Суперсыщик Освальд и банда пакетоголовых, стр. 10

Лай застревает у меня в глотке. Что он мне, собственно говоря, такого сделал? Да ничего! А чего же я так окрысился на него? Я чувствую, как мной овладевает жалость к нему, и я против нее совершенно беззащитен.

Я пристыженно залезаю в свою корзинку, сворачиваюсь в ней калачиком, так, чтобы еще осталось немного места для Леонардо. Он, понятное дело, еще не верит этому чуду. Лишь через некоторое время он робко приближается, забирается в корзинку, прижимается к моему брюху и благодарно лижет меня в нос.

Новый друг… Прямо хоть ложись и помирай от ум е ления!

ГЛАВА 13, в которой я превращаюсь в обезьяну

— Ой, ну до чего же хорошенький! — Надин просто млеет от восторга. — Такого милого песика я еще в жизни не видела!

Я тоже. Разве что в зеркале. Надин никак не может успокоиться и все нахваливает «хорошенького песика». Некоторым собакам бывает даже неприятно, когда на них без конца умиляются. А по мне так чем больше, тем лучше.

— Можно тебя взять на руки?

Конечно, можно! Моим поклонникам можно все.

Надин наклоняется и… берет на руки Леонардо. Ррррр! Этот недомерок нравится ей больше, чем я?.. Ну, наглость!

Я оскорбленно удаляюсь в будку. В это время из дома выходит Тим.

— Салют! — приветствует его Надин. — Ты мне не говорил, что у тебя есть еще одна собака.

— Это не наша собака, — объясняет Тим. — Леонардо у нас просто в гостях, пока его хозяйка не вернется из Нью-Йорка.

— Леонардо… Какое красивое имя! Кстати, ты знаешь, что чихуахуа относятся к самым умным и отважным собакам?

Я изо всех сил зажимаю себе лапами уши, чтобы не слышать этот бред. Но мой хозяин и его новая подружка болтают так громко, что я все равно слышу каждое слово.

Надин предлагает покататься на роликовых коньках. Тим отказывается. Мол, у него еще болит колено. Вранье! Зачем он болтает всякую чушь? Он же вчера уже был на тренировке по футболу.

— Может, лучше поедем в Восточный парк? — говорит Тим. — Я могу опять сесть на твой багажник.

— Тебе что, так понравился держаться за меня? — хихикает Надин.

Спорим, что мой хозяин сейчас краснеет, как рак? Я ведь уже знаю Тима, как свои пять пальцев. Вернее гораздо лучше. Потому что у меня, собственно, нет никаких пальцев.

— Ладно, поехали в Восточный парк, — соглашается Надин.

Я пулей вылетаю из будки. Восточный парк — это здорово! Может я наконец опять встречу там Сенту. Четыре дня назад я видел ее в первый и пока что в последний раз. Вчера и позавчера мы с Леонардо, который теперь таскается за мной, как иголка за ниткой, прочесали парк вдоль и поперек, но прекрасную далматинку так и не обнаружили. Мы даже просидели целых два часа перед ее дверью, но так ничего и не дождались. Потом у меня болело не только сердце, но и заднее место. Что же с ней случилось? Это надо обязательно выяснить.

Тим устраивается на багажнике, и Надин трогается. Мы с Лео бежим по бокам, я слева, он справа. По дороге Надин спрашивает:

— А зачем тебе обязательно в парк?

— Из-за банды пакетоголовых. Слышала о них?

— Не-а.

Мой хозяин рассказывает ей, как те ограбили Юсуфа и Изабель. Потом он, кончено, проболтался и рассказал ей, что он член Клуба сыщиков и что они с друзьями решили покончить с пакетоголовыми.

— Надо же… — говорит Надин.

Чуть позже она задает Тиму довольно странный вопрос:

— Неужели этим твоим Юсуфу и Изабель не наплевать на то, что их ограбили?

— Чего?..

— У них же богатые родители.

— С чего ты взяла?

— Ты же сам мне в прошлый раз о них рассказывал. Чего они так переживают из-за какого-то там «ограбления»? Что, им так мало дают денег, что они никак не могут забыть несчастных пару евро?

— Ты что, не понимаешь?.. — сердится Тим. — Дело совсем не в этом!

— А в чем?

Послушай, ты что, считаешь это нормальным, что кто-то отбирает у кого-то деньги только потому, что у того их достаточно?..

— Это как посмотреть…

— Что ты хочешь сказать?

Надин морщит лоб.

— Так что ты хотела этим сказать? — повторяет Тим свой вопрос.

Но Надин не хочет продолжать разговор. Она спрашивает, раскрыли ли сыщики уже хоть одно дело. Мой хозяин рассказывает ей о расследовании дела о краже картин. Тогда полиция даже благодарила меня и моих коллег. По лицу Надин видно, что на нее это произвело впечатление.

Вскоре мы приезжаем в Восточный парк. Я, конечно, первым делом ищу Сенту и — нахожу Марушу с Дэнисом. Они сидят на той самой скамейке, под которой в воскресенье лежали три полиэтиленовых пакета, которые я бы бдительно охранял, если бы моя тоска по Сенте не оказалась такой сильной, что я оставил свой пост. Уф, ну и предложение — длинное, как питон. Обещаю впредь выражаться лаконичнее.

Тим знакомит Марушу и Дэниса с Надин и Леонардо. Когда все наконец перездоровались, Маруша с Надин надевают свои роликовые коньки: рядом с парком есть несколько тихих улочек, где удобно гонять на коньках.

— А у тебя что, нет коньков, Дэнис? — спрашивает Тим опускаясь на скамейку рядом с марушиным другом.

— «Коньки»! — презрительно фыркает тот и откидывает свою гриву назад. — Спорт — это тупо.

Как только девчонки уезжают, Дэнис извлекает из кармана комикс и зарывается в него своей бледной, как смерть, физиономией. Мы с Леонардо отправляемся на поиски Сенты. Мы дважды прочесываем парк — березультатно. И, как это часто бывает с поэтами, отчаяние рождает во мне новое поэтическое творение:

Моя милая далматинка,
Ты прекрасна, как картинка.
Я по тебе скучаю и сохну,
Если ты появишься — я сдохну…

Ну, может, не сразу, может, поживу еще чуток. При условии усиленного питания.

Мы возвращаемся к скамейке. Дэнис все еще читает, а Тим таращится в небо и изнывает от скуки.

— Довольно дурацкая история — с юсуфовским отцом, верно? — пытается он завязать разговор. — Я бы тоже, наверное, ходил как пришибленный, если бы мои родители вздумали развести.

Дэнис опускает комикс.

— Почему? Наоборот, радоваться надо, что избавился от предка. Я так, например, радовался, когда мой папаша свалил.

— Что, серьезно, что ли?

— Конечно! — уверяет Дэнис. — С тех пор как он ушел, в доме меньше скандалов.

— Неужели ты вообще не скучаешь по своему отцу?

— Еще как скучаю! Прямо умираю от тоски! — Дэнис растягивает рот в язвительной усмешке. — Подушка не просыхает от слез!

Он опять углубляется в чтение. Тим закидывает руки за голову и вздыхает. Проходит целая вечность, прежде чем Маруша с Надин возвращаются.

— Ну где же остальные? — возмущается Маруша. — Мы же договорились встретиться и устроить облаву на пакетоголовых.

Тим собирается ей что-то ответить, как вдруг Надин бормочет: «Пока!» садится прямо в коньках на велосипед и уезжает.

— Эй, подожди! Ты куда? — орет ей вслед мой хозяин. — А мне как теперь добираться до дома?

Довольно странная она, эта Надин, — говорит Маруша, качая головой. — Слова из нее не вытянешь. А это еще что за фокус? Просто садится на велосипед и уезжает!

У моего хозяина грустное лицо. Я хочу прыгнуть к нему на колени и утешить его, но в этот момент вдруг в конце аллеи появляется Сента. Я пожираю ее глазами. Она семенит рядом со своим хозяином. Старик идет, опираясь на палку. Сегодня он передвигается еще медленней, чем в прошлый раз. Через каждый пару метров он останавливается и делает маленькую передышку. Наконец он направляется к скамейке и садится. Сента тоже запрыгивает на скамейку и кладет ему голову на колени. Он гладит ее. На мизинце у него кольцо с кроваво-красным камешком.

Сента пока еще не заметила меня, но это мы вмиг исправим. С жутким сердцебиением и Леонардо на хвосте я гордо шествую мимо скамейки. Сента не реагирует. Она даже не повернула свое восхитительное ушко в мою сторону. Что же делать, чтобы привлечь к себе ее внимание?