Жажда справедливости. Избранный, стр. 32

Сбединский размахнулся и с бог знает откуда взявшейся ловкостью всадил в горло соблазнителю острый, как бритва, и длинный, как хлебный нож, осколок зеркала. Тот вошел с отвратительным хрустом. Потом Олег Геннадьевич отскочил, надеясь увидеть тяжкие последствия своего действия. Но лишь гримаса боли исказила бледное лицо, а обладатель его, ухвативши обеими руками стекло, улыбаясь торжествующей улыбкой, медленно вытащил окровавленный осколок.

—Ты, видимо, совсем не понимаешь, что здесь происходит.— С этими словами человек со шрамом стал наступать на Сбединского по хрустящим под ногами осколкам.

Объятый ужасом Олег Геннадьевич, отступая, споткнулся об ногу лежащего трупа и упал. А бессмертная личность запустила правую руку в карман пальто. Оттуда рука вернулась с внушительным пистолетом. Дуло было направлено в грудь Сбединскому. Тот не успел что-либо предпринять, как пистолет оглушительно грохнул, выплюнув вместе со смертельным кусочком свинца сноп пламени. Пуля вошла точно в сердце Сбединского, и отбросило на белую дверь кладовки. Ударившись тяжело, мертвое, истекаемое кровью тело Олега Геннадьевича Сбединского сползло на пол. Прогремело еще несколько выстрелов, еще несколько пуль поразило бесчувственное тело преподавателя.

Убийца вложил пистолет в руку успокоенного Сбединским трупа, распахнул дверь и вышел, не потрудившись закрыть ее за собой.

А через каких-то десять минут на маленькой лестничной площадке толпилось множество народу. То были жители шестого подъезда пятиэтажного дома по улице Стара Загора.

Глава XV

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ

Часы в кухне пробили две четверти третьего. «Вот и скоро закончится суббота,— подумал лежавший на диване Виталий,— забавно сознавать, что я, познакомившись с самим Сатаной, вполне способен здраво мыслить. Странные вещи делает с нами сознание. Когда встречаешься с чем-либо сверхъестественным, мозг— вместо того, чтобы затуманиться,— начинает искать логическое объяснение происшедшему. Да уж. Возможно, мне до сего момента и грозил отъезд крыши, коль скоро я потерял самое дорогое, что имел,— веру в собственные силы. Рядом ведь никого не было. Наверное, Риманец

[9]

был прав, когда сетовал на то, что был создан человек— самое злое и порочное существо на Земле. По сути дела, я был никому из знакомых не нужен. Как каждый из нас любит кичиться тем, что он есмь? А посмотришь— сплошное вранье и лицемерие. Порок и нравственный разврат совратили с прекрасного, чистого пути святых. Где та чистота, та любовь, то милосердие, коему в храмах учат священники, порою сами мало верящие в то, что они проповедуют? Мода на веру в Бога— это всего лишь мода. Кинь достаточно громкий клич, провозгласи новый путь,— и многие бросятся за тобой, сломя голову. Ведь самое главное— это не отстать от моды. Ангелы возмущены могуществом человека, который готов сделать всё возможное, но постичь священную тайну бытия, тайну, которая через тысячу лет испугает самых здравомыслящих и наполнит леденящим ужасом души всех смертных. Человек— маленькое злобное насекомое средь бесконечных мириад великолепных сфер. И это насекомое еще смеет надеяться постичь истину, кичась своим знанием?..» Мысль появилась, но телефонный звонок прервал ее. Виталий быстро соскочил с дивана и, подойдя к аппарату, снял трубку.

—Да, слушаю,— успел произнести он и в тот же момент услышал голос, слишком знакомый, чтобы не узнать его:

—Виталька! привет! Как дела?

—Наташа?— Сердечко Серебрякова екнуло, он с тоской вспомнил лицо возлюбленной.— Что-то случилось?— «Что я говорю!»,— подумал он.

—Найдешь минутку для меня?

—Пожалуйста.— Что-то случилось с головой, Виталий медленно соображал, что же ответить.— Только...

—Приезжай ко мне!— Столько веселья было в голосе!— Согласен?

—Я, право же...— начал было Серебряков, а в голове промелькнуло; «Что же ты медлишь! Говори! Соглашайся! Что стало с твоим чересчур активным языком?» Наконец Виталий произнес: —Ладно, приеду. А что нужно?

—Узнаешь. Жду.

Пошли гудки отбоя, Виталий положил трубку и усмехнулся. «Вот неугомонный характер! Какая идея родилась в этой прелестной головке? Какого дьявола я ей нужен? Хочет осчастливить меня какой-нибудь новостью. Я ей что, кладезь советов? Мне бы дали совет, как вести себя. Может она помирилась с Мишкой? Ну, нет— он теперь ее за милю обходить будет. Тогда что же? Нет, нет, здесь логикой ничего не сделаешь. Рядом с этой особой логика теряет цвет и блекнет. Так, вот что— сегодня или никогда! Узнаю только, что она от меня хочет и наконец скажу то, на что давно никак не решался».

—Итак, решено!

«Если сие отдалит ее от меня, буду знать,— на этом фронте не ожидает победа. И избавлю таким образом себя от дальнейших попыток. Если потеряю ее дружбу, то почти ничего не изменится. Я всегда один. Одиночество направляет меня на мой путь. Однако у меня появились друзья. Еще бы— самое ненавистное существо признало во мне сына! Как я могу говорить, что одинок?.. Но, Наташа… Четыре года прошли с тех пор, как я влюбился. Лучший друг, как она мне однажды сказала. Друг... Какая к черту дружба может быть между парнем и девушкой без какого-нибудь чувства, хотя бы отдаленно похожего на любовь, с чьей-либо стороны? А может быть она любит и сегодня сообщит мне это?»

—Дурак!— воскликнул Виталий в пустоте. «Уж кого она и выберет, так это будет куда более способный к действию человек, чем ты! Если она отвергнет мои чувства, это избавит меня от дальнейших попыток. Я навсегда с ней расстанусь. Хватит неопределенностей!»

И с такими вот нерадостными мыслями наш герой стал собираться.

«Может быть спрошу совета у Леонарда? Нет. Эту проблему я должен решить без чьей-либо помощи. Вполне способен на это сам».

И щелкнул замок в двери,— это Виталий покинул квартиру.

В три часа пополудни в зале квартиры № 49 тридцать третьего дома по улице Мориса Тореза находились за столом двое: Леонард и Гебриел. Леонард по обыкновению своему пил вино, ел жареное мясо и размышлял о чем-то своем. Неизменная почти тень грусти лежала на его прекрасном челе. Барон рассматривал блестящее стальное лезвие старинного кинжала, рукоять коего украшали рубины. Свет от множества свечей отражался от зеркальной поверхности и граней камней цвета крови, разбрасывая блики по всей комнате.

Наконец граф откинулся в кресле и решительно произнес:

—Вот что, барон. Сдается мне— мы недооценили возможности Осиела. Как мне кажется, он принялся за нас со всем рвением.

—Самое страшное то, что Осиел перечит законам бытия,— заговорил на это Гебриел.— Он вырывает души из их пристанища и воскрешает мертвых. Хаос начнется, если не остановить его.

Тихий свист оповестил о прибытии Виконта. Тот вышел из зеркала и отсалютовал графу и барону.

—Желаю здравствовать!

—Ну?— сказал Леонард,— говори.

—Плохие новости, сир. Сбединский убит. В его квартире— милиция. Оживленный Свинцовым труп напал на него.

—А Козлов?— воскликнул барон,— что он делал?

—Козлов был у Олега Геннадьевича. Но Осиел всё это предвидел. Его воскресший труп стал вновь тем, кем был, благодаря именно разговору со Сбединским Козлова. Но в дело вмешался сам Осиел. Он застрелил Сбединского и вложил пистолет в руку трупу.

Де ла Вурд подошел к столу и залпом выпил бокал вина. Рядом с Виконтом соткался из воздуха Козлов.

—Ипполит,— обратился ко вновь прибывшему Леонард,— мой сын дома?

Козлов, явно расстроенный, ответил:

—Нет. Направляется в общежитие. Свидание, сир.

У барона отвисла челюсть.

—Он не должен туда идти! Ни в коем случае!— Гебриел сказал это громко, почти раздраженно.