Удивительная история одной феи, стр. 10
— Многие из наших девочек танцуют во взрослой постановке «Щелкунчика», поэтому на рождественские праздники нам трудно организовать концерт. Вот мы и включили танец Феи Драже в летнюю программу. — Он приподнимает бровь. — Еще вопросы есть?
Он раскусил мою хитрость. Я качаю головой.
— Отлично. У тебя будет красивое белое платье, все в блестках — твоей маме наверняка понравится, — а твой танец откроет программу выступления старшей группы. Ясно? Тогда начнем.
Я надеюсь, что другие девочки выйдут, но они садятся на пол и не сводят с нас глаз. Эпата скрещивает руки на груди.
Мистер Лестер показывает мне исходную позу: я должна замереть в центре сцены, раскинув руки, в одной руке я буду держать волшебную палочку. Это я могу. Туры у меня получаются плохо, но когда надо стоять неподвижно, тут я просто талантище.
Потом надо сделать шассе налево. Шассе направо. Мистер Лестер показывает мне движения, и я повторяю за ним. Пока все нормально.
— А теперь ты делаешь четыре тур шене налево, — говорит мистер Лестер и, пятясь, отходит подальше. Сразу видно, что он прекрасно помнит, как выглядят туры в моем исполнении.
Я делаю один оборот. Второй. Третий. И падаю вверх тормашками.
Эпата что-то шепчет Бренде. У меня горят щеки. Я беру себя в руки и стараюсь не глядеть на бывших подруг.
— Ты не забываешь держать точку, Александрита? — спрашивает мистер Лестер.
Ничего я не забываю — точки у меня в глазах уже так и прыгают. Я киваю.
— М-да… — говорит он, потирая подбородок, — тут нам придется повозиться. Что ж, пойдем дальше.
К концу занятия мы успеваем пройти первую часть моего танца. Всякий раз, когда дело доходит до туров, у меня начинает кружиться голова и я все делаю неправильно.
— М-да-а… — говорит мистер Лестер, вновь поглаживая бородку. — На сегодня хватит, девочки. Потренируйтесь дома.
Девочки встают. Никто из них на меня не смотрит — никто, кроме Джессики. Она потихоньку улыбается мне, не ехидно, а так, словно ей за меня неловко. Может быть, она из-за своей ноги знает, каково это — делать все неправильно.
С этого дня каждое занятие делится на две части. Вначале мы полчаса работаем у станка и делаем упражнения, а потом разбиваемся на две группы и учим танцы. Чудовища всегда танцуют первыми. У них с каждым разом выходит все лучше.
— Отлично, Джерзи Мэй! — восклицает мистер Лестер. Даже у нее дела идут лучше с каждым днем.
А у меня все наоборот. У меня дела идут все хуже.
Я так и не научилась делать туры. Я могу повторить танец за мистером Лестером, но, танцуя в одиночку, я забываю нужные движения. Если я замечаю на себе взгляд кого-нибудь из девочек, я начинаю нервничать и делаю еще больше ошибок.
— М-да-а… — раз за разом повторяет мистер Лестер и потирает подбородок так часто, что того и гляди, скоро сотрет бородку до основания.
Я пытаюсь репетировать дома. Но как я могу репетировать, если не помню движений?
Мне нужно научиться делать туры на прямой линии, поэтому я пытаюсь проделывать их в нашем коридоре и врезаюсь то в одну, то в другую стену. Когда я сбиваю картину, мама наконец срывается:
— Это что такое, Александрина?!
— Мне нужно репетировать, чтобы подготовиться к концерту, — отвечаю я.
Мама ворчит про себя, но вслух не говорит ничего. В последние дни у нее плохое настроение. Шквала заказов мы так и не дождались. В Нью-Йорке полно театров, да, но и костюмеров, как выяснилось, тоже хватает. По ночам я слышу, как мама тихо разговаривает по телефону с тетей Джеки. Когда я спрашиваю, нельзя ли нам ненадолго слетать в Эппл-Крик, мама отвечает, что мы можем тратить деньги только на самое необходимое. Впрочем, тут же добавляет она, деньги — это ее забота, так что мне не о чем волноваться. И хорошо, потому что мне хватает волнений по поводу танца, и ни на что другое нервов уже не остается.
Субботнее занятие проходит особенно плохо. Мистер Лестер просит меня исполнить весь мой номер с самого начала. Я становлюсь в правильную позу и стою неподвижно, как положено. Но потом я совершаю глупость: я открываю глаза и вижу в зеркале девчонок, сидящих за моей спиной. Они смотрят на меня. Все движения выскакивают из моей головы. Я ничего не помню. Я стою неподвижно.
Мистер Лестер выключает музыку.
— Идите, девочки, нам с Александриной нужно поговорить, — говорит он. Девочки выходят, с любопытством на меня оглядываясь.
— Знаешь, Александрина, я начинаю думать, что мы зря дали тебе роль Феи Драже, — говорит мистер Лестер. — Как по-твоему, ты сумеешь выучить весь танец целиком?
У меня начинает щипать в глазах. Я сердито моргаю.
— Не знаю, — говорю я.
Мистер Лестер участливо на меня смотрит.
— Подумай, пожалуйста, и ответь мне во вторник. Поговори со своей мамой. Если ты не хочешь танцевать фею, мы найдем тебе какую-нибудь другую роль. Например, ты можешь лежать в кроватке во время «Танца чудовищ» вместо девочки из младшей группы.
Я с ужасом думаю о том, что он сказал. Если я соглашусь с ним, вся школа узнает, что мне пришлось отказаться от роли Феи Драже потому, что я отвратительно танцую.
Все будут надо мной смеяться. И мама расстроится. Она-то уже принесла домой наряд феи и ушила его мне по фигуре. И даже спорола старое кружево и блестки, заменив их новыми.
Но если я все же буду танцевать этот номер, то и подавно выставлю себя на всеобщее посмешище. Что бы предпочла мама — чтобы ее дочь была трусихой или чтобы она опозорилась перед полным залом?
— Я подумаю, — обещаю я мистеру Лестеру. Но на самом деле я уже все решила. Надо только как-нибудь сказать об этом маме.
Глава 11
После занятий мама встречает меня с тремя сумками тканей в руках. Она в приподнятом настроении — наконец-то отыскался заказчик, которому нужны броские наряды. Заказчиком этим оказался мужчина, который переодевается женщиной и поет в театре. Прежде маме не доводилось шить на мужчин, но это ее ничуть не беспокоит.
— Если у заказчика есть деньги и ему нужна одежда, я все сделаю, будь он хоть мужчиной, хоть женщиной, хоть крокодилом зеленым! — говорит она, шагая по Сто двадцать пятой улице мимо театра «Аполло». — К тому же этот парень прекрасно понимает, что такое сценический замысел.
Мы останавливаемся и покупаем пиццу, чтобы отпраздновать мамин заказ. Посыпая свой кусок красным перцем, мама что-то мурлычет себе под нос, и я не могу заставить себя рассказать о том, что намерена стать феей-дезертиром. Лучше подожду.
После обеда мама уходит в студию. Она поет во весь голос, а на заднем фоне я слышу стук швейной машинки. Расскажу завтра.
Я включаю свой маленький телевизор и как всегда щелкаю канал за каналом. Баскетбольный матч, глупый мультик, телевикторина… ого, снова «Балет на грани фола».
По сцене скачет человек в трико, я узнаю в нем звезду мыльной оперы. Дама, с которой он танцует, явно нервничает. Интересно, сколько раз он успел наступить ей на ногу? Я уже собираюсь переключить канал, как вдруг вижу знакомое лицо. Камера приближается к женщине со светло-коричневой кожей, короткими темными волосами и ясными зелеными глазами…
Я не верю сама себе — это же Фиби Фитц, моя любимая чемпионка по бегу на коньках! И она исполняет балетный танец! Вместе с партнером она кружится, кружится, кружится на месте — и, похоже, получает от этого удовольствие. Зрители ее обожают.
Когда они заканчивают танец, мужчина в смокинге берет у нее интервью.
— Вы прекрасно справились, Фиби! Но ведь балет и конькобежный спорт — это совсем разные вещи, не так ли?
— Они похожи куда больше, чем кажется. Балет — это равновесие, ритм и умение попасть в такт. Чтобы танцевать в балете, нужна сила и скорость. Я подумываю отправить на занятия балетом всех своих учеников.
Я выключаю телевизор и сижу на краю кровати, пытаясь привести в порядок свои мысли.
Ну что ж, ладно. Если Фиби Фитц считает, что мне следует заниматься балетом — буду заниматься. Я не сдамся. И я выложусь до последней капли, но станцую Фею Драже так хорошо, как только смогу.