Сломанный меч, стр. 30

Но шли недели, и Вальгард все чаще оставался в Эльфхьюфе, потому что он уже побывал во всех замках и крепостях, которые он смог найти, от Оркнея до Корнуолла и те эльфы, которые остались, были надежно спрятаны. Они нападали из засад на его воинов, и немало троллей не возвращалось в замок, уходя из него; они добавляли яд в пищу и воду; подрезали жилы лошадям; заставляли их оружие и латы ржаветь; вызывали снежные бури, такие, что казалось, сама земля восставала против захватчиков.

Несомненно, Англия была под властью троллей и с каждым днем их власть усиливалась, но никогда еще Вальгард не ждал так весны как сейчас.

Глава 18

Скэфлок и Фреда укрылись в пещере скалы, стоящей на берегу моря, далеко на севере от холмов эльфов. За скалой начинался лес, который к югу становился гуще, а на севере оканчивался вересковыми полями и горами. Темной и мрачной была эта земля, не населенная ни людьми ни народами Фэри, а значит самая безопасная во время войны.

Они редко пользовались колдовством из-за страха быть обнаруженными троллями, но Скэфлок много охотился в виде волка, выдры или орла, чьи шкуры принесла Фреда, а также делал пиво из морской воды. Стоило большого труда выжить в этих холодных безрадостных землях — такой суровой зимы не помнили в Англии со времен великого льда.

Пещера была сырой и холодной. Ветра шумели у ее входа и волны бились о камни ее подножия. И когда Скэфлок вернулся однажды после своей первой долгой охоты, ему вдруг подумалось, что он нашел плохое место.

Посреди пещеры весело горел огонь, дым от него выходил наружу по трубе сплетенной из прутьев и свежеснятых шкур. Другие шкуры покрывали пол и стены, а одна висела у входа и защищала пещеру от ветра. Лошади были привязаны в дальнем конце пещеры, и жевали сено, которое Скэфлок сделал из морских водорослей.

Оружие было начищено до блеска и составлено в ряд, так, будто пещера была праздничным залом. Рядом с оружием на стене висели гроздья красной зимней ягоды.

Фреда сидела на корточках перед огнем и жарила мясо на вертеле. Скэфлок остановился у входа. Сердце его забилось при виде Фреды. На ней была лишь короткая туника. Она походила на птицу, готовую вот-вот взлететь.

Она увидела его, и глаза ее радостно загорелись. Она молча подбежала к нему, и они обняли друг друга.

Он спросил удивленно:

— Как ты все это сделала, дорогая?

Она рассмеялась.

— Я не медведь и не мужчина, которые приносят охапку листьев и говорят, что это дом, в котором они будут зимовать. Некоторые из этих шкур и многое другое у нас было, а остальное я достала сама. Видишь, я — хорошая хозяйка. — Прижавшись к нему, она задрожала. — Тебя так долго не было, и время тянулось так медленно. Мне надо было что-то делать днем, чтобы устать и уснуть ночью.

— Это место не для тебя. Тяжела и опасна жизнь в изгнании. Я должен увести тебя к людям, где ты будешь ждать нашу победу или же забудешь о нашем поражении.

— Нет… нет, ты никогда не сделаешь этого!

Она взяла его за уши и потянула к себе, пока их губы не встретились. Затем она сказала, то ли смеясь, то ля плача:

— Я тебе уже сказала, что не оставлю тебя. Нет Скэфлок, отделаться от меня будет трудно.

— Это правда, — сказал он, помолчав. — Не знаю, чтобы я без тебя делал. Рядом с тобой забываешь о всех бедах.

— Тогда не оставляй меня больше одну.

— Я должен охотиться, дорогая.

— Я буду охотиться с тобой. — Она показала на шкуры и на жаренное мясо. — Я умею это делать.

— И не только это, — рассмеялся он. Он снова стал мрачен. — Я буду охотиться не только на дичь, Фреда, но и на троллей.

— И я с тобой. — Выражение ее лица тоже стало мрачным. — Или ты думаешь, что мне не за что им мстить?

Он гордо поднял голову и затем снова поцеловал ее.

— Пусть будет так! Орм мог бы гордиться такой дочерью.

Она провела пальцем по его подбородку.

— Ты не знаешь, кто был твой отец? — спросила она.

— Нет. — Он вспомнил слова Тора и ему стало не по себе. — Я не знаю.

— Не важно, — улыбнулась она. — Просто я хотела сказать, что он тоже мог бы гордиться. Думаю, Орм Сильный отдал бы все свои богатства за такого сына, как ты — за то, чтобы Кетил и Асмунд не были слабыми. А когда бы ему это не удалось, он обрадовался бы, что ты взял его дочь.

Зима ужесточилась и жить стало еще тяжелее. Голод стал нередким гостем пещеры и холод пробирался через шкуру, висящую у входа к огню, и лишь закутавшись вместе в медвежью шкуру Фреда и Скэфлок могли согреться. Целыми днями они скакали по бесконечно белой пустоте в поисках дичи.

То тут, то там они натыкались на остатки сожженных поместий эльфов. Скэфлок белел и часами после этого не разговаривал. Иногда им попадались живые эльфы, изможденные, в рваных одеждах. Но Скэфлок не старался собрать отряд. Он бы только привлек внимание врага, а защититься был бы не в состоянии. Если бы можно было ожидать помощи откуда-то, тогда бы в таких отрядах был бы смысл. Он все время искал троллей. Если он находил их следы, тут же его лошадь и лошадь девушки пускались в дикий галоп. Если троллей было много, они пускали в них стрелы издалека и убегали. Или же Скэфлок дожидался дня, затем пробирался в различные укрытия, в которых спали тролли, и перерезал им горла. Если их было не больше двух или трех, он нападал на них, и звон его меча и жужжание стрел Фреды были последними звуками, которые они слышали. Эта охота была безжалостной, с обеих сторон. Часто они сидели, затаившись, в своей пещере и видели рядом с ней своих преследователей, и лишь колдовство спасало их от прямого взгляда троллей и скрывало их следы. Стрелы, копья и камни свистели мимо них, когда они убегали от толпы троллей, убив двух-трех из них. Из своей пещеры они видели корабли троллей, проплывающие так близко, что можно было сосчитать заклепки на щитах воинов.

И было холодно, холодно…

Но именно здесь они по-настоящему нашли друг друга. Они поняли, что их тела — не главное в их любви. Скэфлок не знал, как бы он сражался с троллями без Фреды. Ее стрелы убивали их, засады, которые она устраивала, были коварны, а поцелуи, которыми она его осыпала в короткие промежутки мира, вдохновляли его на новые сражения. А для нее он был самым великим, самым смелым и добрым из людей, ее мечом и щитом одновременно, ее возлюбленным и названным братом.

Она чувствовала себя немного виноватой, что ей не очень не хватало ее веры. Скэфлок объяснил ей, что ее слова и символы не дадут ему колдовать.

Со своей стороны она думала, что будет богохульством, использовать их ради преимущества в войне двух бездушных народов; лучше молиться молча. А что касается войны, это была война Скэфлока, а значит и ее тоже. Когда-нибудь, после победы, она отведет его к священнику и, конечно же, Господь не откажет в вере такому человеку.

Суровой была жизнь в изгнании, но она чувствовала, что приспосабливается к ней, мускулы ее окрепли, чувства обострились, она стала сильнее духом. Ветер гнал кровь по ее венам; звезды отдали часть своего света ее глазам. Когда жизнь была на острие меча, она научилась ценить каждое ее мгновение.

Странно, думала она, что даже когда им холодно, страшно и они голодны, они никогда не ссорятся. Они думают и поступают как один человек, будто они вышли из одного и того же чрева.

— Однажды я похвастался Имрику, что никогда не знал страха, поражения и любви, — сказал Скэфлок. Его голова лежала у нее на коленях, она расчесывала гребнем его взъерошенные ветром волосы. — Он сказал, что это три конца и начала человеческой жизни. Тогда я его не понял. Теперь я вижу, что он был мудр.

— Откуда ему знать? — спросила она.

— Этого я не могу сказать, потому что эльфы познают поражение очень редко, страх — еще реже, а любовь никогда… Но встретив тебя, дорогая, я узнал и первое, второе, и третье одновременно. Я уже начинал становиться больше эльфом, чем человеком. Ты снова меня сделала человеком, и я чувствую, как во мне умирает эльф.