Саджо и ее бобры, стр. 14

Сонный узник берестяной темницы пробудился, встревоженный шумом, и, почуяв что-то страшное, присоединил свой слабый голос к мощному реву стихии. Он раскачивал свою корзинку так неистово, что пришлось урвать мгновение и притиснуть свертком берестяную крышку.

Шепиэн изо всех своих детских сил боролся с мчавшимся потоком. Мальчик ловко поворачивал челн то в одну, то в другую сторону, заставляя его качаться на волнах, скользить по омутам и водоворотам, вставал, чтобы разглядеть путь, и снова направлял челн в седую пучину.

А Саджо усердно налегала на весла, отталкивалась, гребла и табанила, послушная возгласам брата:

— Гиюк-аник!.. (Направо!)

— Машк-аник!.. (Налево!)

— Уи-беч!.. (Быстрый ход!)

— Пи-беч!.. (Тихий ход!)

Брызги пеленой отлетали от лодки, а иногда и заливали ее, так что Саджо, сидевшая впереди, скоро промокла до нитки.

Если бы не дым, застилавший путь, Шепиэн не стал бы тревожиться — он, как и все индейцы оджибвеи, молодые и старые, отлично владел челном и даже в юности знал тайны движения воды. Не раз приходилось ему переправляться по этим порогам с отцом.

Саджо ничего не боялась рядом с братом. Она смеялась, и визжала, как будто это была интересная игра, и выкрикивала что-то, подгоняя каноэ, как делал это отец и другие индейцы во время опасного плавания, — тогда она, Саджо, только наблюдала за ними с берега.

Но Шепиэн хорошо понимал, какая большая опасность грозила им, и не издавал ни звука, кроме команд, которые он, как капитан своего маленького корабля, выкрикивал громким голосом; и, когда можно было оторвать глаза от бурлившей воды, он с тревогой смотрел в сторону огненного врага. Пожар догонял их с быстротой ветра, спускался вниз по холмам, расстилался багряным морем, взвивался рокочущими змеями по макушкам пылающего леса.

Один раз, когда Шепиэн оглянулся назад, он увидел, что пламя перекинулось через узкий поток позади них. Теперь оставалась одна дорога — вперед.

Клубы дыма, повисшие в воздухе, становились все темнее и темнее, пока наконец свет не померк; казалось, что сумерки спустились очень рано. Уже почти ничего не было видно. Все кругом стало каким-то диковинным. Дети продолжали свой путь словно во сне.

Изо всех сил гнал свой челн Шепиэн — он хорошо знал, что если они задержатся, то гибель неизбежна: они сгорят или задохнутся. Теперь отмели были уже недалеко, а за ними находилось озеро, до которого они должны добраться во что бы то ни стало. Кончились пороги. Челн проскочил в тихую заводь. Здесь детей окружили какие-то странные движущиеся тени, едва заметные сквозь облака дыма. Это звери лесной глуши со всех сторон мчались вдоль берега, плыли по воде, барахтались на отмелях — в одиночку, парами, стадами. Все они ринулись к озеру, каждый спасал свою жизнь.

Животные, которые редко рисковали ступить в воду, теперь плыли по озеру: белки, кролики и даже дикобраз. Олень перепрыгнул через заросли кустов, мелькая своим белым хвостом и озираясь вокруг широко раскрытыми, полными ужаса глазами. Медведь мчался быстрым и неуклюжим галопом; два волка бежали легко и стремительно рядом с оленем — их обычной добычей, но на этот раз хищники даже не удостоили его взглядом. Потому что сейчас не существовало врагов, никто не был ни голоден, ни жесток, никто никого не боялся. И все обитатели леса, те, кто передвигался по земле, кто парил в воздухе и кто плавал в воде, — звери, птицы, пресмыкающиеся, — все спасались бегством от самого безжалостного из всех недругов, смертельного для каждого из них, от страшного врага их дикой родины — лесного пожара.

Недалеко от челна глубоко в воде остановился лось-великан. Его шерсть была опалена на спине, наполовину выросший рог сломан 7, бока ввалились от тяжкого дыхания. Наверно, он уже взглянул в лицо гибели и мчался много миль, преследуемый огненным врагом. Могучая сила и быстрые ноги спасли зверя.

Шепиэн мог бы тронуть его веслом — огромный зверь просто не замечал детей; но вот лось передохнул немного, поплыл к берегу и побежал вместе с другими зверями, большими и маленькими, рогатыми и безрогими. В этом великом смятении все стали братьями, у всех был один путь к спасению — озеро. И вместе с ними в этой дикой и странной процессии оказались наши маленькие индейцы и их крошечный питомец.

Теперь Саджо охватил жуткий страх. Шепиэн сам был близок к отчаянию, однако не подал виду и мужественно успокаивал сестренку. И она гребла. Но лес, который всегда был их родным домом и казался таким приветливым, теперь вдруг превратился в ужасное место. Любой взрослый испытал бы такое же чувство; а эти дети — не забывайте, одному из них было одиннадцать лет, другому четырнадцать — не растерялись и боролись, как настоящие солдаты, за свою жизнь, за жизнь маленького Чилеви. Что касается Чилеви, то он был плохим для них помощником, в чем вряд ли вы сомневаетесь; наоборот, он всячески беспокоил детей и задерживал их. Инстинктивно, как и все звери, он почуял опасность, его обуял страх, а услышав звуки и запахи от мчавшихся со всех сторон зверей, он стал визжать что есть мочи, биться о крышку своей корзинки, которая теперь, наверно, казалась ему темницей; и если бы дети не догадались, как успокоить его, он скоро вырвался бы на свободу, а в воде его ни за что не найти в такой спешке и смятении.

Наконец они добрались до отмелей. Густой дым стлался, скрывая тропу; а по склону холмов с хриплым ревом уже подползал пожар, красным полыхающим пламенем он прорезал дымную мглу, обдавал жаром.

Дети выбросили челн на берег. Чилеви сейчас был в таком состоянии, что, кроме него, уже ничего не удалось бы нести. Здесь, на берегу, пока было безопасно, но что творилось на том конце отмелей, этого никто не знал. Поэтому решили Чилеви пока оставить на месте. Потребовалось лишь одно мгновение, чтобы перевернуть челн вверх дном и спрятать под него корзинку с Чилеви; челн своей тяжестью придавливал крышку корзинки бобренка (как и все бобры, когда они пугаются, Чилеви забыл прибегнуть к помощи зубов). Подхватив поклажу, дети бегом направились к озеру. Со всех сторон валили клубы черного и желтого дыма; они принимали странные формы и словно протягивали руки, чтобы поймать детей. Сквозь кружащиеся облака дыма деревья возле тропы казались высокими, темными, неподвижными призраками; то здесь, то там сквозь мглу светились красные глаза пламени.

Саджо и Шепиэн продолжали свой ритмичный бег мелкой рысцой 8. Но вот потянуло прохладой с озера, и конец волока стал виден. Глотнув с жадностью свежий воздух, дети сложили на берегу свою ношу и побежали за бобренком и за челном.

Но бежать они не смогли. Задыхаясь, сбиваясь с пути, они пробирались ощупью, с закрытыми глазами; едкий дым слепил, жег глаза, сдавливал дыхание. Дети продолжали свой путь, но такого щемящего их сердца страха они еще никогда не испытывали. Когда они добрались до берега, где лежал челн, искры летели со всех сторон, сыпались горящие головни, а зловещее зарево полыхало так, что деревья, дым, вода — все кругом казалось багровым. Теперь уже совсем близко раздавался ужасный, унылый, стремительный звук.

Огненный враг почти догнал детей.

А под челноком бобренок Чилеви в тревоге за свою маленькую жизнь грыз тонкую берестяную стенку корзинки — еще немного и он закончит свое дело, — если бы она продержалась еще пять минут!

В один момент Шепиэн сорвал шаль с головы Саджо, намочил в воде, закутал голову и лицо сестры, так что остались видны только глаза и нос. Потом обрызгал ее всю водой и сказал:

— Не жди меня. Я скоро буду. Беги.

Крепко прижав обеими руками корзинку с бобренком, Саджо исчезла в этой ужасной раскаленной мгле.

Глава X. ПУСТАЯ КОРЗИНКА

Когда Саджо скрылась из виду, Шепиэн задержался еще на минутку; быстро обрызгал свою одежду водой и укрепил весла внутри челна, продернув их сквозь ременные петли.