Мой декаданс, стр. 2
Белград
Бомбы капают топотом,
Шепотом дышат развалины,
Роют тракторы ропотом,
Ищут доводы Каины.
Цели играют с правдами,
Картами трупы свалены.
Ады сверкают парадами.
Яростью разумы правлены.
Сталями земли стелены.
Пулями тела пялены.
Сетями миры делены.
Смертями жизни вялены.
Трасса
Встречные огни вызывают во мне страх.
Знать бы наперед, что сделаю не так.
Мчит кабриолет вдоль желтого шоссе,
На честном слове, туда же, куда все.
Мотор стучит - грудью дробь выбивает.
Я не одинок - сзади подгоняют.
Мимо ускользают картинки прежних дней.
Все дальше я от них. Все зримое - страшней.
Кому-то - коку с соком, кому-то - воду с хлебом.
На этой дороге проблема за проблемой.
Все меньше остается до Армагеддона миль
По желтой дороге, и после только пыль.
Жму на тормоза, а меня несет стрелой.
Меня угробят те, что делят цель со мной.
Чувствую, что сердце не слушает руля.
На шее мыльным тросом затянута петля.
Я лечу отвесно камнем в ночь с моста.
Впереди встречают боль и пустота.
Разум мертв забвеньем. Смерти темнота.
Что осталось после - зарытая мечта.
Трасса жизни знаменем впереди лежит.
Не один герой был на ней убит.
Мчишься по дороге - не вздумай тормозить:
Сзади тоже едут, могут раздавить.
Люди смелые, трусливые - все вперед катят
Друг за другом, за остановки жизнями платят.
Дорога бежит. Все друг друга толкают.
Кто вскрывает подарки, кто вены вскрывает.
«Мне нужна революции кровь...»
Мне нужна революции кровь,
Мне нужна резолюция боли.
И я снова, а может быть, вновь,
Режу вены запястья в неволе.
Мне нужна человечья любовь,
Мне нужны откровенность и правда.
И я снова, а может быть, вновь,
Лью в себя алкоголью отраву.
Мне нужна пусть дурная, но новь,
Мне нужны действия, чтоб кормить слоги.
И я снова, а может быть, вновь,
Ухожу в никуда, за пороги.
Май
Май шарит небо шарами.
Новой надеждой парит.
Шлягеры. Пестрые ткани.
Воздух нутро теребит.
Сердце кричит сердито.
Сердце стучит из неволи.
Колет в крови стекло битое,
Зубы во рту вкуса соли.
Каплями капают слезы на плиты.
Влиты в граниты бессмертные жизни.
Чисты перед богом, распяты, убиты.
Их кровь в моих венах живет цветом вишни.
Я вижу детей, что не знают о войнах.
Я вижу постарше, что войны забыли.
Их память покоится в чреве покойных,
Которыми взрыты кровавые мили.
«Средь собачьих стай, ночью по Москве...»
I
Средь собачьих стай, ночью по Москве,
В бритой голове я кропал стихи.
Посреди трухи от дневных забот,
Как ленивый кот меж проворных крыс,
Далеко и вниз я влезал в себя.
Брел, скользя, по льду, падал и лежал,
Взглядом провожал танец снежных масс.
Слушал джаз сирен и опять скользил…
Нищий голосил, пил ночной эфир.
В робе полно дыр. С грязной бородой.
Мимо шел тропой. Слезно бормотал,
Что давно устал думать, чем дышать,
Грешников стращать, мир крутить ступней,
Корабли топить, жарить города,
Сеять хворь в стадах, тем внушая им,
Что святой триптих вечен и силен…
Шел за горизонт, бормоча под нос,
Поднимался ввысь пьяный нищий Бог.
«Миссионер-монах на берегу далеком…»
II
Миссионер-монах на берегу далеком…
Был послан стать пророком у дикарей лесных.
Вещал красиво стих из папской черной книжки,
Но бога ведали в лесу не понаслышке
Индейцы, что на лицах несли узор судьбы…
Католика за руки подвели к древу огромному,
Что предавалось сну, и крона растворялась в синем небе.
К нему взывали со смиреньем, дары несли.
И на колени встали, не ведавшие до сих пор печали
Язычники, зря тронувшие белых рук…
Рубил священник бук заморским топором.
И в небе грянул гром, и ужаснула новь -
Лилась из древа кровь, в ней утопали корни,
К ним ниц упала ночь, в которой гасли звезды.
«Как потная росянка сбирает своих мух...»
III
Как потная росянка сбирает своих мух,
Бог говорил про дух, что благостней всех тел.
Он целый мир хотел, детей не исключая…
Так кровь не примечая, волк паству пожирал.
«Клин радиачного дыма...»
Клин радиачного дыма.
Груда костей жутковата.
Вата небес Хиросимы -
Гаммы и Бэты расплаты.
Нация лиц излученных…
Мудрость Востока строга.
Пепел их носит река.
Тени детей нерожденных…
«Вот чудо-вещи, скрывшие чудовищ...»
Вот чудо-вещи, скрывшие чудовищ
В металле, в камне, в матовом стекле.
Тени убийц скользят блеском сокровищ
И замерзают кровью на стене.
Рубин вобрал их всех без исключенья.
Сапфир болотный - для лжецов острог.
Там злобы мелчной желчные теченья,
На море фарса правды где глоток.
Топаз - хранитель сладких извращений,
Плоти распущенной прелюбодейский стон.
Наслушавшись подобных песнопений,
Кошка весенняя застонет под кустом.
Те всплески пламени - алхимику отрада,
Растворены в них души подлецов.
Услада бытия - златое кольцо ада,
Где нет начал, а стало быть, концов.
Серебреник, проржавленный от крови,
На дне футляра не пускает блик.
Там плотно губы сжав, нахмурив брови,
Истлел бесследно иудейский лик.
В шкатулке древней обитает искуситель.
Из скважины замка вперяет томный взор.
О, смертный, не тревожь покой. Обитель
Его твоею станет, будь дурак ты иль вор.