Блин и зеленая макака, стр. 30
Блинков-младший, ни слова не говоря, кинулся в подъезд и через две ступеньки помчался вверх по лестнице.
Люди могут думать по-разному, но делать одинаковые выводы. Кусачая княжна думала как собачница. Она бы никогда не бросила Бантика, если бы сама была жива и здорова. Поэтому Лялька испугалась за Владимира Владимировича: раз отставной таможенник не вывел погулять свою Катю, значит, ему очень плохо. А Блинков-младший думал как сыщик. Если кто-то смотрит в «глазок» и не откликается на звонки в дверь, значит, ОН ИЛИ ОЧЕНЬ ИСПУГАН, ИЛИ НЕ ХОЗЯИН КВАРТИРЫ!
Катя выла на весь подъезд. Добежав до второго этажа, Блинков-младший расслышал вверху Лялькин уговаривающий голос:
— Катя, Катенька, ну потерпи…
Несчастная Катя потявкивала и снова принималась выть.
— Ляль, ты в дверь звонила?! — крикнул Блинков-младший.
— Ага. Никого дома нет. Ой, Блинок…
Загудел вызванный снизу лифт, и Блинков-младший не расслышал последних слов. Третий этаж. Катя почему-то замолчала. Взлетев на еще один лестничный пролет, Митек увидел ее на площадке. Премудрая таможенная собака присела на корточки, глядя на него виноватыми глазами. Из-под нее растекалась лужа.
— Я подотру. С вечера собака терпела, точно, — сказала сверху Кусачая княжна.
Не слушая ее, Блинков-младший завопил:
— Владимир Владимирович!
— Говорю же, нет его. Я нажала на ручку, дверь и открылась!
Сыщик преодолел последние ступеньки и, отстранив Ляльку, вошел в знакомую квартиру отставного таможенника.
В прихожей валялся раскрытый альбом для фотокарточек — старый-престарый, в малиновом бархатном переплете. Рассыпанные снимки дорожкой тянулись дальше по коридору, как будто альбом вытряхивали на ходу. Сыщик пошел, прижимаясь к стене и стараясь не наступать на чужие лица. Бросился в глаза большой групповой снимок с трафаретом: «Юридический факультет, 1970 г.».
На площадке с лязгом раскрылись двери лифта.
— Князь! — наугад крикнул Блинков-младший.
— Ага! Что там, Блин?
— Пока не знаю. Встань в дверях и никого не пускай!
— Это почему?! — возмутился Ван Андреич. — Залез в чужую квартиру да еще и взрослых «не пускай»?!
— Потому! — басом отрезал Князь.
— Я все вашим родителям доложу! Я милицию вызову!
Не особенно прислушиваясь к перебранке, сыщик заглядывал в распахнутые двери. Платяной шкаф настежь, одежда на полу, постель перевернута, в углу — куча перьев из выпотрошенной подушки. В другой комнате та же картина: вспоротый диван с торчащими пружинами, разбросанные книги — у некоторых оторваны переплеты… Квартиру обыскивали, причем долго и тщательно. Даже подоконники оторвали, надеясь найти тайник. Кто позарился на вещи пенсионера?
Владимир Владимирович лежал на кухне, среди осколков посуды и мусора из валявшегося тут же опрокинутого ведра. Из-под головы расплывалась бурая лужа. Кровь успела потемнеть и схватиться коркой.
Борясь со страхом и тошнотой, сыщик присел на корточки и заставил себя прикоснуться к шее таможенника. Кожа у него была холодной.
Прошло очень много времени, секунды две, пока Блинков-младший не почувствовал слабый удар пульса.
Он вскочил на ноги. Надо бежать, звонить в «Скорую»!.. На ладони у Владимира Владимировича он заметил смятый клочок бумаги. Видно, отставной таможенник сжимал его в кулаке, пока не потерял сознание. Сыщику не нужно было нагибаться, чтобы узнать обрывок зеленоватого полукартона с закругленным уголком, как у игральных карт…
Глава XXIII
Когда тебя не слушают
Владимира Владимировича увезла «Скорая».
В его опустевшей квартире работали эксперты-криминалисты. У подъезда стоял милицейский «уазик». Сержант-водитель покуривал, усевшись на бортик детской песочницы, а в машине на заднем сиденье расположился одетый в штатское милицейский оперативник. Восьмиклассники и Ван Андреич попали в свидетели. Оперативник вызывал их по одному и допрашивал наскоро только иногда делая пометки в блокноте.
Разумеется, не обошлось без Санта-Барбары и бабки Пупырко. Без их надзора никому не удавалось даже старый шкаф выбросить, а тут, как-никак, настоящее преступление! Дворовые сплетники, как обычно, сидели на лавочке: Ван Андреич в середине, Санта-Барбара и бабка Пупырко по бокам. Но сейчас они потеряли обычную самоуверенность. Оказалось, что Ван Андреич успел наябедничать им на «генерала», не пожелавшего торговать щенками. И вот с утра они обсуждали зазнайство Владимира Владимировича и его невнимание к простому народу. А таможенник тем временем истекал кровью.
Чтобы поднять тревогу, не нужна была особая проницательность. НУЖНО БЫЛО ТОЛЬКО НЕ ДУМАТЬ О ЧЕЛОВЕКЕ ПЛОХО. Ведь Лялька и Блинков-младший быстро поняли, что с Владимиром Владимировичем беда. А пенсионеры слушали, как воет премудрая Катя, и думали: «Плевать генералу на собственную собаку». Знали, что кто-то подходил к дверному «глазку» и не откликнулся на звонок Ван Андреича, — и думали: «Зазнается генерал, разговаривать не хочет».
Теперь они мучились угрызениями совести. Минут десять. Потом Санта-Барбара кивнула на милицейский «уазик» и сказала:
— Совсем обнищала милиция. Смотрите, на чем ездят!
«Уазик» был облупленный, с проржавевшими насквозь крыльями.
— Надо у этого милиционера документы проверить, — заявила бабка Пупырко. — Может, он поддельный. Настоящие в форме ходят.
— Он удостоверение показывал, — вступился за опера осторожный Ван Андреич.
— Подумаешь! Помахал красной книжечкой! Да любую обложку можно купить и наклеить свою карточку!
— Действительно! Ходят всякие и допрашивают! — приободрился Ван Андреич. Когда говоришь о людях плохое, не нужно ничего делать, чтобы выглядеть хорошим. — Зря я ему все рассказал! Если хотел допрашивать, пускай бы в милицию вызывал! Ничего, я его проверю!
Сыщик давно, еще в прошлом году, научился говорить не все, что хочется. Исправить пенсионеров было невозможно, и он помалкивал, дожидаясь своей очереди на допрос. Ван Андреич, а за ним Ирка и Князь просидели в «уазике» минуты по две-три и уже успели поделиться впечатлениями. Оперативник задавал всем одни и те же вопросы: в котором часу и при каких обстоятельствах обнаружили Владимира Владимировича и не видел ли кто во дворе незнакомых людей. Сейчас он допрашивал Кусачую княжну, а Блинков-младший остался последним. Торопливость опера ему не нравилась. Сыщику было что рассказать! Другое дело, захочет ли опер его выслушать.
Лялька вылезла из «уазика» с кислым лицом.
— Слова не дал сказать, — шепнула она. Опер уже махал из приоткрытой дверцы: иди сюда. Митек подошел и вскарабкался на продавленное сиденье.
— Фамилия-имя-адрес, — скороговоркой потребовал милиционер.
— Невольно попадая ему в тон, сыщик отбарабанил:
— Блинков-Дмитрий-адрес-тот-же-только-квартира-семьдесят-пять.
— Когда и при каких обстоятельствах вы обнаружили тело?
— Владимир Владимирович не тело, — буркнул сыщик. — Врач сказал, что…
— Будем спорить или отвечать? — перебил опер.
— Отвечать, — вздохнул сыщик и стал отвечать.
Оперативник спешил. Время обстоятельных допросов настанет позже, а сейчас он гнал расследование, надеясь отыскать преступников по горячим следам. Поэтому вопросов у него было немного, и все они касались только последних суток. В округе случилось несколько похожих ограблений: жертва — одинокий человек, дверь квартиры не взломана — значит, хозяин открыл сам, не боясь «гостей». У опера давно сложилась версия, что преступники действуют под видом пенсионных работников или слесарей. Ее он и проверял, обрывая все попытки Блинкова-младшего рассказать о преступном синдикате.
Нельзя его винить. Опер не знал, что допрашивает лучшего сыщика из всех восьмиклассников Москвы. А Блинков-младший попал в привычный замкнутый круг. Чтобы доказать взрослым, что ты не фантазируешь, надо, чтобы тебя выслушали и проверили твои слова. А они не слушают, потому что уверены, что ты фантазируешь.