Золотая жила для Блина, стр. 28

Митьку прошибла слеза от умиления. Не торопясь бежать к своим, он стоял у кустов на краю просеки и думал о множестве разных вещей.

Что Лина будет рассказывать, как он струсил. Папа-то его поймет, а остальные?

Что ни четыре, ни двадцать четыре человека не смогли бы втащить самолет на пригорок. Значит, дощатая дорога с тросами — подъемник вроде горнолыжного. Тогда в сараях лесопилка: вылавливали бревна из реки, поднимали и распускали на доски.

Что за спиной у папы зачем-то болтается карабин. Видно, не так уж и ошибался лучший сыщик из всех девятиклассников: уголовники на самом деле пытались захватить самолет, поэтому наши не расстаются с оружием.

И что долгий путь до Ванавары кончается. Скоро сядут все в самолет, разгонятся по дощатой дороге и полетят. А в Ванаваре он первым делом потащит папу в пельменную, как мечталось. Лишь бы ее не закрыли, а то уже смеркается.

«Что же я стою-то?!» — спохватился Блинков-младший и побежал к своим по дощатой дороге, скрипя и грохоча.

Все сразу обернулись, но, кажется, еще не узнали его. Никто не помахал, не крикнул. Стояли, смотрели — и только. Тот, кого Митька считал Сергеем Ивановичем, поправил на груди автомат. Про автомат Лина ничего не говорила, да и не могло его быть в гражданском самолете. Не успел Митька удивиться, как из глубины сарая появился человек с непокрытой седой головой. Пятый! Митька понял, что он и есть Сергей Иванович, Линии отец, а этот, с автоматом, просто напялил его летную куртку и фуражку.

В мгновение мирная картина перевернулась, как в ужастике, когда лощеные господа во фраках вдруг оказываются гниющими мертвецами. Теперь Митька видел, что и «папа» — не папа: фигуры похожие, но папа прямой, как доска, а этот сутулый и вихлястый. Ясно, зачем он закрывал ворота: не хотел, чтобы с плота заметили самолет. Уголовники же ничего не знают про Митьку с Линой и думают, что на плоту с красной палаткой плывут случайные люди.

Митька попятился к лесу, но было уже поздно. Человек в одежде Сергея Ивановича торопливо сбросил с плеча автоматный ремень. «Выстрелит», — подумал Митька. Но уголовник перехватил ремень в опущенную руку так, что автомат скрылся в траве.

— Эй, пацан! Иди сюда! — крикнул он и сам пошел к сыщику.

Блинков-младший прикинул свои шансы. Лучшие солдаты, спецназовцы, открывают огонь через полторы секунды после того, как заметят цель. Уголовнику не успеть и за три. Три секунды — как раз три прыжка до кустов, нырнуть, перекатиться, а там и тайга. Положим, убежать он успеет. И плот перехватить, и объяснить этой упрямой дурехе, что был прав, тоже успеет. А дальше-то что? На плоту не выгребешь против течения. Его сюда же и принесет. А бросать плот и опять скитаться без спичек да с Лининой больной ногой… Нет, нельзя. Он погубит девчонку.

Отойдя подальше от пленников, уголовник сбросил автомат в траву. Пугать не хочет. Блинков-младший замахал рукой и, улыбаясь, пошел ему навстречу. Топор приятно оттягивал ремень за спиной. Какое-никакое, а оружие.

Он еще не знал, что скажет, да и не думал об этом. Врать незнакомым легко, язык вывезет.

Главное — за оставшиеся секунды точно понять, чего ты добиваешься своим враньем. Чтобы преступник не понял, что его раскусили? Допустим, не понял. Но это не помешает ему задержать случайных свидетелей. А надо, чтобы он пропустил плот. Чтобы не посмел пальцем тронуть ни тебя, ни особенно Лину. Пугать вооруженного преступника силой бесполезно. Значит, будем пугать количеством, решил Митька. Пусть он думает, что скоро здесь будет много народа.

— А вы летчики с Красноярска! — издалека завопил Митька. — Нам еще когда позвонили, что вы потерялись! Скажу своим, что первый вас нашел, небось не поверят!

Уголовник ожег его злым взглядом.

— Только мы еще когда до своих доберемся!

— Вы, наверно, уже улетите, — поспешил успокоить его Митька. — Мотор-то у вас в порядке, мы слышали.

— В порядке, — буркнул уголовник. — А ты кто?

Об этом Блинков-младший еще не подумал.

— А я молодой трелевщик! — ляпнул он первое, что пришло в голову, и похолодел. Прежде чем врать, что ты молодой трелевщик, надо было поинтересоваться, чем занимаются молодые трелевщики. Определенно, ездят на гусеничных машинах вроде нарисованной на обложке сгоревшей книги. Но как называются машины и зачем на них ездят, Митька не представлял. Или вот еще вопрос: с какого возраста на них ездят? Если с восемнадцати лет, как на автомобилях, то сыщик сгорел.

Уголовник ухмыльнулся. Видно, так и было: с восемнадцати. Оставалось надеяться, что неудавшийся обман сойдет за похвальбу мальчишки.

— Ты откуда такой?

— А я молодой трелевщик! — ляпнул он первое, что пришло в голову, и похолодел.

— Из Сосновки, — ответил сыщик, надеясь, что в любой местности, где есть сосны, найдется и Сосновка. Не то Митька угадал, не то уголовник неважно знал здешнюю географию, только про Сосновку он больше не спрашивал.

— А здесь что делаешь?

— Так на плоту же плывем. Вы ж видели! — Тут настала пора ввернуть, что их много, и Митька ввернул: — У нас экспедиция: «Узнай свой край». На плотах. Мы первые идем.

— А остальные? — спросил уголовник. — Много вас?

Двадцать восемь человек. Сзади плетутся. — Митька доверительно подмигнул и добавил: — А я с девчонкой, понятно? Мы еще затемно снялись со стоянки и поплыли, пускай догоняют.

За спиной уголовника, бросив работу, на Блинкова-младшего смотрели Пашка, Сергей Иванович и Самвел Самвелыч. А папа-то где? Вон он вышел из-за самолета, блестит очками — ну да, у него были запасные. А одет в какую-то черную тряпочную куртку, наверное, с плеча беглых преступников. Спрятавшись за фюзеляжем, чтобы его не заметил второй уголовник, папа недвусмысленно показал единственному сыну кулак: не вмешивайся. Митька отвернулся.

— А здесь чего шляешься? — уже совсем успокоившись, спросил уголовник.

— Черники хотел поискать.

— Нет здесь черники. Дуй к своей шмаре, молодой трелевщик, — отрезал уголовник.

Времени у Митьки оставалось в обрез. Надо было перехватить плот до того, как он выплывет к просеке, а то ведь Лина сразу закричит: «Папа!» Но молодой трелевщик не мог торопиться, это выглядело бы подозрительно. Самолеты не каждый день совершают вынужденную посадку в окрестностях его несуществующей Сосновки. Он должен все узнать, обо всем расспросить, чтобы потом до старости рассказывать знакомым.

— А что у вас сломалось? — поинтересовался Митька.

— Трамблер.

— Починили?

— Ну.

— А когда полетите?

— Тебя не спросим, — огрызнулся уголовник, оглядываясь на сарай. Ясно: боится за брошенный в траве автомат, за своего дружка, оставленного с карабином против четверых пленников.

— Я поглядеть хотел, — простодушно сказал Митька.

— Нечего тут глядеть! — рявкнул уголовник. — У тебя что, других дел нет?

— Не-а, — помотал головой сыщик. — Мы, может, здесь причалим, будем своих дожидаться.

Уголовник онемел от такой наглости. Наверняка он уже представил, как один за другим пристают к берегу плоты и двадцать восемь молодых трелевщиков толпой прут смотреть на самолет.

— Сгинь! — сквозь зубы выдавил он. — У нас особый груз, секретный. Посторонним нельзя подходить на километр!

— Так бы сразу и сказали. Разве я не понимаю! — оскорбленным тоном ответил Митька и, совсем обнаглев, попросил: — У вас лишних спичек не найдется?

Уголовник бросил ему коробок:

— На.

— Спасибо. — Довольный, что потрепал нервы противнику и обзавелся спичками, сыщик повернулся… И вдруг услышал:

— Стой! ОТКУДА У ТЕБЯ ЭТОТ ТОПОР?!

Глава XXXI

КОЕ-ЧТО НОВЕНЬКОЕ О СТАРШЕМ БЛИНКОВЕ

— Тут я и побежал. Нервы сдали, — признался Блинков-младший. Пашка с пониманием кивнул:

— Бывает. Я сам эти два дня… Ладно, замнем.

Они сидели в сарае, символически запертом на подпиравшее дверь полено. Как сказал Пашка, уголовники сразу всем объяснили, что им нужен один пилот, а остальных можно и шлепнуть, если дадут повод. Автомат убитого охранника подтверждал, что угроза не пустая. Поэтому пленники договорились не бежать поодиночке.