Лучший из лучших, стр. 19

— Ясно, вы пытаетесь мне сказать, что я не права, правы все остальные. Думаю, вы недалеки от истины, относительно вас я точно ошиблась.

— Почему же? — усмехнулся Ник. — Потому что я позволил себе не согласиться с вами?

— Потому что я полагала, будто нравлюсь вам. Вы так целовали меня… — Голос Лорены прерывался, она чуть не плакала. — Вы заставили меня поверить, что хотите меня. А на самом деле… я теперь вижу, что все это для вас ничего не значит…

— То есть вы мне не доверяете. Что и следовало доказать. Спокойной ночи. — Ник застегнул чемодан, поднял его и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.

Как же она ненавидела его. По-настоящему ненавидела. До чего же рассудочный, холодный, высокомерный сукин сын! И несмотря на это она хотела его, хотела до дрожи, до потери сознания. Если бы он сейчас вернулся и обнял ее, впился губами, зубами ей в губы, она уступила бы тут же, не задумываясь, ответила бы с таким же пылом.

Раздосадованная донельзя своей неспособностью управлять эмоциями, Лорена повернулась, чтобы броситься в свою комнату и хоть там обрести желанный покой… и увидела отца.

— Ты чем-то расстроена, Лорена? Я могу что-нибудь сделать для тебя?

— Ты уже достаточно сделал! — выкрикнула она. — Пока ты не появился, все было хорошо! Теперь же хуже некуда!

— Позволь мне попытаться исправить это, Лорена.

— И как ты предполагаешь поступить… Доналд?

Глаза его затуманились от боли, когда она произнесла его имя, отказываясь назвать отцом.

— Я просто хочу помочь. Сделать что-то полезное, поддержать.

— Мы обходились без твоей помощи и поддержки последние шестнадцать лет.

— Знаю. — Он безнадежно пожал плечами. — Я понимаю, Лорена, тебе это может показаться смешным. Но когда человек виноват, у него зачастую нет сил посмотреть в лицо тем, кому он причинил боль. И он наказывает себя, заставляя тех, кого любит, презирать его.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я пытаюсь исправить то, что натворил. Твоя мама готова дать мне шанс. Дай и ты мне шанс, позволь помочь, а потом будешь решать.

— Я больше не ребенок. Мне уже двадцать семь.

— Это не значит, что тебе не нужен отец.

— Скажем так: мне не нужен именно ты в роли отца.

Доналд глубоко вздохнул, посмотрел по сторонам, взглянул на свои руки, потом решился и спросил:

— Что я должен сделать, чтобы ты простила меня, Лорена?

— Ничего. Ты опоздал. Тебя не было рядом, когда ты был нужен мне. И я научилась обходиться без тебя.

— Это все, что ты можешь мне сказать? Не хочешь добавить, что я глупец, негодяй?

— Нет.

— Тогда я скажу сам. Я действительно дурак. Я проиграл. Я испортил лучшее, что подарила мне судьба, и заслуживаю полностью твое презрение. И если бы я был порядочным человеком, то покончил бы с жизнью. Я не имею права на вторую попытку. Мне не должно быть никакого дела до моего внука, у меня нет права беспокоиться о нем… Я ничего не пропустил?

— Нет, все правильно, — ответила Лорена, чувствуя наворачивающиеся на глаза слезы.

Он отступил в сторону, давая ей пройти.

— Хорошо. Так тебе лучше?

— Да.

— А мне так не лучше. — Элизабет Гордон неслышно подкатила сзади свое кресло и остановилась рядом с ними. — Лорена, оскорбляя отца, ты оскорбляешь и меня. Я любила его достаточно, чтобы родить ему двоих детей. Алан такой же внук ему, как и мне. Я принимаю его предложение помощи, потому что сейчас все мы должны быть вместе. И я удивлена, что ты не сумела оценить то мужество, которое потребовалось твоему отцу, чтобы прийти сегодня, признать свои ошибки и предложить взять на себя часть нашей беды. Нашей, Лорена, не только твоей.

— Я не понимаю, мама, как ты можешь так легко все простить.

— Возможно, тебе даже не приходит в голову, что есть вещи, которые ты не знаешь, о которых даже не слышала.

— Ты хочешь сказать, это твоя вина, что он ушел?

— Я надеюсь, что к тому времени, когда ты полюбишь, по-настоящему полюбишь, ты поймешь, что никогда не бывает так, что виноват кто-то один. Двое решают быть вместе, и только двое могут решить расстаться. Надеюсь, ты поймешь это и не будешь так строга к твоему будущему мужу, как сегодня к отцу. Только терпимость и способность прощать делают брак гармоничным. И пока ты сама не попробовала, у тебя нет права критиковать других.

Миссис Гордон строго посмотрела на дочь, потом тронула за руку своего бывшего мужа.

— Идем, Доналд, я покажу тебе фотографии девочек. Я надеюсь, Лори обдумает мои слова и изменит свое отношение к тебе.

Ник отказался от приглашения миссис Гордон выпить по бокалу коньяку в гостиной, решив, что не стоит мешать пожилой чете, которой надо так много обсудить друг с другом. Он удалился в приготовленный для него кабинет, лег на диван и какое-то время бездумно смотрел телевизор. Постепенно все звуки в доме затихли — очевидно, хозяева удалились отдыхать. Он с облегчением выключил телевизор, выбрал на полке книгу и зажег настольную лампу. Через пять минут Ник понял, что роман не намного интереснее телевизора, отложил его и строго спросил себя, в чем причина гложущего его беспокойства. Вопрос был чисто риторический, ибо ответ он знал. Как получилось, что он так быстро оказался впутанным в жизнь незнакомых ему еще три дня назад людей? А главное, как он позволил какой-то капризно-своевольной девчонке занять все его мысли? Ведь он знал, прекрасно знал, что, увлекшись ею, утратит объективность суждения, необходимую для успешного завершения дела. Нет, этому необходимо было срочно положить конец.

Но, несмотря на это, вопреки всем своим вкусам и склонностям, Ник все же непрестанно думал о ней, вспоминал ее лицо, вкус ее нежных шелковистых губ и жалел, что разговаривал с ней так строго. Интересно, она уже спит или думает о нем и тоже вспоминает, как он целовал ее?

Ник выключил лампу и подошел к открытому окну. Сад стоял, погруженный в темноту. Но вдали он увидел огни океанского лайнера, отправляющегося в круиз вокруг Аляски, до него донеслись еле слышные звуки танцевальной музыки. И еще какой-то звук, такой же слабый, но намного ближе, тихий, жалобный плач… Он внимательно вглядывался в темноту, пока наконец не заметил какое-то движение на скамейке под персиковым деревом. Он знал, что это не Элизабет, поскольку слышал, как ее кресло прошуршало у него над головой несколько минут назад. Удивительная все же женщина, еще раз мысленно восхитился Ник, так решительно отказывается уступать болезни, что даже сохранила спальню наверху!

Он снова прислушался. Здравый смысл подсказывал ему, что не Доналд является источником этих жалобных, горестных всхлипываний. Здравый смысл также подсказывал, что умному человеку надо залезть под одеяло и не позволять этому плачу отнять ни одной минуты его сна. Всего мгновение назад этот умный человек решил держаться подальше от Лорены Гордон. Но, с другой стороны, умному человеку не стоило высказывать своего мнения о приеме, оказанном Лореной отцу.

Ник вспомнил, как его шеф предупреждал его, новичка, принимая на работу:

— Ты не можешь позволить себе переживать каждый случай, как свой собственный, позволять ему влиять на твою жизнь. Твое дело — стоять на страже закона и задерживать преступников.

Ему давно надо было вспомнить эти слова. Может, тогда Лорена не плакала бы сейчас в саду, а он не чувствовал бы своей вины за эти слезы. Ник перекинул ногу через подоконник и тихо опустился на землю по ту сторону окна.

Я только предложу ей платок и провожу в дом, мысленно пообещал он себе, неслышно пробираясь в сторону персикового дерева.

Он сразу забыл все обещания и благие намерения, увидев, как вздрагивают ее плечи. Он опустился рядом с ней на скамью и крепко прижал к себе, разыскивая губами ее рот на мокром, залитом слезами лице.

8

Ник решил лететь до Майами первым классом, и Лорена была ему благодарна. Подлокотники их кресел были так широки, что исключали возможность случайных контактов. Она настолько боялась воспламеняющего эффекта его прикосновений, что не хотела небрежного касания его колена или плеча. Если уж Ник действительно хочет до нее дотронуться, пусть сделает это специально… Хотя пока он не выказывал такого желания.