Воссоединенные, стр. 65

— И они просто отдаливсе это тебе? — спрашиваю я.

Она кивает. — Но если кто-то спросит, то мы украли. Не стоит доставлять им неприятности.

Кассия держит фонарик, пока я протираю руки стерилизующим раствором. Краем толокушки разделяю луковицу на две половинки. — Как красиво, — восхищается Кассия.

Внутри луковица выглядит такой же белой и светящейся, как луковицы камассии. Я раздавливаю ее, растираю до состояния пасты. Анна подает мне пробирку. Кассия наблюдает за моими действиями, и мне становится неловко. Может, потому что я вспомнил о той ночи в Ории, когда обменивался на синие таблетки. Я брал кровь, когда не следовало, и давал обещания, которые никто был не в силах сдержать. Я делал в точности то, что делали Общество и Восстание, — я использовал страхи людей, чтобы получить то, что мне требовалось.

Я снова повторяю прошлое, делая это лекарство? Я смотрю на Кассию. Она доверяет мне, хотя и не должна. С помощью синей таблетки я убил того парня в Каньоне. Я сделал это не намеренно, но если бы не я, то он вообще бы никогда не принял эти таблетки.

Я старался не вспоминать этот факт, хотя знал обо всем с тех пор, как мы зашли на борт корабля. Паника и желчь подкатывают к горлу, и хочется сбежать от возложенной на меня обязанности. У меня не получится сделать лекарство: слишком много раз последствия оказывались печальными.

— Ты понимаешь, я не могу дать гарантии, что лекарство подействует, — говорю я Кассии. — Я не фармацевт. Я могу неправильно дозировать, или в основе может присутствовать реагент, о котором я ничего не знаю…

— Очень многое может пойти не так, — соглашается она. — Может, я не нашла нужный ингредиент. Но мне кажется, что у нас все получится, и что ты сможешь сделать это лекарство.

— Почему? — спрашиваю я.

— Ты из кожи вон вылезешь ради тех, кто в тебе нуждается, — говорит она с грустью. Как будто она знает, чего мне это будет стоить, но все равно просит сделать, и это разбивает ей сердце.

— Пожалуйста, — просит она. — Еще один раз.

Глава 47. Кассия

В лазарете Анна отвлекает медиков, пока я вливаю лекарство в капельницу Кая. Это не занимает много времени; Ксандер все объяснил мне. Может, раньше мне и было страшно, но, насмотревшись, как Ксандер смешивает лекарство в тюремной камере, как Кай тяжело дышит в тишине, у меня не осталось места для страхов.

Я закрываю иглу колпачком и прячу ее и пустой флакончик, в котором содержалось лекарство, в манжету рукава, рядом со стихами, с которыми никогда не расстаюсь. Присев возле Кая, я вынимаю датапод и притворяюсь, будто сортирую, хотя мой взгляд, в действительности, не отрывается от Кая, наблюдая, выжидая. Он принимает на себя наибольший риск; это через его вены струится лекарство. Но нам всем есть, что терять.

Иногда я представляю нас троих, как отдельные точки, конечно, мы и есть таковые, три разные личности. Но Кай, Ксандер и я, мы все должны доверять друг другу и защищать от малейшей опасности. В конце концов, я должна доверять Ксандеру, ведь он делает лекарство для Кая, и Кай верил, что мы вернем его к нормальной жизни, и Ксандер доверял моему опыту в сортировке, и так по кругу: мы трое связаны, навсегда, снова и снова сдерживая свои обещания в водовороте дней.

Глава 48. Кай

больше не в воде

почему

где же Инди

крошечные огни вспыхивают в темноте.

Я слышу голос Кассии.

Она все ждет меня при звездах и луне.

Глава 49. Кассия

— Кай, — произношу я. Подобное просветление я уже замечала на его лице раньше, но на этот раз оно становится ярче, отчетливее по мере того, как он возвращается к нам.

Мы с Каем совершили путешествие в своем порядке. Мы вместе начали с Холма. Затем пересекли пустыню; попав в Большой каньон, переплыли ручьи и реки, протекающие в ущельях, и снова шли через пустыню. Там не было моря, не было океана, но площадь для нас обоих была достаточно велика, чтобы с трудом найти друг друга. Я думаю, это можно засчитать.

И еще, глядя на Кая, я думаю, что стихотворение неверно. Он посчитает это путешествием, равно как и я.

***

Чуть позже заходит Анна и передает мне еще немного лекарства от Ксандера. — Он сказал, что понадобится влить еще несколько порций, — шепчет она. — Это все, что он смог приготовить к этой минуте. Сказал, сделать следующее вливание как можно быстрее.

— Спасибо, — киваю я, и она выскальзывает за дверь, приветствуя по пути врачей.

Они совершают свои утренние обходы. Один из деревенских врачей поворачивает Кая с боку на спину, чтобы предотвратить пролежни. — Он выглядит лучше, — сообщает врач удивленным голосом.

— Я тоже так думаю, — говорю я, и в этот момент мы слышим какие-то звуки, доносящиеся с улицы. Я поворачиваюсь к окну и вижу, что охранники ведут Хантера и Ксандера на главную площадь.

Хантер.

Ксандер.

К корытам для голосования они подходят в окружении охраны и со связанными руками. Хотелось бы мне увидеть отсюда глаза Ксандера, но все, что я вижу, это его неровную походку и утомленный вид. Он не спал всю ночь, делая лекарства.

— Пришло время голосования, — говорит один из врачей.

— Откройте окно, — откликается другой, — хоть послушаем, что говорят.

Мне хватает доли секунды, чтобы опустошить шприц в капельницу Кая, пока они открывают окно. Спрятав улику в рукав рубашки, я поднимаю глаза и обнаруживаю, что один из врачей смотрит на меня. Не знаю, что он успел увидеть, но вида не подаю. Ксандер бы гордился мной. — Почему их судят так скоро? — спрашиваю я.

— Должно быть, Колин и Лейна думают, что собрали достаточно доказательств, — говорит врач. Он задерживает на мне взгляд, и лишь только запах утренней свежести врывается в окно, Кай делает глубокий вдох. Его легкие звучат гораздо лучше. Да, он еще не совсем вернулся, но конец пути уже не за горами. Я чувствую его сильнее, чем раньше, я знаю, что он слушает, даже если еще не может говорить.

Площадь полнится людьми. Я не настолько близко нахожусь, чтобы увидеть камни в их руках, но я слышу выкрики Колина: — Кто-нибудь хочет сказать слово в защиту Хантера?

— Я, — говорит Анна.

— Правила гласят, что заступиться можно только за одного человека, — объясняет мне врач. Я сразу же понимаю, что он хочет сказать: если Анна заступится за Хантера, Ксандеру она уже не поможет.

Анна кивает. Она выходит вперед и поворачивается лицом к толпе. По мере того, как она говорит, я замечаю, что люди подходят к ней все ближе.

— То, что сделал Хантер, было неправильно, — говорит Анна, — но он не собирался убивать, иначе он бы просто завершил начатое и сбежал. Чего хотел Хантер, так это справедливости. Он думал, что если провинции годами отказывали Аномалиям в доступе к любым своимлекарствам, мы должны сделать то же самое для их пациентов.

Анна не играет на публику. Она сообщает факты и предоставляет толпе взвешивать их. Конечно, все мы знаем, что мир несправедлив. Но мы также понимаем, что значит желание сделать его справедливым. Многие из этих людей слишком хорошо знают, каково это быть изгнанным — или еще хуже, отправленным на смерть, — Обществом. Анна ничего не говорит о тех потерях, которые пришлось пережить Хантеру, и которые подвели его к краю пропасти. Это и не обязательно. Все написано на его руках и в глазах.