Когда мы встретимся, стр. 16

Она нетерпеливо дернула плечом.

— Алмазные осколки. Ты слушай. Каждый момент времени — как бриллиант на кольце. Представь, что это кольцо бесконечно огромное и все усеяно бриллиантами, и каждый бриллиант — это один момент. Усекла?

Маркус не говорил ни слова — просто смотрел на нее.

Я расхохоталась:

— Время как кольцо с бриллиантами! Наконец-то все стало ясно. Спасибо за лекцию.

— Ты можешь помолчать и послушать спокойно? Если ты изобретешь способ переноситься в другое время — например, с помощью телепортации, — то для этого тебе придется каким-то образом воссоздатьсвои атомы, то есть заново создать,а не переместить физически; это будет сложно…

— Может, эту часть пока опустим? — перебила я. — У меня зуб на зуб не попадает. — Мы все еще стояли на тротуаре через дорогу от школы, хотя сигнал светофора уже давно сменился на зеленый, а потом опять на красный.

— Ладно. Попробуем иначе: мы как бы перепрыгиваем с одного бриллианта на другой. Знаешь, в мультиках часто бывает, что кто-то бежит по катящейся бочке, стараясь удержаться наверху. Приходится все время бежать не останавливаясь, иначе упадешь.

— Подожди, так мы где? На кольце, прыгаем по бриллиантам, или в мультике, бежим по бочке?

Она вздохнула и покачала головой.

— Ладно, забудь про бочку. Вернемся к кольцу. — Она снова подняла его. — Допустим, мы здесь. — Она ткнула ногтем в один алмазный осколок. — И мы придумали способ, как переместиться назад, вот сюда. — Она указала на другой, через несколько осколков от первого. — Неважно, откуда мы сюда попали. Потому что если мы на этом камешке, значит, мы находимся в этом моменте. Не имеет значения, с какого камня мы сюда попали, — с того, который прямо перед ним, или с того, который через десять камней после него. Если мы тут, то мы тут. Дошло?

— Нет. Не дошло, потому что в этом нет абсолютно никакого…

— А до меня дошло, — тихо сказал Маркус. — Я понимаю, о чем она говорит.

— Спасибо на добром слове, — сказала Джулия. — Рада, что хоть у кого-то тут есть мозги. — И она ломанулась прямо на красный свет, а Маркус смотрел ей вслед разинув рот.

Я повернулась к нему:

— Значит, ты говоришь, что этот алмазный осколок просто сидит на месте, никого не трогает, и вдруг внезапно на него, на его капустную грядку, плюхается целая толпа детей…

Маркус вдруг просиял:

— Я понял, в чем у тебя загвоздка! Ты думаешь, что время существует на самих этих бриллиантах. Нет же! Каждый миг — каждый бриллиант — это как снимок.

— Снимок чего?

— Всего, везде! На снимке же нет никакого времени, правда? Мы прыгаем с алмаза на алмаз и называем эти прыжки временем, но, как я уже сказал, времени на самом деле не существует. Как сказала эта девчонка: алмаз — это миг, и все алмазы на кольце происходят в одно и то же время. Это как ящик стола, набитый фотографиями.

— На кольце, — сказала я.

— Да! Все бриллианты существуют одновременно! — Вид у него был ликующий. — Так что если ты прыгнешь назад, ты попадаешь в тот момент — оказываешься на той фотографии— и ты всегда там была,ты всегда там будешь,даже если ты пока еще этого не знаешь.

Я не поняла ни слова. И окончательно растерялась.

— Ладно, забудь, — сказала я. — У меня от всего этого голова кругом идет.

Он сочувственно кивнул, будто сожалея о моей непроходимой тупости.

— Я так думаю, это все из-за твоего здравого смысла. Ты не можешь примириться с мыслью, что прибытие может быть раньше отправления, что все моменты происходят одновременно, что это мы движемся, а не…

С меня хватит, подумала я нерезко перебила его:

— Почему ты ударил Сэла?

— Кого? — изумленно переспросил он, как будто я только что перевела разговор с совершенно нормальной темы на совершенно безумную, а не наоборот.

— Сэла. Моего друга. Ты ударил его в живот без всякой причины. Возле гаража. А потом еще по лицу.

Он кивнул.

— Да. Это верно. Но только у меня была причина.

— Чушь собачья. Я точно знаю, он тебе ничего не сделал.

Меня начала бить крупная дрожь, хотя руки были засунуты в карманы, а голова укутана маминым шарфом.

— Причина была, — повторил он. — То, о чем ты говоришь, это не причина, а оправдание. Я не говорю, что поступил хорошо. Я просто говорю, что у меня была причина. Моя собственная идиотская причина.

— Ну и какая же это причина? — Я смотрела на него во все глаза.

Он опустил взгляд и пожал плечами.

— Та самая, что и всегда. Я хотел посмотреть, к чему это приведет.

— В каком смысле «к чему приведет»? У него кровь из носа потекла, вот к чему это привело! И его чуть не вырвало!

— Я не об этом. Не о естественных последствиях. — Он постучал носком ботинка по тротуару. — Да, это было глупо. Совсем глупо.

— И что?

— Что «и что»?

— Что произошло? Кроме «естественных последствий»?

Он помотал головой:

— По-моему, ничего.

Я собиралась сказать ему, что он ошибается, что кое-что все-таки произошло — например, Сэл захлопнул передо мной дверь и с тех пор не подпускает меня к себе, — но в тот самый миг, повернувшись, заметила человека, который смеется. Никогда раньше я не видела его возле школы. Он шел согнувшись, что-то бормоча себе под нос и глядя на урну, возле которой стоял Маркус.

Человек, который смеется, не замечал нас, пока чуть не врезался в Маркуса. Только тогда он наконец поднял взгляд, чертыхнулся, развернулся и припустил прочь по Бродвею с такой скоростью, будто бежал стометровку.

Мы не сводили с него глаз, пока он не скрылся за углом.

— Странно, — сказала я.

— Да, — согласился Маркус. — А главное, это уже второй раз.

Первое доказательство

— А я тебе что говорил? — Джимми с довольным видом хлопнул по прилавку обеими ладонями. — Им и в голову не приходит, что кто-то всерьез считает булки! В жизни они до такого не додумаются!

Это было в тот же день. Я обнаружила недостачу — двух булок не хватило. Я пересчитала дважды.

Широко ухмыляясь, Джимми вразвалочку направился к телефону.

— Ну и устроила ты ему подарочек, — прошептал Колин. — Теперь небось целую неделю будет ходить именинником.

Он брал тонкие ломтики ветчины и не просто шлепал на квадратики вощеной бумаги, как всегда делал Джимми, а складывал каждый кусочек аккуратной гармошкой. Я следила за его пальцами, как загипнотизированная.

— Я вчера звонила Аннемари, — сказала я. — Наверное, завтра она уже придет в школу.

Колин кивнул:

— Отлично.

Было очень трудно представить, как он крадется с розой в руках и оставляет ее на коврике перед дверью, — но кто их знает, этих мальчишек.

— Кстати, — сказал он вдруг, — знаешь что? Надоели мне эти сырно-салатные сэндвичи! — Он виновато покосился на Джимми, который все еще разорялся по телефону насчет недостающих булок. — Как насчет пиццы?

Мы, как обычно, приготовили себе сэндвичи, завернули их, будто собирались пообедать ими в школе, — а потом побежали в пиццерию. Как ни глупо это звучит, мы чувствовали себя так, будто делаем что-то плохое. Запихивая в рот последние кусочки пиццы, мы помчались в школу. Под окном у Джимми мы пробежали согнувшись в три погибели, чтобы он нас не заметил. Вдобавок нам, как мама говорит, «смешинка в рот попала», и, добежав до школы, мы все еще хихикали, как дурачки, и не могли успокоиться.

В класс мы, похоже, не вошли, а влетели, потому что все оторвались от книжек и посмотрели на нас, а Джулия закатила глаза.

— Опять опоздали, — сказал мистер Томпкин.

Приступ смеха наконец-то прошел, и мы полезли в ранцы за своими книжками.

Я сидела, положив перед собой на парту открытую книгу, и думала о твоей записке, что лежала в кармане куртки: «Сегодня в три пополудни: ранец Колина». Первое из твоих «доказательств». Нужно заглянуть в ранец Колина, думала я, и найти то, что меня там ждет — или не ждет.