Рассказы опустевшей хижины, стр. 2

Они родились, эти незабываемые рассказы и легенды, на крыльях стремительного ветра, скользящего по вершинам деревьев, они живут в тундре среди болот, заросших камышами, они отражаются в зеркале прудов, и все повторяются и повторяются в неясном бормотании ручейка, в миллиардах голосов Дикой Природы, которые никогда не умолкнут.

Герои этих рассказов — люди, четвероногие и крылатые существа — никогда совсем не исчезнут; еще долго после того, как их слова и дела превратятся в легенду, они будут мерещиться в долине, полной воспоминаний; они никогда не покинут тихого озера, разрушенную плотину, бобровый дом и опустевшую хижину в лесу, где были радости, горе, мечты.

Быть может, тому, кто случайно очутится в этих местах в ожидании рассвета, вдруг почудится в сумерках, что темное тельце плывет в направлении к покинутой бобровой хатке, оставляя за собой расширяющийся след по воде; а может быть, до человека долетит эхо протяжного, жалобного крика. Или же ему почудится, что в туманной дали проскользнула бесшумно, как призрак, ладья, сделанная из коры золотистой березы.

А если он будет сидеть совсем тихо, не шевелясь, ему даже может почудиться легкое прикосновение к плечу, как будто кто-то невидимый беседует с ним. Несмолкаемое журчанье ручейка — то громкое, то тихое, то приближающееся, то удаляющееся — вдруг замолкнет, и донесутся, словно издалека, звуки глухих голосов, говорящих на языке, ему непонятном. А может случиться гак, что ему послышится какое-то неуловимое движение за спиной, и, обернувшись, он заметит, или ему только померещится, несколько загадочных теней, собравшихся вместе и как будто беседующих друг с другом. Эти легкие тени не испугаются одинокого путешественника, но вздохами, тихими, как шелест тростника, нежными, как шорох листьев на березках, будут пытаться — терпеливо и настойчиво — добиться понимания 8 сердце того, кто пробудил их сумеречное сознание.

Я знаю, это правда, потому что я сам бывал там часто и прислушивался к тишине в предрассветные часы: я слышал их нежные, тихие голоса, словно звук их долетал откуда-то издалека. И в такие минуты воздух вокруг меня казался наполненным какими-то легкими шорохами и топаньем малюсеньких ножек. Я чувствовал, как легкий ветерок пробегал по моему лицу, словно от движения множества невидимых гостей, пришедших навестить меня и вместе со мной послушать рассказы, которые березки без умолку нашептывали величавым молчаливым соснам.

Быть может, вы скажете, что эта прозрачная компания друзей лишь плод моего воображения, взволнованного тоской и долгим созерцанием родных мест, что я ловлю руки, которых уже нет, и в темноте ночей напрасно прислушиваюсь к голосам, давно умолкнувшим,

Если вы думаете так, не судите меня слишком строго, потому что это неизгладимые Воспоминания о прошедших днях, о людях и четвероногих друзьях, с которыми мне никогда больше не суждено увидеться.

Не обо всем я смогу рассказать вам — самые дорогие воспоминания я утаю от вас и буду хранить только в своем сердце; я боюсь, что, открыв свою тайну, потеряю силу вызывать в своем воображении любимые образы прошлого.

И все-таки мне хочется многим поделиться с вами. Итак, мои неведомые читатели, дорогие друзья, если вы не пожалеете часок-другой своего времени, садитесь возле меня, и я вам поведаю «РАССКАЗЫ ОПУСТЕВШЕЙ ХИЖИНЫ».

СЫНОВЬЯ КИ-УЭЙ-КЕНО

Они были индейцами и привыкли к суровой жизни — это правда.

Но сейчас они были просто беспомощными мальчиками — одни-одинешеньки посреди бескрайней немой глуши, без еды и без крова. Перед лицом почти непреодолимых трудностей мальчики выполнили заветы индейцев, требующие, чтобы начатое дело было доведено до конца во что бы то ни стало, любой ценой.

В наши дни, когда радио и быстрые теплоходы установили настолько тесную связь между КАНАДОЙ, английским доминионом, и старой АНГЛИЕЙ, что можно слышать речи через океан, а путешествие из Ливерпуля в Галифакс стало чуть сложнее, чем прогулка к морскому берегу, трудно себе представить, что рядом с этой передовой и процветающей КАНАДОЙ простирается край первозданной дикости. Тем не менее это так.

Этот не тронутый цивилизацией район, составляющий большую часть КАНАДЫ, лежит к северу от Великого Водораздела, который пересекает КАНАДУ и разделяет ее реки на те, которые текут на юг и другие, которые впадают в Северный Ледовитый океан. Мало кто знает, что только южный склон цепи возвышенностей подвергся модернизации, и то не на всем протяжении. Для обитателей этой «цитадели» дикие просторы Севера известны под индейским названием Киуэйдин, что в переводе на русский язык означает «Страна Cesepo-Западного Ветра», — название это передает суровую таинственность и беспредельность просторов.

Для обитателей дикого Севера густонаселенная часть южного склона — это особый мир; о тех же, кто в кои веки раз добрался до железной дороги и отправился туда, люди многозначительно говорят: «Они поехали в КАНАДУ», словно они предприняли путешествие за границу.

Индейцы, кочующие по бескрайним лесам страны Северного Ветра, живут по обычаям своих предков, обитавших в этих краях с незапамятных времен. Они все еще пользуются старым индейским оружием и охотничьим снаряжением, но некоторые товары выменивают у бледнолицых, и без этого им уже трудно обходиться.

То здесь, то там на песчаных берегах озер вырисовываются закопченные дымом конусообразные верхушки вигвамов. Домотканые одеяла из кроличьей шерсти неизменно служат верной защитой от суровых холодов, а мокасины из оленьей и лосевой шкуры, легкая и удобная обувь индейцев незаменимы при скитаниях по обманчивым лесным дебрям. Копье, лук и стрелы, деревянные капканы и старинное шомпольное ружье, которое заряжается с дула, еще часто встречаются в этих краях. А в глухих, отдаленных местах, где нелегко достать себе обновку, индейцы до сих пор мастерят себе одежду из оленьей и лосевой шкуры. Этот народ не входит в семью цивилизованных народов, но называть его диким, как это принято, несправедливо. Удивительно честные, простые и добрые люди, они считают своим священным долгом гостеприимство; они готовы принять у себя каждого индейца, но пришельцев они сторонятся и стесняются. Мужественный и сильный от природы, индеец твердо идет по намеченному пути. Его смелость и настойчивость так велики, что, невзирая ни на какие препятствия и трудности, он достигает намеченной цели часто даже ценой самой жизни.

Мне хочется рассказать о подвиге двух индейских мальчиков племени оджибвеев. С их родовой группой я охотился в районе, известном у индейцев под именем Маниту-пи-пажи, или «Место, где хохочет дьявол». Ки-уэй-кено («Человек северного ветра») был отцом этих мальчиков. Среди людей, известных своей выносливостью, Кн-уэй-кено выделялся своей почти сказочной силой. Высокий, легкого атлетического сложения (хотя большинство его единоплеменников коренасты), он переправлял волоком грузы весом в шестьсот фунтов. По всей округе он славился как замечательный охотник и носильщик.

Была пора листопада. Охотничьи ветры разгулялись в темном сосновом бору. Индейцы, покинув поселок, направлялись на свои зимние охотничьи участки. Они проводили там всю зиму, а зима в тех краях длилась шесть-семь месяцев. Приходилось перевозить большие грузы через большие и маленькие озера, перетаскивать волоком — люди преодолевали расстояние до двухсот миль. Большинство семей проделывали этот путь дважды, переправляя груз по частям на своих обычных шестнадцатифутовых каноэ. Но Ки-уэй-кено не признавал такого способа переправы. Он грузил всю свою поклажу на огромную пирогу, чтобы больше не возвращаться в поселок. Поднять такую ладью было едва под силу двум мужчинам, но силач Ки-уэй-кено перетаскивал ее через все волока один. У него было еще маленькое каноэ, сделанное из березовой коры, на нем два его сына, подростка, переправляли более легкий груз; оно предназначалось также и для осенней охоты.