Звезда моей души, стр. 69
ГЛАВА 5
Щиты сомкнулись с мрачным грохотом. Король Арцисс чуть приподнялся в стременах, пытливо вглядываясь в приближающуюся тучу. На своем веку он много чего успел повидать, но только не такое… Серые и коричневые протуберанцы стремительно закручивались по краям этой массивной, плывущей в небе туши, казалось слепленной из грязной слежавшейся ваты, а в ее центре сверкали и громыхали грозовые сиреневые молнии, обвитые серебристыми нитями магии.
Да, теперь он уже не сомневался — то была не естественная природная стихия, а именно магия, чужеродная и беспощадная, несущая неминуемую кончину всему клану Полуночных. Туча много дней копила мощь, неспешно курсируя над Белыми горами и словно чего-то дожидаясь. Теперь повелитель понял, что она ждала последнего магического толчка, сорвавшего ее с места и бросившего сюда, на город и защищающих его эльфов.
Значит, зря он уподобился безмозглой туче, выжидая сам не зная чего и уповая на лучшее. Впрочем, какой теперь смысл сожалеть о собственных ошибках — их уже не исправишь! Король вопросительно покосился на верховного мага Лаллэдрина, но друг лишь разочарованно помотал головой, виновато отводя глаза. Длинные локоны русых волос рассыпались по плечам придворного чародея, и Арцисс с ужасом заметил седые, будто присыпанные пеплом, пряди, контрастно выделяющиеся в пышной шевелюре вечно молодого эльфа. Арцисс обреченно сжал челюсти, чувствуя неприятный холодок, медленно разливающийся в груди. Уж если даже Лаллэдрин неспособен остановить эту напасть… То что же тогда остается делать им, простым воинам?
«Умереть!» — беспощадно подсказал трезвый рассудок. Король бездумно поднял глаза, любуясь развевающимся на ветру штандартом, укрепленным на прочном буковом древке, несомым его верным оруженосцем Овэлейном. Золотые крылья, вышитые на черном бархатном полотнище, и священный девиз его рода: «Умри достойно!» Как же все просто!.. Именно сейчас, сегодня, впервые и непоправимо запоздало, Арцисс в полной мере осознал возвышенный жертвенный смысл, вложенный в два этих коротких слова, и печально искривил губы, понимая — так улыбаются лишь на похоронах. Торжественно и немного отстраненно, словно уже отрешившись от всего земного.
Итак, Турран был прав, против этой бури им не выстоять, ибо в итоге даже бессмертные оказываются бессильны перед смертью и отступают… Но, наперекор судьбе и неведомой магии, он имел возможность не сдаваться, а умереть, ведь короли никогда не отступают!
— Овэлейн, названый брат мой! — Король опустил затянутую в латную перчатку руку на плечо своего преданного, многократно проверенного в бою оруженосца. — Воткни мой штандарт в землю этого холма, ибо мы уже никуда не денемся! Ни знамя, ни я, — уточнил Арцисс, отвечая на невысказанный вопрос, плещущийся в глазах верного друга. — Мой смертный час пробил, и я желаю умереть именно здесь!
Исполненный печали взор короля прощально обежал расстилающийся чуть впереди настил Аррандейского моста, заваленный трупами эльфийских воинов. Воды Алларики стали красными от крови, а горы тел, устилающих этот берег реки, почти достигали уровня перил. Потери Полуночных были чудовищны, и все-таки бойцы снова сомкнули щиты — отчаявшиеся, но не сломленные.
— Я не приказываю, я прошу — спаси Эврелику! — Глаза Арцисса переместились на левый фланг, любовно обласкав взглядом тонкую девичью фигурку, облаченную в серебряную кольчугу. — И того, кого она носит под сердцем…
— Но, сир, — протестующе начал оруженосец, — а как же вы? Мой первейший долг — охранять моего повелителя, и если придется, то я…
— Твой первейший долг — спасти ту, которой предстоит продолжить нашу династию, — осуждающе нахмурился король. — Иначе жертва, принесенная погибшими в этом сражении воинами, станет бессмысленной!
— А как же вы… — повторно начал строптивый Овэлейн, но Арцисс взмахом руки пресек его слабые возражения и подозвал к себе Лаллэдрина.
— Почему она не улетела? — требовательно осведомился король, подразумевая конечно же ее, свою возлюбленную Эврелику. — Почему она не покинула поле битвы, пока еще имелась такая возможность и у нас оставались живые мантикоры?
— Ее бы все равно узнали и обстреляли из луков. — Маг смущенно потеребил свою ухоженную бородку, делающую его похожим скорее на лощеного придворного менестреля, нежели на многоопытного чародея. — Не понимаю, какая магия направляет стрелы проклятых салладэ, но им не смогли противостоять ни мои чары, ни чешуя и крылья наших мантикор. Увы, сир, мне очень жаль…
— Все? — многозначительно спросил Арцисс, чувствуя, как его сердце обливается кровавыми слезами, скорбя о погибших летунах и их отважных наездниках.
«Их истребили полностью», — безмолвно показал волшебник, опуская свои опухшие от недосыпания веки, и добавил уже вслух:
— Ее высочество осталась единственным Повелителем мантикор, выжившим в этой чудовищной бойне. С тех пор как пал ее Кондор, принцесса Эврелика пересела на коня и наотрез отказывается покидать поле боя.
На скулах короля заходили крупные валуны желваков.
— Я оставлю при себе два десятка воинов личной гвардии и задержу проклятых салладэ, чего бы мне это ни стоило! — Он в упор посмотрел в глаза чародея. — Ты и Овэлейн, вы должны спасти Эврелику и всех остальных, тех, кого еще можно. Уходите на север.
— Нет! — вздрогнув всем телом, вскрикнул Лаллэдрин. — Мы не выстоим против снега и холода. Идти туда — значит обречь себя на верную гибель.
— Зато там вас не догонят, — недобро усмехнулся король. — И не найдут.
— Хорошо, мы попытаемся, — едва слышно пообещал маг, покорный воле своего повелителя. — Но сначала я должен посетить Немеркнущий Купол и спрятать Колокол Судьбы. Негоже, если наша главная святыня попадет в руки невежественных салладэ, ведь тогда мир сразу же погибнет.
— Отправляйся! — милостиво разрешил король, мысленно восторгаясь его отчаянной смелостью, ведь чародей намеревался проникнуть на территорию, уже находящуюся под властью людей и оцепленную вечно голодными лайил. — Но постарайся выжить, ибо ты нужен своему народу!
Чародей послушно поклонился, не смея противоречить.
Овэлейн приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но его слова предвосхитил громкий крик ужаса, внезапно прокатившийся по рядам эльфийского войска. Оказалось, что за истекшее время, потраченное на беседу, состоявшуюся между королем, магом и оруженосцем, туча, несущая бурю, подошла совсем близко и неожиданно разверзлась у них над головами, изливая на обреченных свой смертоносный гнев…
Все дальнейшее произошло столь быстро, стремительно и сумбурно, что позднее, пытаясь воссоздать ужасную картину миновавших событий, реальные очевидцы той последней битвы сбивались и путались в показаниях, выдвигая совершенно противоположные версии наблюдаемого ими зрелища.
Клубившаяся в небе туча спустилась к самой земле и внезапно лопнула, подобная переполненному бурдюку, излившему из себя потоки отнюдь не воды, но желтого колючего песка, принесенного из двух близлежащих пустынь. Ураганный ветер не давал эльфам взлететь, сбрасывая их вниз, ломая крылья и конечности. Сквозь ревущий на все лады ветер ошеломленные Полуночные слышали чей-то страшный голос, выкрикивающий что-то неразборчивое, злобное и неотвратимое.
— Иди ко мне! — ответно взревел Арцисс, призывно размахивая мечом. — Иди ко мне, Голос Пустоши, ибо я желаю сразиться с тобой! Сразиться один на один!
Человеческое войско, возглавляемое королем Джоэлом, не испытывало ни малейшего неудобства от песка и ветра, словно его защищала чья-то незримая воля.
Исход битвы оказался предрешен. Почти неспособные оказать сопротивление эльфы гибли десятками, обездвиженные ужасной колдовской бурей. По берегу Алларики шныряли лайил, добивая раненых и собирая их кровь, терзая еще теплые трупы и пожирая дымящиеся внутренности. А радостнее всего они резали крылья еще живых эльфов, мстительно, с мясом выдирая их из спин Перворожденных.