Копилка Сатаны, стр. 40

Перед отъездом Эд сказал ему:

— Я буду вам очень признателен, если вы ничего не скажете мистеру и миссис Бауден. Возможно, есть разумные объяснения всему… и даже если их нет, все равно, это дело прошлое.

— Иногда, — сказал Бауден, поднимая бокал и любуясь глубоким цветом, — прошлое не отпускает. Разве не поэтому люди учат историю?

Эд неловко улыбнулся и промолчал.

— Но не беспокойтесь. Я никогда не лезу в дела Ричарда. А Тодд — хороший мальчик. Закончил с отличием, вторым в классе… должен быть хорошим мальчиком. Разве не так?

— Конечно так, — горячо сказал Эд Френч, а потом попросил еще бокал вина.

23

Дуссандер спал неспокойно, ему опять снились кошмары.

Они ломали забор. Тысячи, миллионы. Они выбегали из джунглей и бросались на забор с колючей проволокой под током, и вот он стал явно клониться внутрь. Некоторые стойки согнулись и упали прямо на утоптанный плац, пуская синие искры. А конца им все не было. Фюрер был безумцем, Раммель был прав. Если бы подумал, если бы он хоть когда-нибудь подумал — это все можно было изменить. А теперь их миллиарды, они заполнили всю Вселенную, и все пришли за ним.

— Старик, проснитесь, старик! Дуссандер. Проснитесь.

Сначала он подумал, что это голос из кошмара.

Говорили по-немецки, значит, это все еще кошмар. Именно поэтому голос был такой пугающий. Если он проснется, все кончится, поэтому он начал всплывать…

Рядом с его кроватью верхом на стуле сидел мужчина, настоящий. Это он говорил: «Проснитесь, старик». Он был молод, не больше тридцати. За очками в тонкой металлической оправе — изучающий взгляд темных глаз. Длинные темные волосы доходили до воротника, и сначала Дуссандер принял его за переодевшегося мальчика. Но это был не мальчик, на нем был старомодный синий костюм, слишком теплый для калифорнийского климата. На лацкане пиджака небольшой серебряный значок. Серебро используют, чтобы убивать вампиров и оборотней. Значок был в форме еврейской звезды.

— Это вы мне говорите?

— А кому же еще? Вашего соседа нет.

— Хейзела? Да, он выписался вчера.

— Вы уже проснулись?

— Да, но вы, кажется, меня с кем-то путаете. Меня зовут Артур Денкер. Вы, наверное, ошиблись палатой.

— Меня зовут Вайскопф. А вас — Курт Дуссандер.

Дуссандер хотел облизать губы — и не смог.

Может быть, это все еще кошмарный сон, не более, чем новая фаза. Принесите мне бродягу и тесак, мистер еврейская-звезда-на-лацкане, и я развею вас, как дым.

— Я не знаю никакого Дуссандера, — сказал он молодому человеку. — Я вас не понимаю. Может, позвать сестру?

— Вы все понимаете, — сказал Вайскопф. Он уселся поудобнее и убрал прядь волос со лба. Будничность его жеста развеяла остатки надежд Дуссандера.

— Хейзел, — сказал Вайскопф, указывая на пустую кровать.

— Хейзел, Дуссандер, Вайскопф, — мне эти имена ничего не говорят.

— Хейзел упал с лестницы, когда прибивал водосточный желоб к стене дома, — сказал Вайскопф. — И сломал позвоночник. Возможно, он уже никогда не сможет ходить. К сожалению. Но это не единственная трагедия в его жизни. Он был узником лагеря смерти в Патине, где погибли его жена и две дочери. В Патине, которым командовали вы.

— Думаю, у вас с головой не все в порядке, — сказал Дуссандер. — Мое имя Артур Денкер. Я приехал в эту страну после смерти жены. А до этого…

— Избавьте меня от вашей сказочки, — сказал Вайскопф, поднимая руку. Он не забыл вашего лица. Вот этою.

Вайскопф жестом фокусника сунул в лицо Дуссандеру фотографию. Это был один из тех снимков, которые давным-давно ему показывал мальчик. Молодой Дуссандер в лихо сдвинутой на бок кепке СС с тросточкой под мышкой.

Дуссандер заговорил, медленно, по-английски, тщательно произнося слова;

— Во время войны я работал механиком на заводе. В мои обязанности входило следить за производством рулевых колонок и систем питания для броневиков и грузовиков. Позже помогал строить танки «Тигр». Моя резервная часть была мобилизована во время битвы за Берлин, и я сражался достойно, хотя и не долго, После войны я работал в «Меншлер Моторс Уоркс», пока…

— Пока не пришлось бежать в Южную Америку. С золотом, переплавленным из зубов евреев, серебром, переплавленным из украшений евреев, и секретным счетом в швейцарском банке. Вы знаете, мистер Хейзел вернулся домой счастливым. Нет, у него был ужасный момент, когда проснулся в темноте и понял, кто его сосед. Но сейчас ему лучше. Он чувствует, что Господь сниспослал на него благодать — он сломал себе позвоночник, чтобы стать инструментом при поимке одного из самых страшных извергов человечества в истории.

Дуссандер говорил медленно, тщательно произнося слова;

— Во время войны я работал механиком на заводе…

— Перестаньте. Ваши документы не выдерживают серьезной критики. Я это знаю, и вы тоже. Вас раскрыли.

— В мои обязанности входило следить за производством…

— Трупов! Так или иначе, вы будете в Тель-Авиве еще до Рождества. На этот раз власти, сотрудничают с нами, Дуссандер. Американцы хотят доставить нам удовольствие, и вы как раз то, что нам его доставит…

— …за производством рулевых колонок и систем питания для броневиков и грузовиков. Позже я помогал строить танки «Тигр».

— Ну, не будьте занудой, перестаньте.

— Моя резервная часть была мобилизована…

— Ну ладно, я еще вернусь. И очень скоро.

Вайскопф встал и вышел из палаты. Его тень качнулась на стене и тоже пропала. Дуссандер закрыл глаза. Интересно, правду ли говорил Вайскопф о сотрудничестве с американцами. Три года назад, когда в Америке был кризис с нефтью, он бы в это поверил. Но глупые иранские военные затруднили поддержку Израиля американцами. Так что, возможно. Но какая разница? Так или иначе, законно или незаконно, но Вайскопф и компания его возьмут. Когда речь заходит о нацистах, они становятся непримиримыми, а когда упоминаются концлагеря, просто сходят с ума.

Он весь дрожал. Но теперь он знал, что нужно делать.

24

Личные дела и документы учеников, прошедших через среднюю школу Санто-Донато, хранились в старом, запутанном складе. Склад был недалеко от заброшенной станции. Мрачный и гулкий, с запахами мастики, краски и моющих средств, он также служил хранилищем хозяйственных принадлежностей. Эд Френч приехал сюда вместе с Нормой после обеда, около четырех часов. Сторож, впустивший их, сказал, что нужные Эду документы хранятся на четвертом этаже, и проводил их в низкое звенящее помещение, которое повергло Норму в нехарактерное для нее молчание.

Она пришла в себя на четвертом этаже — скакала и прыгала среди стеллажей, уставленных коробками и папками, пока Эд искал и, в конце концов, нашел Папки с табелями за 1975 год.

Он снял вторую коробку и стал перебирать: БАРК, БАСТВИК, БАСУЭЛЛ, БАУДЕН. Он вытащил табель, нетерпеливо потряс головой и подошел с ним поближе к высоким запыленным окнам.

— Не бегай здесь, дорогая, — сказал через плечо дочери.

— Почему, папа?

— Потому что тебя могут поймать тролли, — ответил он и поднес табель к свету.

Так и есть. Этот табель, пролежавший уже четыре года в папках, был тщательно, почти профессионально подделан.

— Боже мой, — пробормотал Эд Френч.

— Тролли, тролли, тролли! — весело напевала Норма, танцуя и кружась по проходам.

25

Дуссандер медленно шел по коридору больницы. Он все еще неуверенно стоял на ногах. Поверх белой больничной пижамы надел синий халат. Был вечер, где-то после восьми, и у сестер была пересменка.

В ближайшие полчаса будет неразбериха — он заметил, что при пересменке всегда бывает суматоха. В это время сестры сверяли записи, сплетничали и пили кофе на посту, который был как раз за углом, около питьевого фонтанчика.

То, что он искал, располагалось напротив фонтанчика. Его никто не заметил в большом коридоре, который в этот час напоминал длинный гулкий вокзал за минуту до отправления поезда. Ходячие с травмами медленно прогуливались туда-сюда, одни в таких же халатах, как и он, другие — придерживая полы пижам. Обрывки музыки из разных приемников доносились из многочисленных палат. Входили и выходили посетители. В одной палате кто-то смеялся, а мужчина в конце коридора, похоже, плакал. Прошел врач, уткнувшийся в книгу в мягкой обложке.