Волшебная дуэль, стр. 11

Тимка успел лишь заметить, как Сил Троевич в отчаянии всплеснул руками. В следующий момент над столом взметнулось белое облачко. Это из раскрывшейся банки высыпался белый порошок. Какой именно, присутствующим долго гадать не пришлось, ибо и крикса, и мышки начали стремительно расти. При этом шестипалое существо почему-то замолкло. Видимо, процесс роста отнял все силы.

– Царица котов! – воскликнул с печки Веспасиан.

– Что за шум, а драки нет? – из щели за печкой высунулся заспанный Морфей.

Но он ошибся: драка уже начиналась. Вернее, бой. Продолжающие неуклонно расти Клеопатры под предводительством криксы спрыгнули со стола на пол и, выстроившись «свиньей», грозно двинулись на Мишек. «Это не Клеопатры, а какие-то Цезари или Александры Македонские, – пронеслось в голове у Тимки. – Они нас всех тут сейчас растопчут». Ему было уже совершенно ясно: самостоятельно унять свои творения он не в силах. Одна надежда на учителя.

– Сил Троевич! – взмолился он. – Помогите! Иначе…

И все возвратилось на свои места. Все и вся, кроме криксы, которая, уменьшившись, вновь огласила дом истошным воем сирены. Тут уж подсуетился Веспасиан. Приняв человеческий облик, он приволок из кухни новую трехлитровую банку и бесцеремонно затолкал внутрь несносную тварь. Настала блаженная тишина.

– Спасибо тебе, ученик. Отличился, – устало выдохнул Сил Троевич.

– Виртуо-оз, – подхватила Кассандра.

– И вообще, на фигa было меня столько делать? – накинулся Мишка с упреками на Тимку. – Я тебе что, мышь какая-нибудь?

Презрительное отношение к мышам возмутило Клеопатру, и она пискнула.

– Веспасиан, убери ее, – потребовал чародей.

Кота уговаривать не пришлось: бережно усадив мышь в клетку, он унес ее, приговаривая:

– Вар-рвары. Хорошо хоть жива осталась моя Клеопатрочка.

– Ну, Тимофей, – проводив Веспасиана задумчивым взглядом, начал Сил Троевич. – Не порадовал ты сегодня меня.

– Да как-то так вышло, – смущенно пробормотал ученик. – Наверное, растренировался.

– Между прочим, Кассандра ровно столько же, сколько ты с Силом Троевичем не занималась, но она меня на десять штук не делила, – обиженно и одновременно мстительно проговорил Мишка. – Надобно тебе сказать, ощущение очень неприятное.

– Зато новое, – огрызнулся Тимка. – И вообще, переживешь – не развалишься.

– Мальчики, не ссорьтесь! – вмешалась Кассандра. – Ошибки у всех бывают. А у Тимки даже получилось как-то забавно.

– Кому забавно, а кому и не очень, – обиделся теперь на Кассандру Мишка. – С тобой бы такое сделали.

– Мне было бы только любопытно, – невозмутимо отреагировала она. – А кстати, Мишенька, расскажи, что ты чувствовал? – поинтересовалась она.

Чугаев задумался. В стремительно пережитых им ощущениях разобраться оказалось не так-то просто.

– Да, да, Михаил, расскажи нам, пожалуйста, – поддержал Кассандру Сил Троевич. – Мне тоже было бы любопытно послушать.

– Разве вас никогда в жизни не разделяли? – удивился Тимка.

– Разделяли, – признался учитель. – Только очень-очень давно. Да и потом ощущения у всех при этом совершенно разные. Итак, – повернулся он к Мишке, – мы тебя внимательно слушаем.

– Ну-у, – протянул тот и поскреб затылок. – Заколдовисто я себя чувствовал.

– Да, Чугаев, ты сегодня на редкость информативен, – издевательски хохотнул Тимка.

– Я бы даже сказала, креативен, – не удержалась от колкости Кассандра.

– Не мешайте ему, – вступился Сил Троевич. – Передать свои ощущения при этом совсем не просто. Но ты, Михаил, все-таки постарайся.

Чугаев, крепко сжав ладонями голову, медленно проговорил:

– Мохеровое ощущение. Сначала меня раздуло как воздушный шарик, а потом я сделался таким рыхлым, и из меня пушистость полезла. Ну, представляете клубок мохера? Из него торчат во все стороны ворсинки. И вот по этим самым ворсинкам я выходил и отделялся.

– А твое «я» в каком из тебя находилось? – спросила Кассандра.

Чугаев опять задумался.

– Да, понимаешь, кажется, во всех сразу, – словно бы сам не веря себе, ответил он. – У меня от такого чуть крыша не съехала.

– А когда ты на кого-то из других «себя» смотрел, ты его видел? – решил выяснить Тимка.

– Да в том и соль, – Мишка исподлобья взглянул на друга. – Потому я чуть крыши и не лишился. Ведь все мои «я» друг на друга смотрели. И на первого, и на второго, и на третьего, и на четвертого… и на десятого. В общем, словами не передать.

– Прекрасно, прекрасно, Михаил, – сказал Сил Троевич и, переведя взгляд на Тимку, продолжил: – Конечно, ты был крайне неточен, однако должен признать, что эксперимент с умножением сущностей тебе удался.

– Только по поводу меня мы не договаривались, – опять обиделся Мишка. – Я, между прочим, вам не Клеопатра или какой-нибудь там подопытный кролик.

– Ну, извини, не рассчитал, – примиряюще улыбнулся Тимка.

– Ладно уж, – сменил гнев на милость Мишка.

– А в наказание мы все-таки заставим Тимофея умножить и разделить несколько неживых сущностей, – вынес вердикт Сил Троевич. – Но, кстати, ты своим неудачным экспериментом открыл еще одну вещь, – добавил он. – Оказывается, крикса в увеличенном состоянии перестает орать. Весьма полезное сведение. Ну а теперь, будь любезен, раздели эту картофелину на три сущности.

Глава IX

Куда не ступала нога человека

Солнце стояло в зените, когда компания Темных наконец углубилась в густой дремучий лес. Сперва им еще изредка попадались гуляющие среди деревьев люди. Потом тропинки исчезли, чаща делалась все гуще, и света становилось все меньше и меньше.

– Ох, сестрица твоя и забралась, – посетовал Ничмоглот, который по причине коротеньких ножек давно уже выбился из сил и продолжал путь верхом на Козлавре.

Поэт-сатирик уступил не без боя, заявив, что он не какой-нибудь там пони, чтобы возить на себе леших. Сдался он лишь после того, как Татаноча пригрозила бросить его в лесу. Козлавр испугался, ибо относил себя к жителям гор и равнин, а в лесных массивах чувствовал себя неуютно и, по его собственному выражению, дискомфортно.

– Сестрица моя живет ровно там, где надо, – отрезала Ядвига Янусовна, и все молча продолжили путь.

Многие думают, в подмосковных лесах давно уже не осталось мест, где не ступала нога человека, но они ошибаются. Места такие есть, только обычные тропы на них не выводят, а наоборот – уводят. Ибо места эти прячутся от непосвященных так же, как грибы от тех, кто их не умеет искать. И путники, забредшие, как им кажется, в самые непроходимые лесные дебри, на самом деле отдаляются от сокровенных уголков, где деревья, сомкнувшись кронами высоко-высоко, вовсе перестают пропускать свет небесный. Птицы тут не летают – не поют, и зверье лесное не бегает, и тишина стоит мертвая, и залито тут все тусклым зеленоватым светом, идущим не сверху, a откуда-то из-под земли. Но то, что скрыто от человека, доступно темным силам, и непроходимая чаща покорно расступалась перед Татаночей и ее спутниками, пропуская их все дальше и дальше вглубь и тут же смыкаясь за их спинами.

– Ну, долго еще? – снова заныл Ничмоглот. – А то у меня от этой верховой езды вся спина ноет.

– Вы хам, милостивый государь, – обратился к нему Козлавр. – У вас, видите ли, ноет, а у меня, думаете, от вас не ноет? Я, осмелюсь вам напомнить, поэт, а не средство передвижения.

– Цыц! – прикрикнула на них Татаноча.

А Ядвига Янусовна попыталась успокоить ворчунов:

– Скоро, скоро прибудем, совсем чуток осталось. – И, с шумом потянув носом воздух, она добавила: – Чую: Ягулечка, сестричка моя младшенькая, уже близко.

Ничмоглот, оживившись, пришпорил Козлавра. Оскорбленный поэт-сатирик встал на дыбы и проблеял:

– Никому не позволю!

Ничмоглот смешался:

– Ты, милок, извини. Просто душа уж горит на место прибыть.

– Сдерживаться надо, – проблеял Козлавр. – Иначе сброшу, и дальше пешком потопаешь.

Деревья поредели. Вся компания выбралась на болотистую поляну. Странно, но и здесь неба видно не было. Растущие вокруг поляны деревья так же плотно смыкали кроны, перекрывая доступ солнечному свету. В болоте чавкало, булькало и стонало.