглощала, так что Джонни она всегда вспоминалась смутно. Яснее всего она выступала в свете собственных историй и горестных шуток.

Когда на обратном пути они проходили мимо молочного бара, Софи радостно воскликнула:

— А вот и пирожки!

В ее голосе звучало торжество, словно она сделала приятное открытие.

— Пирожки мы уже съели, — строго заметил Джонни и повел ее дальше, стараясь не встретиться взглядом с тревожно следившим за ними продавцом.

— Я не ела, — недовольно возразила Софи, нахмурившись, но, увидев впереди почту, тотчас оживилась.

— Я забегу на почту и сниму со счета немного денег! — вскричала она. — Когда деньги на исходе, чувствуешь себя неважно.

— Мы уже там были и деньги сняли, — нетерпеливо бросил Джонни.

В конце концов пришлось ему выудить у нее из сумки сберегательную книжку, разыскав ее среди расчесок с запутавшимися в них волосами, крышек от молочных бутылок и нескольких недоеденных печений, завернутых в старую новогоднюю открытку. Софи удивилась, когда он сердито потряс у нее перед носом деньгами, но тут же просияла.

— Как хорошо, что ты мне об этом сказал, — произнесла она с довольной улыбкой. — Теперь я могу не беспокоиться.

— Ты же сама их сняла, — заметил Джонни.

— По-моему, мужчины разбираются в денежных делах гораздо лучше, чем женщины, — признала Софи.

— Милое старозаветное создание! — бросил Джонни.

Софи просияла.

— Знаешь, я не всегда соглашаюсь с тем, что все перемены — к лучшему, — с довольным видом объявила она.

У переезда они остановились перед семафором. По путям медленно полз поезд. Вагоны, мерно покачиваясь, проплывали мимо; а справа, не выключая двигателей, рычали машины. Наконец дали зеленый свет. Машины рванулись вперед, словно выпущенные на волю гепарды, и с ревом понеслись по улице Маррибел.

Два дома вдали стояли рядом, словно чопорные сестры. При свете дня огромный кран ярко синел, а балкон под ним воинственно выступал вперед, как суровый подбородок. Кому же придет в голову сидеть на этом балконе под краном, готовым в любую минуту затопить весь город? Кто захочет любоваться улицей, по которой непрерывным потоком мчатся машины? Кому нужен вид на фабрику напротив? "Рукавицы для промышленных работ. Компания с ограниченной ответственностью", — прочитал Джонни.

Ночью Джонни казалось, что кто-то следит за ним с балкона соседнего дома, однако сейчас он увидел, что это не инопланетянин, а всего-навсего старый портновский манекен с раскинутыми в стороны руками — он словно проверял, не идет ли дождь. У манекена не было ни лица, ни волос; склонив изящную овальную головку на длинной шее, он внимательно смотрел на Джонни с Софи.

— Эй, приятель, привет! — крикнул Джонни, помахав манекену рукой.

Странная это была фигура, нагая, но бесполая, безглазая, но бдительная.

Меж тем Софи яростно рылась в сумке, что-то бормоча про себя.

— Проверь тесемку на шее, — предложил Джонни.

— Знаешь, — спустя секунду воскликнула она с удивлением, — как хорошо, что ты мне об этом напомнил! А то бы я искала и искала.

Она отперла дверь.

— 113, — произнес Джонни, глядя на почтовый ящик. — По-твоему, это счастливый номер, Софи?

— Должно быть, — ответила она. — Знаешь, мне всегда везло. Конечно, на скачках я не играю, но деньги на улице нахожу. Часто кто-нибудь уронит, скажем, шестипенсовик и не заметит.

— Шестипенсовиков больше нет, — поправил ее Джонни. — Теперь это пять центов [7].

— Хорошо, что ты меня поправил, — говорила Софи, вводя его в дом. — Только, по-моему, деньги менять не надо, ты согласен? Конечно, раньше моими денежными делами занимался Эррол, ну а теперь приходится самой, и нужно быть осторожной, ведь память у меня уже не та, что прежде.

С темной лестницы вопросительно замяукали кошки.

— Киски! — воскликнула Софи. — Радуются, что мы вернулись.

— Кис-кис-кис, — произнес Джонни, успокаивая обитателей дома.

Глава шестая

"Ну вот и все, — подумал Джонни, поставив сумку с апельсинами на стул. — Хватит возиться! Теперь еда у нее в доме есть. Пора".

— Сейчас дам тебе чашечку чаю, — сказала Софи уютным голосом женщины, ублажающей беспомощного мужчину.

— Да нет. Не надо. Я уже ухожу, — ответил Джонни, рассеянно раздвигая шторы на окнах гостиной, выходящих на задний двор.

Осеннее солнце наполнило комнату, высветив бесчисленные пылинки в воздухе. Прямо перед собой Джонни увидел задний двор с оградой из рифленого железа, когда-то крашенной зеленой краской. Меж сорняков мирно ржавели водостоки, а среди зеленых, покрытых черными ягодами кустов паслена, в зарослях высокой травы, пробившейся в трещинах асфальта, валялась старая раковина и разная фаянсовая и металлическая арматура. Справа возвышалось какое-то допотопное сооружение — это была цистерна, поднятая на тонкие высокие подпорки. Зачем она тут стояла — непонятно, ведь в эту часть города давно уже провели водопровод. Надо всем этим запустением витал призрак былого порядка. Когда-то здесь был сад, и прежнее расположение клумб и бордюров все еще угадывалось кое-где; впрочем, как только Джонни попытался его разглядеть, призрачный сад растворился в зарослях сорняков. Он распахнул окна, открыв в комнату доступ сравнительно свежему воздуху, и кошки, уютно устроившиеся по всем уголкам, гневно вскочили. Позади цистерны была стена, а за ней виднелся еще один сад, весь в зарослях и окруженный стеной повыше — это на нее он смотрел ночью, прежде чем задернуть шторы. При свете солнца никаких теней на стене не было.