Щит времен, стр. 74

— То есть, пока я нахожусь в деформированном мире, я должен помнить, что все, что я делаю, обратится в ничто?

— Если мы справимся с заданием. Я понимаю, это не слишком приятно, но и не смертельно. Мы полагаемся на ваше чувство долга.

— О да! Я постараюсь сделать все, что в моих силах, но… Бр-р!

— Возможно, мы проиграем, — предупредил Эверард. — В этом случае вы присоединитесь к уцелевшим сотрудникам Патруля, когда они соберутся для обсуждения плана действий.

«Окажусь ли я среди них? Маловероятно. Погиб при исполнении служебных обязанностей. Не самый плохой исход. Для нас это будет кошмарный мир», — подумалось Эверарду.

Он отбросил воспоминания, теперь утратившие реальность, и заставил себя не думать даже о Ванде.

— Ну что ж, к делу, — сказал он. — Пожелайте нам удачи.

— Да пребудет с вами Господь! — тихо отозвался Кох.

Они пожали друг другу руки.

«Обойдемся без молитв. И так в голове каша».

Он встретился с Новаком в гараже и уселся на заднее сиденье роллера. Чех сверился с картой на пульте управления, затем установил курс и включил двигатель.

1137-АЛЬФА ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

Аппарат мгновенно вошел в антигравитационный режим и поднялся на большую высоту. Звезды мерцали бриллиантовой россыпью, какую редко увидишь в конце XX века. Мир внизу разделялся на сияющие воды и грубую твердь, объятую мраком. Воздух был холоден и тих, ведь на Земле не работал ни один мотор.

Новак, увеличив изображение, занялся изучением земной поверхности.

— Совершенно пустынно, сэр, — прокомментировал он. Новак проверил большую территорию и уже отыскал площадку для приземления.

Эверард тоже не отрывал глаз от дисплея. Он увидел ущелье среди гор в форме полукруга, за плоской равниной по берегу залива, на котором стоял Палермо. Тяжелый рельеф, скалы, лишь низкорослый кустарник кругом, поэтому здесь вряд ли встретишь Пастухов и охотников.

— Вы будете ждать здесь? — машинально спросил Эверард.

— Да, сэр. До получения дальнейших указаний.

Новак, понятно, не собирался ждать здесь постоянно; он мог перескочить куда-нибудь поесть и выспаться, а затем вернуться спустя несколько минут. Если кто-то вдруг забредет в эти негостеприимные места, ему тоже следовало исчезнуть, но вернуться как можно скорее.

«Отличный солдат. Мгновенно выполняет приказ и не задает ненужных вопросов».

— Сначала доставьте меня к дороге. Летите над самой землей. Хочу запомнить, как отыскать вас в случае необходимости.

Она могла возникнуть, если Эверарду не удастся воспользоваться коммуникатором. Он был вмонтирован в образок, висевший у него на цепочке под одеждой. Диапазон достаточно велик, но никогда нельзя предугадать, что может случиться. Новак был хорошо вооружен — в дополнение к парализатору, хранящемуся в багажнике каждого темпороллера. Эверард, однако, оружия с собой не брал, чтобы не попасть в рискованную ситуацию с местными властями. Он не мог взять ничего необычного, но, как и подобало мужчинам этой эпохи, у него было нож, уместный за обеденным столом и в случае всяких осложнений, плюс посох, плюс его знание боевых искусств. Что-то еще могло бы вызвать подозрения у окружающих. Аппарат пролетел несколько ярдов на двухметровой высоте и теперь оказался над горной тропой, протоптанной козами и пастухами. Впереди раскинулась равнина, и темпороллер взмыл ввысь, чтобы его не заметили жители какой-нибудь деревни. Собаки могли лаем разбудить селян. До изобретения искусственного освещения люди на удивление зорко видели в темноте. Эверард запечатлел в памяти особые приметы ландшафта. Новак плавно развернулся и полетел над дорогой, шедшей вдоль побережья.

— Позвольте, сэр, высадить вас до рассвета, — произнес он. — В двух километрах на запад есть постоялый двор «Петух и бык». Пусть думают, что вы провели там ночь, а с утра пораньше двинулись в путь.

Эверард присвистнул.

— Очень подходящее название…

— Что вы сказали, сэр?

— Нет, ничего. Не обращайте внимания.

Новак коснулся пульта управления. Восток уже начал бледнеть. Эверард спрыгнул на землю.

— Удачной охоты, сэр! — пожелал Новак.

— Спасибо. Auf Wiedersehen!

Аппарат с Новаком исчез. Эверард двинулся навстречу восходящему солнцу.

Дорога была грязной, разбитой, с ямами и колдобинами, но зимние дожди еще не превратили ее в непроходимое болото. Рассвело, и Эверард увидел пятна зелени, приукрасившие неряшливые пашни и ржавые горы. Вдали, слева сияло море. Вскоре он рассмотрел несколько крошечных парусов. Моряки промышляли, в основном, в дневное время и в прибрежных водах, избегая в эту позднюю пору дальних плаваний. Находясь около Сицилии, они всегда могли зайти в безопасную гавань, да к тому же норманны очистили этот район от пиратов.

Край процветал. Дома и сараи кучками стояли посреди полей, возделанных руками их хозяев. Аккуратные глинобитные домики под соломенными крышами были живописно разрисованы поверх побелки, всюду росли сады — сливы, инжир, цитрусы, каштаны, яблоки и даже финиковые пальмы, посаженные сарацинами во времена, когда они хозяйничали на острове. Эверард миновал пару приходских церквей и увидел на некотором удалении от них массивное строение — вероятно, монастырь или аббатство.

Дорога становилась все оживленнее. В основном ему встречались крестьяне: мужчины в холщовых рубахах и узких штанах, женщины в грубых платьях с расшитыми юбками, дети. Поклажу несли на головах, плечах или везли на маленьких осликах. Люди — низкорослые, черноволосые, живые — потомки местных племен, финикийских и греческих колонистов, римских и мавританских завоевателей, а в последнее время — и случайных торговцев, воинов с материковой Италии, из Нормандии, с юга Франции и из Иберии. Большинство, несомненно, крепостные, но никто не выглядел обиженным судьбой. Они болтали, жестикулировали, смеялись, внезапно впадали в гнев и принимались браниться, но столь же быстро отходили, возвращая себе веселое расположение духа. В толпе сновали уличные торговцы. Перебирая четки, бормотали молитвы одинокие монахи.

Весть о смерти короля не повергла жителей в скорбь. Вероятно, большинство сицилийцев пока еще об этом не знали. В любом случае, простолюдины, которые редко удалялись от родного дома, воспринимали подобные новости как нечто далекое и почти нереальное. История для них была слепой силой — тем, что необходимо просто терпеть: войны, пиратство, чума, налоги, дань, подневольный труд, судьбы, разбитые бессмысленно и жестоко.

Обыватель двадцатого века намного шире, хотя и более поверхностно осознавал окружающий мир, но мог ли и он изменять свою судьбу?

Эверард шел, рассекая людскую волну. На него обращали внимание, несмотря на то что одежда его, простоя по покрою, вполне подходила для горожанина или путника — дублет до колен, ноги обтянуты кожаными чулками, шляпа с длинным пером, свисающим на спину, нож и кошелек на поясе, крепкие башмаки, — все неброских цветов. Костюм Эверарда подошел бы к любой местности. В правой руке он держал посох, на левом плече висела торба с пожитками. Эверард не брил лицо, как было принято в эту эпоху, борода его выглядела солидно, густые каштановые волосы доходили до ушей. Даже дома он считался высоким человеком, здесь же его рост сразу выдавал в нем чужака.

Люди разглядывали Эверарда и обсуждали между собой. Некоторые приветствовали его. Он, не замедляя шага, вежливо отвечал им с сильным акцентом. Никто не пытался задержать его. Связываться с таким гигантом небезопасно. К тому же и выглядел он респектабельно — путник, который высадился на берег в Марсале или Трапани и направляется по делам на восток, а может быть, совершает паломничество. Такие люди часто встречались в Сицилии.

Солнце поднялось. Крестьянские дворы сменились поместьями. За стенами Эверард видел террасы, сады, фонтаны, постройки — такие же здания их строители возвели и в Северной Африке. Появились слуги, в том числе и чернокожие, евнухи в струящихся одеждах и тюрбанах. Поместья перешли в другие руки, но и новые владельцы, подобно крестоносцам на Востоке, вскоре переняли уклад жизни прежних хозяев.