На острове, стр. 19

— Что, опять большая стирка?

— Да.

В свое время я предложил разделить пополам обязанности по стирке белья, но она наотрез отказалась. Думаю, ей просто не хотелось, чтобы я возился с ее нижним бельем.

Она положила грязную одежду в контейнер и как могла постирала. Вынув мокрое белье, она отложила его в сторону, чтобы прополоскать. Неожиданно она спросила:

— Эй, Ти Джей! А где все твое нижнее белье?

«Ага, заговорила о нижнем белье».

— Оно мне стало мало. И вообще вконец порвалось.

— И что, ты так и ходишь без трусов?

— Да. У меня же нет целого чемодана нижнего белья, как у некоторых.

— Но ведь это, наверное, страшно неудобно?

— Было поначалу, но я привык, — сказал я и, ухмыльнувшись, показал на шорты: — Под ними ничего нет.

— Неужто совсем-совсем ничего? — рассмеялась она.

Глава 17. АННА

Мы пробыли на острове чуть больше года, когда над нами пролетел наконец самолет.

Я как раз в тот день собирала кокосовые орехи, и раздавшийся в небе рев двигателей самолета застал меня врасплох. Я выронила кокосы и со всех ног ринулась на берег.

Ти Джей выскочил откуда-то из-за деревьев. Он подскочил ко мне, и мы дружно принялись размахивать руками над головой.

Мы кричали, обнимались, подпрыгивали, но самолет заложил правый вираж и продолжил полет. Мы стояли, прислушиваясь к шуму двигателей, который, по мере того как самолет удалялся, становился все глуше.

— Как тебе кажется, он покачал крыльями?

— Не уверен. А что, думаете, покачал?

— Не могу сказать. Очень может быть.

— У него ведь были поплавки. Так ведь?

— Да, это был гидросамолет, — подтвердила я.

— Значит, он мог здесь сесть? — Ти Джей ткнул пальцем в сторону лагуны.

— Думаю, что да.

— Интересно, а они нас видели? — спросил Ти Джей.

Ти Джей был без рубашки, в одних серых спортивных трусах с тонкой синей полоской по бокам, но на мне было черное бикини, хорошо выделявшееся на фоне белого песка.

— Конечно. Как не заметить двух человек, отчаянно размахивающих руками?

— Все может быть, — вздохнул Ти Джей.

— Хотя огня они точно не видели, — грустно констатировала я.

Мы не снесли шалаш, мы даже не бросили в костер зеленых листьев для большего задымления. Впрочем, я даже не могла с уверенностью сказать, были ли у нас вообще в шалаше зеленые листья.

Следующие два часа мы молча сидели на берегу и напряженно прислушивались, не донесется ли до нас снова шум двигателей возвращающегося самолета.

Наконец Ти Джей не выдержал и встал.

— Пойду порыбачу, — сказал он бесцветным голосом.

— Иди, — кивнула я.

Он ушел, а я вернулась к кокосовой пальме и собрала кокосы, что уронила. На обратном пути остановилась возле хлебного дерева и подобрала с земли еще два плода, затем отнесла все в шалаш. Я подбросила дров в костер и стала ждать Ти Джея.

Когда он вернулся, я почистила и приготовила принесенную им рыбу, но ни один из нас к еде так и не притронулся. Я смахнула слезы и облегченно вздохнула, когда Ти Джей ушел в лес.

Тогда я легла на спасательный плот, свернулась клубком и заплакала.

В тот день все мои надежды, за которые я судорожно уцепилась, когда самолет стал снижаться, вдребезги разбились, разлетевшись на миллион мелких осколков, как стеклоблок под ударами кувалды. Я подумала, что если в следующий раз, когда над островом будет пролетать самолет, мы окажемся на берегу, то, вполне вероятно, нас и спасут. Может, они просто-напросто нас не видели. А может, и видели, но не знали, что нас разыскивают. Но теперь это не имело значения, потому что они все равно не вернулись.

Я перестала рыдать. Наверное, исчерпала свой запас слез.

Я выползла из-под тента. Солнце уже зашло, Ти Джей сидел у огня, а его правая рука безвольно лежала на колене.

— Господи, Ти Джей! Ты что, сломал руку?

— Возможно.

Не знаю, обо что он стукнул кулаком, — думаю, о ствол дерева, — но костяшки пальцев были разбиты в кровь, а запястье жутко распухло.

Я кинулась к аптечке и вернулась с двумя таблетками тайленола и бутылкой воды.

— Простите, — сказал он, не глядя мне в глаза. — Вам сейчас для полного счастья только и не хватает того, чтобы возиться с очередной сломанной костью!

— Послушай, — опустившись перед ним на колени, произнесла я. — Обещаю, что не буду осуждать тебя за твои поступки, если они помогают тебе хоть как-то держаться. Ну что, договорились?

Он наконец поднял на меня глаза, кивнул и взял таблетки. Я протянула ему бутылку воды, и он проглотил лекарство. Тогда я села по-турецки напротив него и стала смотреть, как разлетаются искры от брошенного в огонь полена.

— Скажите, Анна, а как вам удается справляться?

— Я плачу.

— И что, помогает?

— Иногда.

Я смотрела на сломанное запястье Ти Джея, с трудом подавляя в себе желание смыть кровь и взять его за руку.

— Все, Ти Джей, я больше не буду ждать самолета. Ты как-то сказал, что нам станет гораздо легче, если мы не будем надеяться, что они вернутся. Этот тоже не вернется. Чтобы я поверила, что мы можем наконец выбраться с острова, самолет должен сесть прямо в лагуне. А пока есть только ты и я. Это единственное, что я знаю наверняка.

— И я тоже, — прошептал он.

Я поглядела на него — сломленного и морально, и физически — и поняла, что еще не исчерпала свой запас слез.

На следующее утро я осмотрела его руку. Опухоль стала в два раза больше.

— Руку надо хоть как-то зафиксировать, чтобы находилась в покое, — заявила я.

Я вытащила из поленницы короткую палку и принялась рыться в чемодане в поисках чего-нибудь подходящего для перевязки.

— Ти Джей, не стану слишком туго затягивать, но ты уж, пожалуйста, потерпи. Будет больно.

— Все нормально.

Я положила палку на запястье и восьмеркой дважды обернула черной тканью, подоткнув края под повязку.

— А чем вы перевязали мне руку? — спросил Ти Джей.

— Трусиками «танга», — подняла я на него глаза. — Ты был прав. Они страшно неудобные. Но для оказания первой помощи — то, что надо.

Губы Ти Джея слегка изогнулись в улыбке. В его карих глазах снова появились озорные искорки, которые, казалось, навсегда исчезли прошлым вечером.

— Когда-нибудь мы над этим еще посмеемся.

— Анна, знаете что? Это, типа, уже смешно.

В сентябре 2002-го Ти Джею исполнилось восемнадцать. И он уже совсем не походил на того угловатого подростка, с которым пятнадцать месяцев назад мы оказались в океане после авиакатастрофы.

Правда, теперь ему явно не мешало бы побриться. Его волосы сейчас были гораздо длиннее, чем прежний «ежик», но короче бороды и усов. Хотя на самом деле ему шло. Правда, я и сама толком не знала: то ли ему нравилась растительность на лице, то ли просто лень было бриться.

Волосы на голове, которые совсем выгорели на солнце, он теперь затягивал в хвост, для чего использовал одну из моих резинок для волос. У меня тоже здорово отросли волосы. Они спускались ниже спины, что жутко действовало на нервы. Я пыталась обрезать волосы ножом, но нож — тупой и без зазубрин — их не взял.

По-прежнему очень худой, Ти Джей подрос на два дюйма, вымахав, таким образом, до шести футов.

Он выглядел старше своих лет. Я, наверное, тоже, так как в мае мне уже стукнул тридцать один год. Но кто знает! Мое единственное зеркало, лежавшее в косметичке, плавало сейчас вместе с сумочкой где-то в океане.

Я заставляла себя не спрашивать его, как он себя чувствует и не появились ли новые симптомы рака, но внимательно за ним наблюдала. Похоже, он чувствовал себя прекрасно — подрастал и расцветал, — несмотря на то что жили мы в далеко не лучших условиях.

Мужчина в моем сне застонал, когда я поцеловала его в шею. Просунув колено между его ног, я покрыла его поцелуями от подбородка до груди. Он обнял меня и опрокинул на спину, прижавшись губами к моему рту. Что-то в его поцелуе показалось мне странным — и я проснулась.