Каспар, принц котов, стр. 5
— Не хочешь же ты рисковать всем ради кота, Джонни, — сказал он. — Даже ради Каспара.
Это был добрый совет. Я над ним долго думал, но в конце концов понял, что выбора нет. Не было у меня другого способа спасти Каспара. О том, что собираюсь сделать, я рассказал всем на этаже для обслуги: все равно не получится держать у себя в комнате кота и сохранить это в тайне. Одно было точно: ни один бы не пошел ябедничать на меня Скелетине, слишком уж мы все ее ненавидели. К тому же к этому времени всем было понятно, как Каспар болен, и все хотели помочь. Он стал всеобщим любимцем.
Как-то раз, поздно вечером, мы набились в мою комнатушку, и Мэри О’Коннелл, одна из судомоек, заставила нас всех взяться за руки и дать клятву не рассказывать о Каспаре ни одной живой душе. Мэри была ирландкой из графства Голуэй. У нее был сильный характер и умение убеждать. Она была очень религиозна и заставила нас всех поклясться на Библии никогда и никому не говорить ни слова. Люк Тэнди, официант из ресторана «Риверсайд», сказал, что клясться на Библии не станет, потому что не верит во всю эту «религиозную белиберду».
— Ну, тогда тебе придется поверить кое во что другое, Люк, — сказала Мэри, грозя ему пальцем. — Хоть словечко кому-нибудь скажешь — отлуплю так, что не обрадуешься.
Теперь мне надо было опасаться только самой Скелетины. Она почти никогда не появлялась в нашем коридоре, но все мы знали, что она может прийти туда в любое время. Оставалось не спускать с нее глаз, но главное — мы надеялись на везение.
Той же ночью я прокрался вниз, вошел в номер графини и перенес Каспара в новое жилище — в мою каморку под крышей. Принеся, я посадил его рядом с собой на кровать и провел с ним серьезную беседу.
— Никакого мяуканья, Каспар. Если Скелетина узнает, что ты здесь, нам обоим конец — и тебе, и мне. А еще — ты должен есть. Тебе надо поправляться, слышишь?
Он не мяукал. Но и не ел. Когда я оставлял его и уходил в холл, на работу, он почти не обращал на это внимания. И почти не обращал внимания, когда я возвращался. Мэри О’Коннелл пыталась кормить его, пыталась уговорить его поесть, но он оставался безучастным. Почти все в нашем коридоре сделали хотя бы одну попытку.
Мы пробовали кормить его цыплятами, семгой, как-то раз даже икрой — всем, что Мэри удавалось незаметно вынести из кухни. Все оставалось нетронутым. Он не прикасался ни к чему, даже к молоку.
На тот случай, если вдруг объявятся родственники графини, я (как и каждый из нас) рассказывал всем направо и налево, что Каспар будто бы сбежал из ее номера и его никак не найти. Я во всеуслышание заявлял, что надо бы обыскать весь отель, притворялся, что места себе не нахожу от беспокойства, и всех просил следить, не появится ли он. Мистеру Фредди, конечно, все было ясно, но, кроме Мэри, Люка и нашей коридорной компании, больше никто ничего не знал. Так что теперь я мог выводить Каспара на прогулку только ночью, когда поблизости почти никого не было. Я бежал вниз по черной лестнице, ко входу для поставщиков, пряча Каспара под курткой. Пока мы с ним были в парке, он вроде бы немного приободрялся, но этого хватало ненадолго. Вернувшись в комнату, он опять сворачивался клубочком и закрывал глаза. Часто я слышал, как он глубоко вздыхает — так, будто хочет, чтобы этот вздох стал последним. У меня сердце разрывалось всяким раз, как я смотрел на него. Я чувствовал себя таким беспомощным.
Между тем приехали брат и сестра графини, чтобы забрать ее вещи. Они спрашивали о Каспаре, и я сказал им, как говорил всем остальным, что он исчез. В гостиной они некоторое время постояли у рояля, плача на плече друг у друга. Мой взгляд задержался на зеркале, где я так часто ловил призрачный образ графини. Я не увидел ее в этот раз, но ощутил ее присутствие. Я дал ей, там и тогда, молчаливое обещание, что не позволю Каспару умереть.
Каспар действительно не умер. Он был спасен. Но должен сказать, что сам я тут ни при чем. Каспар был спасен случайно, просто благодаря счастливому обстоятельству.
Семью Стэнтон я и раньше видел в отеле, но поначалу мало обращал на них внимания. Они были американцы — отец, мать и маленькая девочка. Родители казались людьми суховатыми, сдержанными и чопорными, даже немного высокомерными, что, по моим наблюдениям, сильно отличало их от всех других американцев, которые останавливались в нашем отеле. Совсем другое дело — их дочка. Ей было, на мой взгляд, лет семь или восемь, она вечно попадала в разные истории, и ей за это доставалось от матери. То и дело она куда-то забредала и где-то терялась. Как я вскоре заметил, потерявшись, она ничуть не огорчалась, зато очень огорчала родителей, в особенности свою мать: я часто видел, как та торопливо шагает через холл на поиски дочери. Именно от матери я как-то раз во время завтрака впервые услышал, как зовут девочку.
— Элизабет. Я ищу Элизабет, — сказала она, взбегая по ступенькам из ресторана «Риверсайд» в холл. От ее обычной сдержанности не осталось и следа. Вид у нее был перепуганный и растерянный. — Она опять куда-то исчезла. Вы ее не видели? Не видели где-нибудь?
К счастью, мистер Фредди оказался поблизости. Он в таких ситуациях всегда приходил на помощь.
— Не беспокойтесь, миссис Стэнтон, мы ее найдем. Она не проходила через центральный вход — значит, должна быть где-то в отеле. Вот Джонни сейчас поищет наверху. Каждый этаж, Джонни, непременно как следует обыщи все этажи. А пока, миссис Стэнтон, я хорошенько поищу здесь, внизу. Мы ее мигом обнаружим — глазом не успеете моргнуть. — Он повернулся ко мне и хлопнул в ладоши. — Ну-ка, Джонни, ноги в руки и бегом. Будь молодцом. Давай пулей.
Час спустя я обыскал все этажи сверху донизу — ее нигде не было. Я хотел вернуться вниз посмотреть, не нашел ли ее мистер Фредди, как вдруг мне пришло в голову — а не проверить ли коридор прислуги наверху?
Мне казалось маловероятным, что она забралась туда, но ведь мистер Фредди велел обыскать каждый этаж. К тому же я и сам не так давно был ребенком и помнил, как малыши любят прятаться в самых неожиданных местах. Так что я поднялся на самый верх.
Уже из дальнего конца коридора я увидел, что дверь моей комнаты открыта, и тотчас понял, что она там. Тихо ступая по коридору, я слышал из комнаты ее голос.
— Хороший котик, — говорила она, — славный кот, красивый кот.
Она стояла на коленях у моей кровати, а рядом с нею Каспар с жадностью ел из своей чашки, уничтожая печенку, которую я для него оставил, и урча как лев.
«Подумаешь, великое дело!»
Элизабет посмотрела на меня и улыбнулась.
— Привет, — сказала она. — Меня зовут мисс Элизабет Стэнтон. Как зовут кота?
— Каспар, — ответил я.
— Он твой?
— Да, — сказал я. — И комната тоже моя.
— Я постучала, но здесь никого не было, — сказала она. — Тогда я подумала, что хорошо бы здесь спрятаться. Я люблю прятаться. А потом я увидела на кровати этого кота, у него был такой грустный вид. Он очень красивый, но совсем худой и вообще как-то плохо выглядит. Посмотри на него. Он страшно голоден. Мне кажется, ты плохо кормишь Каспара.
— Твоя мать тебя ищет. Она думает, что ты потерялась, — сказал я, стараясь изо всех сил скрыть растущее раздражение.
Честно говоря, не очень-то мне было приятно слушать от какой-то маленькой богатой воображалы, что Каспару надо больше есть. Мало я пытался за последние недели его накормить? И хотя я почувствовал облегчение, видя, что Каспар снова ест, должен признаться, мне было очень не по душе, что этой девчонке запросто удалось то, чего не сумел добиться я. Так что, по правде сказать, при первой нашей встрече я не почувствовал никакого расположения к мисс Элизабет Стэнтон. Мне казалось, что очень уж она задается.