Русские на Мариенплац, стр. 56
– Из Пентагона? – тут же спросил Нартай.
Катя всмотрелась в английский текст и удивленно произнесла:
– Да… А откуда ты знаешь?
– Что написано? – Нартай злорадно покосился в сторону Клауса.
– А я откуда знаю… – совсем расстроилась Катя и по-немецки сказала: – Клаус, пожалуйста, переведи мне хотя бы на немецкий!
– Найн проблем! – улыбнулся ей Клаус и бегло прочитал по-немецки английский текст.
Эдик довольно толково перевел с немецкого на русский:
«Почтенная мисстрис Катерина Гуревич. На Ваш запрос сообщаем Вам, что Вашего племянника лейтенанта Джеффри Р.Келли в настоящее время в США нет. Уже несколько месяцев он находится в служебной командировке в России, в качестве переводчика американской экспертной группы при Комиссии по разоружению ООН.
Возвращение лейтенанта Дж. Р.Келли в Соединенные Штаты планируется на сентябрь месяц этого года.»
– Ну вот! Теперь у нас есть хоть четкая информация! – удовлетворенно произнес Нартай.
– Ничего не понимаю… – Катя ошеломленно оглядела всех сидящих за столом. – Какой «племянник»?!.. Почему «почтенная мисстрис»? И потом, я никогда не писала в Пентагон!..
– Насчет «племянника» и «почтенной мисстрис» Клаус свободно мог ошибиться при переводе, – сказал Эдик и спросил Клауса по-немецки: – Клаус, там так и написано – «Вашего племянника»? Ты не ошибся?
– Найн! Ганц генау! – рассмеялся Клаус.
– Странно… – Катя удивленно вертела в руках письмо из Америки. – Какой-то идиотизм! Что-то вроде «на деревню – бабушке…»
– Не «бабушке», а одинокой родной старенькой тете, которая сейчас временно живет в Германии и очень хотела бы увидеть своего племянника, – спокойно сказал Нартай.
– Так это твоих рук дело?! – ахнул Эдик.
– Не только моих, – со скромным достоинством ответил Нартай. – Я написал письмо по-русски, дал его тому чеху… Помнишь, аккордеониста Тони Мареша? Он перевел письмо на немецкий, и мы вместе попросили этого жонглера из Лондона – Стива Дэвиса переписать наше письмо по-английски. А когда я ему заслал бутылку «Корна», он и адрес точный узнал, и конверт сам надписал… Я только отправил.
Наташа в меру своих сил пыталась переводить Петеру и Клаусу историю появления американского письма в «Китцингер-хофе».
Все смотрели на Нартая. Наступила его звездная минута!
– Но почему я – «тетя»?!! – закричала Катя. – Зачем тебе нужно было врать в этом письме от моего имени?!
Тут Нартай не на шутку разозлился! Он посмотрел на Катю в упор и зло проговорил:
– Елки-палки! Чтоб не сказать хуже… Да, если бы я написал всю правду, разве они ответили бы?! Мало ли у них америкашек, которые делают детей по всему миру, а потом их только и видели?! Представляешь, сколько таких правдивых писем от этих несчастных дурочек идет в Пентагон? А если приходит письмо от пожилой, одинокой тети, которая всего лишь скучает по своему американскому племяннику, – тут просто грех не ответить. Это ты можешь понять своими куриными мозгами?!
Катя обняла Нартая, прижала его к себе и тихо спросила:
– Я надеюсь, ты не написал в этом письме, что к тому же старенькая европейская тетя уже пятый месяц беременна от своего американского племянничка?
И поцеловала Нартая в нос.
ЧАСТЬ ДВАДЦАТАЯ
(очень коротенькая), рассказанная Автором, – о том, как ему совсем не захотелось описывать события, которые потрясли весь мир…
Через два дня, восемнадцатого числа, теплым августовским вечером я улетал в Москву, увозя с собой собственноручно изготовленное Наташей и Петером салями, десяток писем Нартая во все советские инстанции, два письма Эдика, просьбу Кати попытаться узнать местопребывание Джеффа в России и, заранее заготовленный, официальный вызов немецкой киностудии, где меня просили «прибыть в Мюнхен для дальнейшего продолжения работы над фильмом в любое удобное для Вас время, начиная с 15 декабря этого года».
А ночью в Москву вошли танки…
Они шли мимо моего дома, по бывшей Дорогомиловской набережной, и грохот их двигателей и лязг гусениц рождали в моем спящем и усталом мозгу жуткие, вязкие и душные кошмары – Катя с мертвым младенцем на руках… Окровавленные Нартай и Эдик… И сам я отчего-то куда-то бегу, бегу, бегу…
Наутро нам были предложены – Новый Президент и Новая Чрезвычайная жизнь.
…………………………………………………
…………………………………………………
…………………………………………………
…………………………………………………
…………………………………………………
…………………………………………………
………………………………………!!!
«Короли и капуста»… «Короли и капуста»… Помните, как у О'Генри в «Королях и капусте»?
Только у нас это было совсем не смешно и намного страшнее.
ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,
рассказанная Автором, – о том, как ему жилось в новой Москве…
Пять писем Нартая со своими комментариями я разослал по нужным административным адресам, а пять – из рук в руки вручил самым большим в стране (на то время) военным и дипломатическим начальникам.
Теперь они запросто крутились в моем родном Доме кино, куда я десятки лет, чуть ли не ежедневно, заскакивал пообедать или поужинать, потрепаться с приятелями, а потом посмотреть зарубежный фильмик, не предназначенный для широкого показа здоровому советскому зрителю.
Дом кино неожиданно стал желанным местом околополитических тусовок. Президенты, министры, левые депутаты и юные миллионеры снисходительно и инфантильно рассуждали о необходимом сегодня искусстве, а представители этого искусства, почуяв слабое звено в цепи новой нарождающейся власти, также неквалифицированно, но чрезвычайно энергично рвались в политические и деловые сферы.
Журналисты радио «Свобода», которых прошлая власть сорок лет обливала помоями и общение с которыми могло стоить жизни, сегодня числились в безгрешных героях, заложивших свой краеугольный камень в фундамент новой русской демократии.
Такие тусовки напоминали заседания «Общества взаимного восхищения», с изредка прорывающимися склочными выяснениями типа «А ты где был в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое августа?!»
Время от времени выяснялось, что тот или иной сегодняшний руководитель страны в ту ночь был действительно по другую сторону баррикад и даже участвовал в подготовке переворота. Тогда он тихо исчезал с глаз тусующихся верных служителей новой волны, а на его месте возникал другой – с детства ненавидящий старый строй и до кончиков ногтей преданный новому.
Так у меня пропали четыре письма Нартая. Они исчезли вместе с людьми, клятвенно обещавшими мне разобраться в этом столь странном и некрасивом деле.
И только одно письмо, переданное мною одному очень большому военачальнику, который когда-то был консультантом на трех фильмах, снимавшихся по моим сценариям, в какой-то мере вселяло в меня надежду.
Мы с ним пили коньяк в ресторане того же Дома кино, и я рассказал ему всю историю похищения танка вместе с механиком-водителем, а затем все, что этому механику-водителю сказали в Генеральном консульстве Советского Союза в Мюнхене.
– Ну, сволочи! – возмутился мой старый знакомый. – Ну, что за трусливые сволочи?! Давай, давай письмо этого паренька! Пусть у меня будет. Но надо немножко подождать. Сейчас еще не время! Необходимо дождаться абсолютно полной смены всех кабинетов, а уж тогда!.. Тогда мы этим письмецом кое-кому так по шапке дадим, что, глядишь, и голова вместе с шапкой улетит!
Я отдал ему письмо Нартая и попросил выяснить, где сейчас может находиться американская экспертная Комиссия по разоружению, чтобы я мог найти там одного лейтенанта-переводчика.
Мой военный знакомый посмотрел на меня ласково и удивленно, как на пукнувшего ребенка, и с прощающей улыбкой сказал:
– Ну, кто же это тебе скажет?! Ты же понимаешь, что любой открытости – есть предел. Да, «холодная война» закончилась, но секретность еще никто не отменял. Будь здоров, старина! Лучше расскажи мне, над чем ты сейчас работаешь? Что сочиняешь? Чем в ближайшее время нас порадуешь?..