Мой декаданс, стр. 18
«Кривые линии осеннего ландшафта...»
Кривые линии осеннего ландшафта
Открылись за пределами мечтаний.
Они кидают в покаянье жертвы,
И самость прет риторикой из чрева.
Смотрите, люди, вот я и вернулся.
Я был понужден пеленгом волшебным.
Но эмпирической действительности якорь
Вернул в желудок мой холодный голод.
Падение
Измеряю глубину луж босыми ногами,
Мажу об штанины городской помет.
На теле и на ризах штопаные раны.
Паденье в кратер жизни - по крайней мере, взлет.
Освободил свой разум, но дух мой обезумел.
Теперь не нужно спрашивать, что можно, что нельзя.
Пускай не жил я раньше, теперь же точно умер.
Скоро меня зарежет болезнь, как порося.
Но нету страха. Черти! Я жду вас с облегченьем.
Только желанье написать чуть больше, чем слова.
Как вера в сердце явится порой с церковным пеньем,
Как без раздумий веришь в силу вечного костра.
Мигрируют клетки моих рук и ног.
Клетки мозга, я слышу, мигрируют тоже.
Кружит муравей, попавший в поток.
Расплываются в стороны рожи прохожих.
На асфальте, на гранях узоры растут.
Фокусирую взор - новый образ живет.
Сам себя развлекаю, сам себе мудрый шут,
Пока кровь по запутанным венам ползет.
Постпечаль
Печаль уходит, оставив боль разрухи.
И ветер горя гуляет по пустыне.
Закрыв глаза, протягиваю руки -
Я чувствую, как быстро кровь в них стынет.
Вперед. Быстрее. Через тьму на волю.
И скорость света завершит работу,
Добавив в море грез пригоршню соли,
Закончив реквием мажорной нотой.
Серый день
Стынет солнце синее.
Кольца улиц колятся,
Ленью линяют активнее.
Слезы болью солятся.
Крыльями птицы делятся.
Телятся фразами разумы.
Селами на стены селятся
Кошка мечтает экстазами.
Стрелами провода роятся.
Пар по стеклу пятится.
Ною, наверное, ноется.
Радио радием катится.
Дождь икает и кается.
Молнии в ад тычатся.
Черновик к ночи комкается.
«Черный квадрат» в окно пялится.
Слова
Мертвы все строки, все слова
Степная жухлая трава.
Пишу пеплом на полях,
И поля ложатся в прах.
Ах, зачем мне этот скрип?
Словно ломят ветки лип.
Глупый смех, наивный стыд,
Ложь и эгоизм обид.
Но в начале грех и страх -
Песок ржавый на зубах.
А в глазах могилы дно.
Искушает вновь окно.
Слово становится плотью
Скоро кара разбудит шагающих,
Спящих, сопящих, юродивых,
В парнике безразличья блуждающих,
Пока слово становится плотью.
Колдуны плачут и маятся,
И зубрят завет от Мефодия.
День гримасами психов скалится -
Это слово становится плотью.
Кто-то
Кто-то родился,
Кто-то подох.
Жизнь - лишь мгновенье, выдох и вдох.
Кого-то забыли, кто-то воскрес,
Из ранней могилы влез до небес.
«Приторно-горький Я...»
Приторно-горький Я.
Сам себе едкий дым.
Мягкий кусок опия -
Стану врагом родным.
Нежась в созвучьях моих,
Станешь большой эстет.
Каждый наш день мил и тих,
Но без меня и дня нет.
Приторно-горький Я.
Сам себе терпкий вкус.
Мягкий кусок опия.
Вялый инъекции укус.
Экспресс
Я бежал, как в бреду, своей цели не зная.
Мой последний экспресс шпалы-ребра считал.
Мне колеса стучали, что погибла родная.
Зайчик солнечный ядом в оконце моргал.
Город высью бетонной в могилу ложился,
И перрон пролетел, как прощальный причал,
Когда мертвый закат в теле болью разлился,
Встречный поезд гудком в тишину закричал.
«Пламя с названием «Время»...»
Пламя с названием «Время».
Племя с названием «Поиск».
Плесень азов, жизни стремя,
Вечной бактерии происк.
Ноль, извергающий семя.
Лучшая мысль - упорство.
Девственность тверди - бремя
Кровью умаслит, что черство.
«Красный глянцевый шелк...»
Красный глянцевый шелк,
Закутав неврастеника в шок,
Рассказал о вечном, наверное,
Заверив - жизнь быстротечна,
Встрепенувшись в воде бантом...
Скользкий эфемерный фантом
Чиркнул спичкой,
Зажег свечки.
Мак
Свинцовый мак - злой черный маг,
Свой рыжий флаг мне в руки дал.
Луна - с пятак, Земля - с пятак,
Мой мозг обмяк и в грязь упал.
Слепой простак в семействе скряг,
Порочный стяг нести устал.
Полночный друг - шут и остряк -
Вдруг сделал фляг и врагом стал.